Разбуженные (джен)

Когда телевизор пошёл рябью, а после вспыхнул, показав посреди помех высокую приближающуюся фигуру, Шестая почувствовала, как надрывно забилось её сердце. Она ойкнула, толкнула Моно, который замер соляным столбиком, и потянула его за собой, стремясь убраться как можно дальше от смертельной опасности. Моно последовал за ним, его большие глаза сквозь прорези пакета выглядели больными и растерянными, словно он находился в каком-то магическом трансе.

Сзади раздалась вибрация радио-волн. Тощий выбрался из телевизора и сейчас уверенно приближался, чувствуя ребят через стены так, будто видел собственными глазами. Шестая, шипя, затолкала Моно под кровать и пулей метнулась туда же. Вжавшись в стену, дети замерли, напряжённо наблюдая за дверным проёмом. Вскоре тот тот осветился потусторонним светом, и в комнату зашли ноги в старинных мужских ботинках. Тощий застыл в проёме. Дети не видели его лица, но догадывались, что он осматривался, пытаясь понять, куда они делись. Впрочем, на осознание не ушло много времени. Да и как могло уйти, если в комнате, по сути, были только маленький продавленный столик и кровать?

Шестая с ужасом сжалась, когда Тощий совершенно спокойно приподнял кровать, будто она ничего не весила. Девочка никогда раньше не показывала своего страха, потому что это мешало её выживанию. Но сейчас она была в панике и не скрывала этого. Тощий был совершенно особенным монстром и обладал такими силами, которые не были подвластны другим монстрам. Шестая боялась его, потому что знала, что с ним невозможно справиться ни камнем, ни палкой, ни даже ружьём.

А вот Моно почему-то вообще перестал дрожать. Он вдруг приподнял голову и посмотрел в лицо склонившемуся над ними монстру. Шестая видела, как тёмные мальчишечьи глаза широко распахнулись.

— Дядя? — тихо сипнул он.

Тощий издал хрипящий звук, да такой, что волосы на голове Шестой поднялись дыбом. Она обречённо зарычала на него, готовясь задорого отдать свою жизнь. Но — невероятно, но факт! — монстр не спешил нападать. Его рожа поплыла, задёргалась, будто плохо настроенное изображение в телевизоре. А потом...

... Потом он...

... Улыбнулся.

Шестая прижалась к полу и приоткрыла рот. Видеть на лице взрослого такую... детскую эмоцию было непривычно и ещё более жутко. Моно же будто воспрял духом. Он выпрямился, засверкал глазами и уже более уверенно произнёс:

— Дядя!

— Ум-м... — Тощий заулыбался ещё сильнее.

Шестая всхлипнула, её нервы были на пределе. Моно услышал этот звук и обернулся к ней.

— Всё хорошо, — зашептал он, накрыв её руку своей. Он тоже дрожал, но эта дрожь постепенно перерастала в радостную, и Шестая не понимала, почему. Может, он сошёл с ума от страха.

— Х-хорошо?! — прохрипела он. — Ты... болен?

— Ум-м... — Тощий сделал неуверенное движение, будто хотел погладить их по головам, но потом передумал. Шестая задрожала ещё сильнее и забилась под Моно.

— Всё хорошо, — рассеяно повторил мальчик. — Это... это мой дядя.

Шестая издала непонимающий звук.

— Я... я не знаю... как мог забыть... — Голос Моно превратился в едва слышный шёпот. Он неуютно обхватил себя руками и всхлипнул. — Мама... Папа... Дядя... Как я мог их забыть...

Шестая тяжело дышала. Происходило что-то, что она не понимала, что одновременно пугало её и злило.

— Прекрати! — срывающимся голосом прохрипела она, с ненавистью глядя на Тощего. — Убери своё колдовство!

Тощий развёл руками — такой знакомый жест. А Шестая вновь ойкнула, почувствовав, как разные мыслеобразы полились в её голову, заставляя усомниться в реальности.

Маленький мальчик возле ели. Та почему-то наряжена разными игрушками, едой и каким-то светящимися штуками, похожими на светляков, что, конечно же, не было светляками — ведь за окнами шёл снег, а эти насекомые не переносили холод. Маленький мальчик в кругу семьи радовался и веселился, прижимая к себе пухлого плюшевого медведя. Шестая вспомнила медведя из больницы, который Моно сразу же приглянулся, несмотря на обшарпанность, и подумала — а вдруг этот мальчик и есть Моно?

Красивая леди, чьё лицо скрыто маской. Мальчик смотрит на неё зачаровано, как на что-то, что выглядит всех прекрасней. А Шестой тётка не нравится — она будто сгусток тёмной энергии, и даже через мысли Тощего Шестая чувствует волны тёмной магии, идущие от неё.

