Пакет самозащиты и саморазрушения (джен)

Шестую разбудили дождь и протяжный свист ветра — непогода гуляла снаружи заброшенного сарайчика, который им удалось обнаружить днём. Сейчас стояла ночь — темнота освещалась лишь на небольшом пятачке возле лампы, которую Моно смог разыскать в этом сарае.

Сам Моно спал рядом, закопавшись в солому. Шестая с удивлением обнаружила, что без своего безразмерного пальто он выглядел совсем маленьким и тощим, даже меньше её самой. Притянув колени к груди, он, свернувшись в позу эмбриона, беспокойно дышал, иногда бормоча что-то во сне.

Шестая приподнялась на локтях, стремясь разглядеть его получше. Что-то тяжёлое придавило её к полу. Скосив взгляд, Шестая обнаружила, что тщательно укрыта тем самым пальто, что днём носил Моно. Видимо, мальчик укрыл её, пока она спала, и даже заботливо подоткнул края, чтобы ей не дуло. Такая внимательность была для Шестой в новинку. Она замерла, впитывая ощущение тепла, что возникло, когда она об этом подумала.

Моно всхлипнул, не просыпаясь, и тряхнул головой. Пакет, который он носил, не снимая, чуть сдвинулся, и Шестая затаила дыхание, увидев тонкий мальчишечий подбородок и кончики тёмных волос.

Рука её сама собой потянулась к пакету. Осторожно подхватив его за край, Шестая аккуратно потянула вверх, пытаясь снять его. Впрочем, не стоило недооценивать реакцию Моно — а она не могла быть плохой, ведь он дожил до этого момента, в мире, где все жестоки к детям.

— Эй! — Моно взвился, словно не спал только что, и с удивительной прытью натянул пакет до самой шеи. Через прорези в импровизированной маске на Шестую уставились сонные и немного расфокусированные глаза. — Что ты делаешь? — с ноткой протеста выдохнул он.

Шестая протянула руку, но Моно придержал пакет и с недоуменной обидой посмотрел на неё. Теперь его взгляд стал более осмысленным.

— Не делай этого, — тихо попросил он.

— Почему? — также негромко уточнила Шестая. Чуть склонила голову набок и с любопытством уставилась на него. — Зачем ты скрываешь лицо?

Моно тяжело вздохнул — пакет зашелестел, повинуясь дыханию.

— Оно некрасивое, — буркнул он.

Шестая приподняла брови. Она не так часто была в детском обществе, поэтому не могла знать, какие стандарты красоты были сейчас в моде среди выживших. Но что-то подсказывало ей, что Моно был не из тех, кого интересовало чужое мнение на свой счёт.

— Я уверена, что это не так, — заметила она, сложив руки на груди. Сон окончательно ушёл из глаз Моно — теперь они были блестящими в свете фонаря, прищуренными и очень настороженными. Вглядываясь в эти карие с проблеском рыжины омуты, Шестая нетерпеливо попросила: — Сними его.

— Зачем это тебе? — устало поинтересовался Моно.

— На всякий случай. Ну!

Но Моно лишь отвернулся. Обхватив руками колени, он опустил на них голову и обиженно засопел. Шестая чуть наклонилась вперёд. За всю свою недолгую жизнь она видела не так много детей, но впервые — того, кто скрывал своё лицо. В их ужасном мире не насмехались над шрамами и прочими уродствами. Не до того было. В чём же тогда дело?

— Это не шрамы... — Шестая не заметила, как заговорила вслух, задумчиво водя пальцем по пыльному полу. — И не какие-нибудь раны. Такое не прячут. Что-то более личное... Ты скрываешься?

Моно тяжело вздохнул, сгорбился — Шестая готова была поклясться, что могла бы пересчитать позвонки, выделившиеся под натянутой на спине рубашкой. Он зябко обхватил себя руками и съёжился так сильно, будто пытался исчезнуть. Шестая подумала, что ему вполне могло стать холодно из-за своих таинственных переживаний.

— Ладно, не хочешь отвечать — не отвечай, — добавила она и погрузилась в задумчивое молчание.

Моно кинул на неё напряжённый взгляд и снова уткнулся им в свои грязные ноги.

— Я... я боюсь, что ты уйдёшь! — страдальчески заломив руки, воскликнул он.

— Что?! Да как ты мог подумать так обо мне? — Шестая сердито пихнула его в бок.

Моно не менее сердито ответил ей, после чего дети, напряжённо сопя, принялись толкать друг друга. Победила, конечно же, Шестая — ловко обхватив руку Моно, она пихнула его в грудь и уронила на солому, усевшись сверху. Мальчик, возмущённо покряхтывая, попытался вырваться, но не шибко преуспел в этом.

— Значит так, парень, имени которого я не пока не знаю! — Шестая отбросила с головы капюшон и нетерпеливо смахнула с глаз волосы, чтобы те не мешали видеть. — За то, что ты назвал меня предательницей, я покараю тебя вот этими самыми руками!

— Да что ты мне... — недовольно заворчал было Моно, но резко замолчал, когда Шестая, хищно растопырив пальцы, напала на его беспомощное тело.

Сарай наполнился звуками возни и сдавленным хихиканьем.

— А... пре... прекра... прекрати! — пытаясь увернуться от щекотливых пальцев, невнятно прогундел Моно. — Я... я сейчас... — он не выдержал и рассмеялся, извиваясь, как пиявка, упираясь в грудь Шестой дрожащими от смеха руками.

Шестая хищно улыбнулась. Она так давно не делала этого, что уголки губ неприятно растянуло, а где-то внутри заболели лицевые мышцы, о наличии которых она даже не подозревала. Отдёрнув руки от истерящего — и явно давно не делавшего подобного — Моно, она запрокинула голову и тяжело задышала, пытаясь сдержать в себе смех, который то и дело прорывался изнутри тихим злобненьким хихиканьем.

