О кроликах, людях и деревенских преимуществах (джен)

— А вот это называется… как ты думаешь, как?

Старый монстр с кряхтением протянул руку, взял со стола замысловатую механическую хрень и задумчиво повертел в разные стороны.

— Капкан? — заметил он и с надеждой уточнил: — Кролики хорошо ловятся? Не застревают?

— Пф, да дались тебе эти кролики! — Мистер Кринжел, деловой и по-городскому важный монстр, снисходительно фыркнул. — Ты ж их всё равно не ешь. Эта штука ловит кое-что получше кроликов. Например, — он наклонился вперёд и придал своему низкому бархатному голосу тихих загадочных ноток, — людей.

— А на кой ляд мне они сдались? — сварливо заметил его собеседник. — Людей я тем более не ем.

— В смысле — зачем? Люди — те ещё вредители! — убеждённо воскликнул Кринжел. — Они воруют еду! Ломают вещи! Грязь же, опять, из-за них, они ведь свои ноги не моют, да и сами не купаются. Шныряют, как тараканы, под полами и в стенах.

— Так им холодно, наверное, — пожал плечами старик. — Зима на пороге, а ты что хотел? Это же детёныши, они любят тепло.

— А кто не любит… — вздохнув, согласился Кринжел. — В городе холодрыга, одна радость — на работе у печки премиальное место получить.

— Вот и нет ничего хорошего в этих ваших городах, — проворчал старик с таким тоном, будто хотел добавить «А я говорил!..». — А мы зато в тепле и уюте, — добавил он, теперь в его голосе звучала снисходительность.

Кринжел вздохнул, но язвить не стал. Всё равно деревня — это не его. Ему был по душе любимый Бледный город — место, где дожди, сливаясь со снегом, превращали улицы в настоящую гонку на выживание, а возле печек собиралась весёлая, шумная и подчас агрессивная толпа, не давая тухнуть в одиночестве. Да, в городе были свои проблемы — как всегда, дома и дороги, — но там было многомонстрийно и словно по-праздничному легко. Хотя, конечно, каждому своё. Вот дед Кринжела — все звали его Охотник, даже сам Кринжел, так повелось ещё с детства — терпеть не мог города. «Настолбились там, как кролики в тесной норе, пердите друг на друга», — недовольно бурчал он и категорически отказывался переезжать поближе к внукам.

— Зато здесь тихо и уныло, как всегда, впрочем, — пробормотал Кринжел.

Охотник гулко хохотнул.

— Ну не скажи, не скажи, — протянул он. — Кроликов здесь… Наверное, в этих ваших городах столько тараканов не наберётся, сколько тут этих ушастых блохоловов! Каждый день по паре штук убиваю. Ворчунья их обожает.

— Ворчунья? — Кринжел нарыл в памяти папку с подписью «Семейные узы» и тщательно в ней порылся. Нет. Ни одного родственника с этим именем не было обнаружено. — Это ещё кто?

— Да, моя личная человечка. Точнее, девочка, махонькая ещё. Я ж её Ворчуньей назвал, потому что она постоянно недовольна и, чуть что, начинает бубунькать себе что-то под нос. Забавно наблюдать…

— Постой, постой! — Кринжел перебил его, широко раскрыв глаза. — Ты что, приручил человека?! Они очень опасны!

— Да ладно тебе, это просто ребёнок! — отмахнулся Охотник. — Маленький, слабый и беззащитный.

— Из-за таких «слабых» и «беззащитных» людишек чуть школу на карантин закрывать не пришлось! Только снег выпал — полезли, гады, во все щели. Парочку демонят так огрели, что тех по осколкам восстанавливать пришлось. Хорошо ещё, их родителям было пофиг.

— Надо просто приучать школьников к тому, что не всё, что меньше их, стоит грызть и душить, — сурово отчеканил Охотник, отставляя таз с ватой — всё это время он сидел в кресле у весело трещащего камина и разминал наполнитель для кукол в однотонную массу. — Люди не любят, когда их хватают. Они бы ещё крысу схватили, та быстренько бы пальцы откусила!

— И всё же… — начал было Кринжел, но резко замер.

В глубине дома послышался треск двери, а ещё через мгновения — тихий топоток, будто кто-то лёгонький сновал по комнате. На пороге появился человеческий ребёнок. Маленькая девочка с копной непослушных тёмных волос, каскадом спадающих на глаза, замерла тоже, настороженно прожигая Кринжела взглядом. Монстр облизал пересохшие губы.

— О, Ворчунья! — Охотник, не обращая внимания на напряжённого внука, сосредоточился на девочке. — Уже проснулась? Кролика будешь?

Ворчунья оживилась. Видимо, она прекрасно знала, что означало слово «кролик». Поправив жёлтый дождевик, доходивший ей до колен, человечка вновь куда-то убежала, судя по звукам — в сторону кухни. Охотник поднялся и размял телеса — послышался хруст застоявшихся конечностей.