Леди кричит, в комнате становится темно и холодно, судя по пару, вырвавшемуся изо рта отпрянувшего мальчика — и образ кончается, чтобы начался другой.

Маленький мальчик посреди пустынной улицы. Мёртвые дома молча глядят в небеса потухшими окнами. Идёт снег, но не такой, как в первом мыслеобразе. Не мягкий и нарядный — колючими холодными осколками он впивается в тело малыша, заставляя его дрожать. Тощий появляется рядом, его лицо скрыто в темноте, но Шестая чувствует исходящий от него ток, и тот, на удивление, не злой и не болючий. Тощий тянется к ребёнку, будто хочет коснуться его, но мальчик с ужасом отскакивает и уносится прочь — лишь сверкают в круговерти метели обмороженные пятки. Тощий волнуется, Шестая чувствует это по ряби, которая проходит по мыслеобразу, и направляется в погоню, но уже слишком поздно — дети очень юркие и незаметные, когда ходят скрыться.

Шестая выскакивает из мыслеобраза и ошарашенно трясёт головой. В комнате становится очень холодно, и девочка только сейчас замечает, что сквозь прорехи в прохудившейся крыши им на голову сыплется усилившийся за стенами снег.

Тощий держит Моно на руках. На мгновение Шестую вновь затапливает леденящий ужас. Ей вновь хочется убежать и спрятаться, но после образов, что Тощий показал ей, в её душе полно смятения. Она понимает, что Тощий мог соврать ей, чтобы заставить усомниться. Но мыслеобразы казались такими искренними... И кто же та дама в маске, что кричала? Шестая ничего не понимала.

Моно приоткрыл слезящиеся глаза, а Шестая — рот, так как только сейчас заметила, что Моно больше не был с пакетом на голове. Пакет валялся в углу комнаты, смятый ботинком Тощего, и без него Моно выглядел... Шестая сглотнула, и образы, показанные ей, стали более убедительными, ведь мальчик в них и правда был Моно, только немного младше.

— Ум-м... — Тощий протянул руку, вопросительно глядя на неё.

Шестая напряглась, борясь с двумя противоположными чувствами, одно из которых требовало убежать, а другое — остаться и посмотреть, что будет. Победило, как ни странно, второе. Тощий осторожно подхватил её и усадил в кольцо рук, рядом с Моно. Ток, окружавший его, стал почти не слышим и лишь отдавался в теле чем-то вроде дрожи.

Шестая прикрыла глаза, не зная, считать ли себя наивной дурой или немного повременить. А когда открыла глаза, то, не удержавшись, вскрикнула.

Они находились всё в той же комнате, но что-то неуловимо изменилось. Комната по-прежнему была заброшенной, но не выглядела такой серой, как раньше. В прорехах прохудившейся крыши можно было увидеть небо. Оно было невзрачное, пасмурное, но не такое безвыходное, как всего пару мгновений назад. Снег тихонько падал на пол и головы людей, но сразу же таял, встретившись с теплом.

Шестая перевела нерешительный взгляд на Тощего и застыла, ибо тот тоже неуловимо переменился. Его лицо не выглядело застывшей маской — порозовевшее от мороза, оно словно помолодело, а в блестящих синих глазах появилась человеческая живость, так несвойственная монстру, которого Шестая видела до этого.

— Эй... — негромко громыхнул он, и девочка съёжилась. — Ага, ты слышишь. А ты? — он чуть дёрнул рукой, вырывая Моно из оцепенения.

Моно моргнул остекленевшими глазами, посмотрел на Тощего более осмысленно — и, всхлипнув, бросился ему на шею.

— Дя-дядя!.. — прохрипел он и расплакался.

Шестая растерянно заморгала, но тут же взвилась и чуть не выпала из руки Тощего, когда от дверного проёма донеслись звуки шагов.

— Радий, ты... — Мужчина, похожий на Тощего, но чуть более низкий, замер, поймав взгляд Шестой. Отступив на шаг, он достал из кармана какую-то прямоугольную вещь, похожую на кирпич, и негромко забухтел в неё. Шестая напрягла слух и расслышала, как тот прохрипел: — А-2, вызывайте скорую. У нас тут двое проснувшихся.

Что? Кто проснулся? Шестая непонимающе нахмурилась, как ожил Тощий. Он осторожно подошёл к стоящему в проёме мужчине и тихо произнёс:

— Подержи девочку, Том, мне нужно успокоить племянника.