— Я... Я Моно, кстати, — продышавшись, тихо произнёс Моно.

— Это твоё имя? — уточнила Шестая более высоким, чем обычно, голосом. Больше ничто не указывало, что всего пару минут назад она задыхалась от смеха, глядя на общекоченного друга.

— Угу.

— Ясно. А я Шестая.

Моно кивнул. Если его и удивило подобное имя, то он явно решил сдержать это в себе. В глазах Шестой он сразу поднялся на несколько очков.

— Так почему я должна уйти? — напомнила девочка, встав и протянув ему руку, за которую Моно схватился без лишних сомнений. — Чтоб ты знал, я никогда не ухожу просто так. Если я так поступлю, это будет предательством, а предательство — это плохо.

— Я знаю, — Моно выдохнул, из-за чего пакет тихо зашелестел, и неуверенно добавил: — Но все так делают... когда видят моё лицо. И я думал, что ты...

— Я не все! — резко ответила Шестая. Сложила на груди руки и недовольно нахмурилась. — Мнения слабаков мне не интересны. Если ты дружишь с кем-то, то ты должен дружить и с его лицом.

— Ну... оно и правда немного страшное, — неуверенно заметил Моно.

— Как у взрослых?

— Возможно...

Шестая пристально глянула на него, от чего мальчик явно почувствовал себя неуютно: он тяжело задышал и вжал голову в плечи. Сейчас он походил на слабака, но Шестая знала, что в отличие от настоящих слабаков Моно был готов рисковать и никогда не пасовал перед опасностями. Раскрытие лица было опасностью другого рода, за это презирать не имело смысла. Да и вообще, как часто она зачёсывала волосы на глаза, надеясь, что люди, которых она не раз встречала за всю свою недолгую жизнь, не заметят хищного, явно нечеловеческого отблеска? Моно был первым, кому она открылась, и он явно не стремился влезть ей в душу, поэтому Шестая внезапно почувствовала себя слегка неловко.

— Это нормально — не хотеть показывать чего-то, — настолько мягко, насколько она вообще могла сказать, заметила Шестая. — Ну, типа... Даже если у тебя лицо, как у Училки, мне всё равно. Не то чтобы я хотела, чтобы у тебя было лицо Училки... Но если ты таким родился, то что поделать? Мы не выбираем свою рожу так-то.

Моно склонил голову.

— Когда-то я жил в доме, где было много детей, — тихо произнёс он. — Мы жили в одной комнате, но я предпочитал темноту углов... Один мальчик позвал меня к своей группе. Сказал, что хочет подружиться. Но... Но когда я вышел, они все замерли. А потом убежали. Я... я не знаю, почему. Наверное, я просто урод.

— Никакой ты не урод! — резко отозвалась Шестая. — Может, слегка идиот... Но не урод точно.

— Откуда тебе знать, ты же меня не видела!

— Я знаю это!

Моно замер. Шестой казалось... хотя нет, она чувствовала это совершенно точно. Сердце Моно билось, словно букашка, нанизанная жуланом на ветку. Спокойная душа не мечется так. Может, стоит отступить? Но нет — Шестая решительно нахмурилась — у Моно, очевидно, были комплексы из-за лица. А раз так, стоило надавить, ведь комплексы — это не хорошо для выживания. Пусть лучше преодолеет их сейчас, чем будет потом мучиться.

Моно взялся за пакет и сжал его края до такой степени, что пальцы побелели, а пакет слегка деформировался. Втянул ртом воздух, словно ему было сложно дышать. И, зажмурившись, резко стянул пакет с головы.

Шестая заинтересованно наклонила голову, рассматривая его лицо. Оно было... до обидного обычным. И чего здесь бояться? Смутное узнавание всколыхнулось в её памяти, но девочка была слишком разочарована трусостью тех, других, детей, чтобы копаться в собственных воспоминаниях.

— И? — произнесла она. — Лицо как лицо.

— Да? — слабо отозвался Моно, в узких глазах которого появилась надежда. Даже так — НАДЕЖДА.

— Да, — решительно подтвердила Шестая.

Моно издал странный звук, похожий на влажный всхлип, но сдержался. Вздёрнув подбородок, он нерешительно улыбнулся, но потом плевал на смущение и счастливо оскалился.

— Я... я никогда не чувствовал... такое, — признался он.

— Такое? — не поняла Шестая, игриво приподняв брови.

— Ну... будто меня сейчас разорвёт... только в хорошем смысле, — Моно неопределённо повёл рукой, пытаясь объяснить необъяснимое. Впрочем, Шестая его поняла.

— Вот видишь, иногда нужно быть смелее, — на правах старшей рассудительно произнесла она и, поддавшись странному порыву, неловко приобняла его рукой. Впрочем, почти сразу же отодвинулась, пряча смущение за слегка грубоватыми движениями.

— Ты это... спать давай, что ли, — буркнула она, и сияющий Моно, словно помолодев до младенца, закивал.

Дождь и ветер всё продолжали неистовствовать снаружи сарайчика, но дети едва ли их замечали. Закопавшись в солому, они вновь задремали, прижавшись друг к другу и укрывшись пальто Моно. Пакет последнего, тихо подшелестывая, играл со струйками сквозняка где-то возле рассохшегося стола.

Конечно, это было ещё не всё. Будет ещё и смущение, и страх открыться другим людям. Но первый барьер был преодолён, и, честно сказать, Шестая была рада, что непогода разбудила её в ту ночь. Конечно, она никогда не признала бы это вслух, но ей очень понравилось, как из-за её действий Моно стал чуть более сильным и уверенным в себе.