— Пойдём пожуём, что ли, — проворчал он. — Да, и пора глянуть, куда это Скромник и Тепляш делись. Как бы не попали в беду.

— Боюсь спросить, кто эти твои Скромники и Тепляши, — вздохнул Кринжел, когда монстры медленно шли к кухне, подгоняемые громкими «Эй» в исполнении Ворчуньи. — Тоже люди, да? Дед, их травить надо, а не кормить.

— Я те потравлю! — рассердился Охотник. — Совсем в этих ваших городах озверели! Да я ужо ж лучше с людьми посижу, чем когда-либо переселюсь в этот вас гадючник. Всяко полезней будет! Чтоб ты знал, люди — это очень полезно. Особенно, когда они свои. В доме помогают убираться — всё, что под столами и комодами нашли, на место тащат. Перья и шерсть в мастерской собирают, всегда чисто. Других людей гоняют, они чужаков не любят. Вначале Ворчунья — так вообще Тепляша не принимала. Я ж его чуть позже завёл, купил в Утробе, когда на пристань за требухой ходил. Так Ворчунья сначала била его, отгоняла от еды и камина. Ревнивая! А потом сдружились как-то, так сейчас всё в порядке, вместе в одной корзине спят. Очень умные они, люди. Совсем как монстры.

Кринжел промолчал. Они с дедом были абсолютно противоположны во мнениях, но это был всё же дом деда, поэтому приходилось считаться с подобной точкой зрения. На кухне монстр с подозрением огляделся, но увидел только Ворчунью, которая сидела на столе возле перечницы и нетерпеливо сопела.

— Скромник! Тепляш! Кролик! — зычно крикнул Охотник и направился к холодильнику, чтобы достать и разогреть обед.

Лёгкий топоток вновь раздался из глубин дома. На пороге кухни появилось ещё двое человеческих детей. Оба мальчики: один, светлый, с нелепо растрёпанной длинной шевелюрой, и другой, темноволосый и скуластый. Оба, словно по команде, замерли, настороженно глядя на Кринжела невероятно умными глазами, но быстро пришли в себя и забрались к своей подруге Ворчунье.

«Да уж, вот оно, различие между городом и деревней…» — Кринжел рассеяно ел, наблюдая за необычными питомцами деда. Мальчишки ели мясо нехотя, словно не были голодны, зато Ворчунья давала им всем фору, буквально впихивая в себя чуточку подкопчённое тельце кролика. Дед предпочёл жевать грибы, которые Кринжел вообще не понимал — ни рыба ни мясо, ни трава, ни пойми что. Но на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.

Единственное, что радовало за этим столом — бокал отличного выдержанного вина. Терпкий вкус перебродившего винограда сочетался с уморительными нотками волчьих ягод и дополнялся лёгкой, пьянящей каплей крови. Да уж, дед умел готовить по-настоящему вкусное вино. Недаром его всегда привечали в Утробе.

Люди, по понятным причинам, вина не вкушали. Зато они с радостью лакомились киселём из морошки и переспелых яблок. Его мальчишки, к слову, впитывали в себя более охотно. Ворчунья с вожделением посматривала в сторону хозяйского бокала.

После обеда потяжелевшие и захмелевшие монстры вновь расположились у камина. Охотник вытянул ноги и положил их на бревно, расслабленно заложив руки за голову. Кринжел настолько расслабляться не умел, поэтому просто растёкся по креслу.

Люди в этот раз последовали за ним. И если Ворчунья моментально устроилась возле тазика и погрузила руки в мягкую вату, то мальчишки забрались дальше. Тепляш устроился на медвежьей шкуре возле самого камина. Вытянувшись, он раскинул руки в стороны и прикрыл глаза, наслаждаясь теплом — почти как те странные зверьки, кошки, так любимые «дневными бабочками» с Уолл-стрит. Скромник забрался на колени Охотника и оттуда лениво наблюдал за Ворчуньей, свернувшись в небольшой калачик. Видно, происходило это не раз и не два — Охотник легко и непринуждённо, думая о чём-то своём, поглаживал худую детскую спину и непослушные чёрные вихры, а человеческий ребёнок даже не думал убегать. Зажмурившись, он принимал ласку, и Кринжел подумал, что будь он кошкой — непременно мурлыкал бы на всю комнату.

— Он раньше прикосновений вообще не выносил, — заметил Охотник, с явным удовольствием лаская питомца. — Как видел меня — всё время прятался. Я и понял то, что второй человек завёлся, когда еда пропадать стала, а Ворчунья в укромные углы заглядывать. Ох, ну и долго же я его приручал! Зато теперь самый ласковый. Раньше он пакет на голове носил. Скромный, видимо. Или в их племени некрасивый какой, он это, увы, не расскажет. Потом, правда, этот пакет намок и полностью испортился. Пришлось выкинуть.