Что?! Племянника? Моно — племянник Тощего?

Шестая дёрнулась, когда вышеназванный Том аккуратно подхватил её на руки, но тот тихо зацокал и забормотал:

— Всё хорошо, малышка, теперь вы в безопасности.

— Что... Что происходит?! — хрипло каркнула Шестая, ощущая себя слегка пришибленной.

Том помолчал. Потом тихо продолжил:

— Это сложно объяснить, но ты уже разумная леди, как я вижу. Вы, как и все другие дети, очень долго были во власти кошмара. Мы ничего не могли поделать. Но сейчас вы вернулись. И мы поможем вам, в чём только сможем.

Шестая ничего не поняла, но времени объяснять не осталось. Мужчины прижали детей к себе и направились к выходу из заброшенного дома. Шестая только сейчас поняла, что дрожит от холода. Раньше её это не особо волновало, так как она была слишком напугана, чтобы замечать подобные вещи. Почувствовав её дрожь, мужчина грустно вздохнул и сильнее прижал её к себе.

— Сейчас, скоро вы будете в тепле, — пообещал он.

Шестая широко открыла глаза, когда они вышли на улицу. Та была совсем не такой, как в последних воспоминаниях: широкая, она была окружена старыми заброшенными домами, но те не нависали над людьми, словно вот-вот завалятся на бок, а спокойно возвышались по бокам улочки, моргая спящими чёрными провалами окон. На дороге стояла яркая жёлтая машина — Шестая слегка успокоилась, увидев знакомый цвет. Жёлтый цвет нравился ей, потому что по её опыту никогда не нёс опасности. А значит, эта машина тоже безопасна.

Внутри было тепло и пахло чем-то приятным. Мужчины сели на скамейки по бокам автомобиля, и тот мягко сорвался с места, увозя их куда-то вверх по улице. В окно спереди Шестая увидела проносящиеся мимо дома, и те постепенно менялись, словно в сказке — разрушений становилось меньше, дома получали новые краски, и всё чаще по их пути встречались высотки из жёлтого кирпича, что приводили Шестую в восторг. Впервые на её памяти девочке захотелось смеяться и радоваться. Это было так неожиданно, что она даже решила, что сошла с ума и резко сжала губы.

— Почему дома другие? — требовательно обратилась она к Тому.

Тот удивлённо посмотрел на неё. Перевёл взгляд на окно и понимающе приоткрыл рот.

— Мы нашли вас в заброшенной части города, — пояснил он мягко. — Те дома... они были старенькими, и их решили разобрать, чтобы построить из них новые хорошие дома. А сейчас мы едем в новую часть города, и здесь молодые дома, дома-дети. Потому они такие яркие.

— Почему мы их раньше не видели? — непонимающе уточнила Шестая. Моно молчал, и девочка кинула на него обеспокоенный взгляд. И удивлённо заметила, что тот просто-напросто заснул на руках Тощего. Или как там его? Кажется, Том называл его Радием.

— Вы никогда там не были, — заметил Том. — Дети вроде вас боялись этой части города, потому что там много взрослых. Так велела та ведьма, что заколдовала вас.

Шестая издала невнятный звук непонимания. Том вздохнул и осторожно, словно боясь её реакции, дотронулся до её волос.

— Однажды в город пришла очень красивая женщина. Её лицо было скрыто маской. Она явилась в дни, когда всё было плохо — плохие дяди и тёти играли в опасные игрушки и сломали много домов и много людей...

— Том, — предостерегающе окликнул его Тощий... нет, Радий. Раз уж это его имя, то Шестая решила называть его именно так.

Том вздохнул.

— Тогда мы были в тяжёлом положении и уже хотели принять её помощь. Но она запросила слишком большую цену за свои умения, и мэр, глава нашего города, отказал ей. Женщине это не понравилось. Она сказала, что мы пожалеем об этом. И в канун Рождества она вновь явилась, чтобы забрать самое дорогое, что у нас есть... — Том склонил голову, и Шестая с удивлением увидела, что он... плакал...

— Эй! — воскликнула она. — Что сделала эта ведьма?

— Она забрала вас, детей, — вместо Тома ответил Радий. — В одну ночь вы все вдруг забыли нас. Вы стали видеть в нас монстров, а весь мир вокруг — серым и ужасным. Вы стали прятаться и убегать при виде взрослых. А если кто-то ловил вас, вы не выдерживали и... В общем, мэр велел не ловить детей, если им не нужна была помощь врачей. Если кто-то из вас болел, его аккуратно усыпляли и отвозили в безопасное место. Дети сбегали и оттуда, но теперь мы знали, где искать вас и на что обращать внимание. — Радий указал пальцем на её руку. Шестая перевела на неё взгляд и только сейчас заметила, казалось бы, самую очевидную вещь — тонкий браслет, опоясывающий предплечье. Странно. Раньше она никогда не замечала его, даже не чувствовала посторонней вещи на своей коже. Как так возможно? — Не знаю, почему, но вы не обращали на эти браслеты внимание. С их помощью мы всегда знали, где вы, и могли отслеживать ваши перемещения. Кроме того, эти браслеты помогали понять, когда вы... проснётесь. Все дети рано или поздно просыпались.

Шестая дотронулась до браслета. Тот был жёлтым. На предплечье Моно красовался рыжий. Видимо, цвета тоже имели значение.

— Цвет браслета означает год, когда ты попала в мир кошмаров, — тихо пояснил Радий. — Если верить ему, то тебе десять лет. Когда мы выясним, кто ты и как тебя зовут, твои родители будут найдены и извещены. Совсем скоро ты будешь дома, — он несмело улыбнулся, глядя на неё с такой добротой, что Шестая смешалась.

Родители. Дом. Шестая снова и снова повторяла их про себя, и чем больше она их упоминала, тем сильнее оттаивало её сердце. Ужасы мира, в котором она жила до сих пор, постепенно отпускали её. Нет, они никуда не делись и теперь всю жизнь будут с ней. Но вот уже несколько часов никто не нападал на неё, и Шестой нравилось это ощущение безопасности.

Больница, куда их привезли, выглядела очень нарядной. Везде были развешаны новогодние игрушки и гирлянды — Шестая узнала у Тома, как называются эти ненастоящие светлячки. В больнице были светлые бежево-салатовые стены, много света, а также другие дети, которые играли, рисовали и общались друг с другом. Проснувшийся Моно с интересом оглядывался, но выглядел более растерянным, чем Шестая, ведь та уже знала, что именно с ними произошло. И пока они шли до доктора, девочка всё объяснила другу, который выглядел очень удивлённым.

— Значит, мы были заколдованы? — спросил он, когда их привели в кабинет и усадили на очень мягкий диванчик. Он был жёлтым, и чувство прекрасного у Шестой было удовлетворено.

Радий улыбнулся и погладил его по голове, заставив вздрогнуть.

— Да, но теперь всё будет хорошо.

— А вот и наши малыши, — произнесла зашедшая в кабинет женщина. Она была очень пухлой, очень светлой и какой-то по-домашнему уютной. Шестая, подсознательно ожидавшая увидеть совсем другого доктора, неуверенно заёрзала. Видимо, Моно тоже ещё помнил их злоключения в другой больнице, отчего тоже не чувствовал себя уютно.

Том и Радий быстро переглянулись.

— Ребята, может, хотите конфету? — поинтересовался первый.

Что такое конфеты, дети смутно помнили, но не знали точно, как они выглядят. Но было ожидаемо, что Моно выбрал себе шоколадные печеньки в виде мишек с глазами-мармеладками, а Шестая ухватилась за жёлтые леденцы, которые выглядели как трости, обмакнутые в золотую краску. Сладкое привело их в более спокойное состояние духа, и Шестая, заметив успокоившийся взгляд, которыми обменялись взрослые, ничего не заподозрила.

— Можно посмотреть ваш браслет, мисс? — осторожно уточнила доктор.

Шестая медленно кивнула и с хрустом прикусила леденец, когда та подошла ближе. Но женщина и правда лишь сняла с её руки браслет и тотчас отошла. Что-то записала в блокнот на столе. Нахмурилась. Взяла прямоугольный кирпич наподобие того, что использовал ранее Том и вышла. Браслет с руки Моно снял Радий и положил себе в карман.

— Я знаю, где твои родители, — пояснил он мальчику. — Скоро вы встретитесь.

— Можно подойти и потрогать? — поинтересовалась Шестая, заинтересовавшись наряженной ёлкой в коридоре.

Том кивнул, и девочка подошла к дереву. Вблизи то выглядело ещё более нарядно. Шестая заметила в колючих ветвях конфету в блестящей обёртке и взбодрилась. Осторожно протянув руку, она попыталась дотронуться до конфеты, но её роста не хватало. Наверное, взрослые специально повесили её так высоко, чтобы дети не объелись и у них не заболел живот.

— П-привет...

Шестая замерла, услышав тонкий голосок. Он был смутно знакомым и всколыхнул воспоминания, которые она, казалось, похоронила после того, как встретила Моно и решила отринуть прошлое до поимки Охотником. Но... но она же мертва...