Кринжел задумчиво пожевал губу. Даже так…

— Пожалуй, ты и прав в чём-то, — нехотя признал он. — Без этих людишек у тебя тут вообще тухло было бы. Ох, — он зевнул — умиротворение деревенской жизни вгоняло его в дрёму.

Он не видел лица деда — тот предпочитал практически везде носить свою нелепую маску — но мог поклясться, что в голосе Охотника звучали весёлые искры.

— Пора тебе на боковую, — беззлобно подтрунил над ним дед. — А то совсем заснёшь. В кресле это не очень полезно для спины, поверь мне.

Утро встретило Кринжела свистом птиц за окном и хрустящим потрескиванием измороси на окне. Монстр сел на кровати — как давно он на ней не спал! Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как он закончил местную школу и отправился в своё первое дальнее путешествие — Бледный город звал его и манил, обещая большие возможности.

Рассматривая картины на стенах, Кринжел спустился вниз, в гостиную. Камин всё так же весело потрескивал, разгоняя холод. Возле кресла, в котором он вчера сидел, расположилась большая плетёная корзина, устланная мягким ватным ковриком. В ней, тесно прижавшись друг к другу, безмятежно сопели Скромник и Тепляш. Кринжел навис над ними, удивляясь их беспечности. Городские люди были совсем не такими. Злые и настороженные, они не подпускали к себе никого, подчас даже своих родичей, и довольно агрессивно нападали на всё, что, по их мнению, представляло опасность. Возможно, дед был прав насчёт городского гадюшника…

Скромник пошевелился во сне. Протяжно зевнул — блеснули желтоватые зубки — и перевернулся на другой бок, продолжая видеть свои таинственные сны. Отшатнувшись, Кринжел мотнул головой и отправился на поиски деда.

Ноги вынесли его во двор. Ах, когда-то он играл здесь, будучи совсем юным!

На ферме каждую пятницу

На ферме кроличий пирог!..

И так каждую пятницу

Я встаю пораньше и пою эту песенку.

Ох, он знал эту песню! Старый Охотник всегда пел её по пятницам (а также по четвергам, понедельникам и вообще в любой день недели). Кринжел будто вдруг увидел себя — тощего, лохматого, вечно восторженного сопляка, готового носиться по лужам или лазать в снегу. Даже страшно представить, каким он когда-то был обалдуем…

Беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!

Беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!

«Бах! Бах! Бах! Бах!»

Стреляет фермер из ружья.

Беги, кролик — беги, кролик — беги!

Песня доносилась из сарая. Осторожно приоткрыв скрипучую дверь, Кринжел бесшумно пробрался внутрь. Охотник обнаружился у своего верстака. Напевая задорную песенку, он потрошил свою очередную жертву — кролика, вот уж ироничный выбор музыки и добычи!

«Этот кролик уже никуда не убежит», — подумал Кринжел, и эта мысль отчего-то развеселила его.

Беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!

Не доставь фермеру радости, радости, радости!

Он останется тогда

Без своего пирога.

И поэтому беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!

Кринжел пригляделся и увидел Ворчунью — маленькая человечка сидела на коробке с ватой и кивала в такт песне, её глаза загадочно сияли под капюшоном дождевика. Кажется, её не пугали ни летевшая во все стороны шерсть, ни кровь, каплями пятнавшая верстак, ни сама истерзанная тушка зверька, голова которой безжизненно моталась в такт сильным рукам Охотника. Напротив — Ворчунья была вся вовлечена в дело. Она завороженно наблюдала за разделкой, явно предвкушая очередное подкопчённое блюдо.

Она увидела Кринжела первая и тут же громко айкнула, предупреждая хозяина. Ничего страшного — Кринжел и сам уже хотел привлечь к себе внимание. Тем более, что песенка закончилась — дед никогда не пел дальше, предпочитая просто мурлыкать под нос приставучую мелодию.

— Ну, и как спалось? Лучше, чем в городе? — хитро прищурился Охотник, ловким движением вскрывая кроличье пузо. Ворчунья сглотнула голодную слюну. Походу, она всегда хотела есть.

Кринжел неопределённо пожал плечами.

— Воспоминаний много, — пробормотал он отвлечённо.

— Хах, иногда нам остаются лишь отголоски прошлого, — согласился Охотник. — Ну, ничего страшного. Поди, в городе такого и не почувствуешь.

«Не категоричничай, дед!» — Кринжел практически огрызнулся уже, раздражённый угрюмостью родственника, но так ничего и не сказал.

Через прорехи в стенах подсвечивали тусклые зимние лучи солнца, птицы всё более раскрепощённо напевали утренние гимны, и монстр начинал понимать — да. Этого определённо нельзя было почувствовать в городе, где не было птиц и солнце тоже было довольно редким гостем.

— Ты прав, — вздохнул он, — не почувствуешь.

Охотник благодушно похлопал его по плечу (испачкав кроличьей кровью куртку, ну да ладно).

— Держи нос по ветру, салага, — ухмыльнулся он. — Сейчас я закончу — и пойдём завтракать.