Резко обернувшись, Шестая увидела темноволосую девочку в свитере, которая с волнением смотрела на неё. Толстая коса, стянутая жёлтой лентой, ещё больше возмутила воспоминания. Шестая облизнула пересохшие губы.

— Но... ты умерла... — сипло произнесла она.

Девочка всхлипнула.

— Я думала, ты тоже, — тихо согласилась она.

А потом, сократив расстояния между ними, заключила Шестую в объятья, настолько сильные, что Шестая чуть не задохнулась. Первым её порывом было оттолкнуть девочку, но что-то в душе воспротивилось этому. Вспомнился тот ужасный особняк, Гнездо, где они познакомились. Ужасная, совсем не похожая на других детей, Притворщица. То, как они побеждали её, а потом произошло непоправимое, и девочка, что спасла её, Шестую, упала с обрыва. Видимо, тогда вмешались взрослые и как-то спасли её, потому что вряд ли бы кто-то выжил, упав с такой высоты.

— Ого, вы живы! — раздался сзади радостно-удивлённый возглас Моно.

Шестая и девочка с косичкой улыбнулись, глядя на то, как к Моно подошли маленькие темнокожие мальчики, и он с восторгом принялся разглядывать их, спрашивая о чём-то, что могли понять только они.

— Я сначала не поверила во всё это, — вздохнула девочка с косичкой. — Думала, что умерла и попала куда-то в другое место. Но теперь мне хочется верить, чтобы всё это было правдой. Меня Эйрин зовут, как оказалось, — она смутилась и осторожно протянула Шестой руку, словно боялась, что та сейчас убежит.

Но Шестая спокойно пожала протянутую ладонь.

— Тебе уже рассказывали про ведьму? — поинтересовалась она и, когда Эйрин кивнула, удовлетворённо выдохнула. — Здорово. А то я думала, что рехнулась.

Эйрин усмехнулась.

— Если и так, то рехнулись мы все. Но мы, вроде как, всё ещё живы, а значит, это и правда было правдой, — рассудительно заметила она.

Шестая кивнула. На языке вертелись сотни вопросов, но девочка не хотела разрушать атмосферу, которая начала ей нравиться, поэтому она не решилась задать их.

Доктор подошла к ним и застенчиво остановилась чуть поодаль, помахав Шестой рукой.

— Мы нашли твоих родителей, — произнесла она, когда девочки подошли; Эйрин следовала за Шестой по пятам, и ту, на удивление, не раздражало её присутствие. — Их зовут Марта и Роберт. Возможно, ты узнаешь их, ведь когда-то вы были вместе... Но даже если нет, это не страшно. Не у каждого получается, и это не означает, что ты не такая, — добавила она мягко, когда Шестая нахмурилась. — А что до твоего имени, то тебя зовут Таня.

Шестая попробовала имя на вкус. Оно звучало... непривычно.

— А что... что оно означает? — запнувшись, поинтересовалась она.

— Это сильное имя, как раз для настоящего лидера, который не боится трудностей и умеет за себя постоять.

Этот ответ Шестой понравился больше, и она решила, что Таня — это очень даже не плохое имя. Непривычное, правда, но она не слабачка какая-нибудь, привыкнет!

— Моих родителей тоже зовут Марта и Роберт, — тихо заметила Эйрин. — Они говорили, что я не единственный их ребёнок.

Доктор удивлённо посмотрела на девочек, а Шестая почувствовала, как быстро забилось её сердце.

— Хочешь сказать, твои родители — это мои родители? — удивилась она.

Эйрин пожала плечами.

— Не знаю, — не менее удивлённо ответила она.

Доктор вышла из ступора и улыбнулась.

— Так ещё лучше, не так ли? — подмигнула она.

Шестая заторможено кивнула. Где-то сбоку залился смехом Моно, и это было настолько нереально, что девочка заморгала. Яркий свет на миг ослепил её. Отвернувшись от лампы, она посмотрела на возвышавшуюся до самого потолка ёлку. Игрушки загадочно блестели в свете ламп, всё вокруг пропахло хвоёй, и этот чистый запах словно изгонял демонов из душ потерянных детей, вновь возвращая им украденную жизнь.

Шестая погладила ветвь и с удивлением признала, что та не была такой колючей, как казалась на первый взгляд.

— Я Таня, — тихо повторила она себе под нос. — У меня есть семья... и, возможно, сестра. Мы живы и здоровы. Это не сон. — Она вздохнула и прошептала, прежде чем сделать то, чего никогда раньше не делала — броситься на шею Эйрин: — А если сон, пусть он не заканчивается.