Сказка наяву (гет)

Никогда не поздно стать тем, кем хочешь быть, просто ничего на свете не дается без старания. Каждая цель осуществима, каждая мечта имеет право на существование. Никогда нельзя сдаваться. Это главное. Как бы ни было сложно — вперед. Какие бы не встретились препятствия — вперед. Кроме того, это прекрасно. Если тебе всё достается слишком легко, то не становится ли скучно? Нет борьбы. Соответственно, нет и победы. Всегда и во всем я стремилась быть лучшей. Разумеется, мне, Александрине Бэрк со Слизерина, приходилось жертвовать часами сна и отдыха при работе над домашним заданием в частности и над материалом в целом, но результат того стоил. Я знала, что справилась, знала, что первая, знала, что подруги были бы счастливы списать эссе, в конце концов, а недруги завидовали. Можно было бы назвать меня выскочкой, но разве лучше всю жизнь сидеть тише последнего хаффлпаффца, получать «Тролль» за «Троллем» и в конечном счете стать какой-то уборщицей в «Дырявом котле»? Возможно, кого-то подобная перспектива и радовала, не спорю, но только не меня.

Меня, высокую и стройную сероглазую блондинку, всей душой любящую танцы, лыжи и фигурное катание, все считали красивой. Видит Мерлин, неоднократно встречала весьма красноречивые взгляды однокурсников на мои длинные ноги, но сдаваться, разумеется, отнюдь не собиралась. В любви, во-первых, важна не обертка, а начинка, сколь бы кислой она не оказалась. Во-вторых, любовь игра. Награда достается лучшему. Время шло и шло, покуда один день не перевернул мою жизнь целиком и полностью.

Я сразу заметила ЕГО. Высокий, стройный, даже, можно сказать, хрупкий райвенкловец — шестикурсник по имени Бартемиус Крауч. Он считался лучшим учеником, причем не только в классе, но и в параллели, что не могло не радовать и не восхищать. Золотистые прямые волосы чуть оттеняли бледную кожу. Тонкие черты лица и длинные ресницы придавали его облику сходство с романтическими героями. Пронзительные карие глаза сияли ярким светом, словно выдавая романтическую мечтательную натуру, готовую, тем не менее, на что угодно, лишь бы осуществить задуманное.

Он казался интригующей и противоречивой личностью. Всегда счастлив общению, но никогда не стремился стать центром компании. Превосходно разбирался в политике, но определить, на чьей он стороне, было бы сложно. Редкостно умен и честолюбив. Он был лучшим по всем предметам, он делал успешные доклады на самые сложные темы. Кроме того, принадлежал к тому типу людей, которым никогда не приходилось слышать отказ. Судя по слухам, Барти без труда удавалось найти общие темы для разговора с девушкой и обосноваться в любой дискуссии. Когда в школе праздновали ее день рождения, то придумывал интересные конкурсы. Образно говоря, мог одним присутствием заставить забыть слово «Скука».

Избранницей слыла нежная голубоглазая блондинка со Слизерина, Линнет Фоули. Эта девушка считалась первой красавицей факультета — высокая, подтянутая, с длинными пшеничными локонами и пронзительным «небесным» взглядом. Даже неосторожное прикосновение могло бы, казалось, вызвать синяк. Образец юной леди, нежной, хрупкой и утонченной. Лично мне она, однако, никогда не нравилась. В мисс Фоули не было ни грамма естественности. Всё на показ. Пожалуй, скорее Земля перевернется, чем этот человек позволит себе искреннюю улыбку. Линнет словно отделила себя от сверстников и никого, казалось бы, не считала ровней. Я не смогла бы ответить на вопрос, есть ли у Фоули друзья. С ее стороны это было странно, обманчиво и смешно, так как ничего особенного, в сущности, Линнет из себя не представляла: ни душа компании, ни талант в учебе — успеваемость, как слышала, на уровне, но есть, к чему стремиться. На каких основаниях мисс Фоули так себя держала, я понять не могла. Ладно была бы мисс Блэк, ладно была бы потомком великого Салазара Слизерина, дело ясное, но нет. Не родовитее остальных. Родственница бывшего министра? Верно, только Гекторуа Фоули, как известно, с позором вышвырнули, едва началась война. Уж кому-кому, а им бы точно стоило сбавить спесь.

Отношения Линнет и Барти завершились также быстро, как и начались. Крепкой душевной связи между ними никогда не наблюдалось, да и несопоставимость интеллектуального потенциала давала о себе знать. Не было ни ссор, ни депрессии, просто в определенный момент оба осознали, что отношения исчерпали себя. Да и прекрасно.

Барти, при всей легкости характера, любил острить, откровенно презирал неудачников и некрасивых девушек, считая, что им не стоит лишний раз красоваться при отсутствии достоинств, и весь удел — скромно помалкивать. Абсолютно правильно считал, как мне казалось. В конце концов, и отстающие, и уродки (если называть вещи своими именами) сами себе и создавали проблемы. Вся причина их так называемых бедствий проста и единственна — лень. Лень работать над собой. Лень найти себе дело. Лень совершенствоваться. И не более того.

Барти был неотразимой личностью. Барти был талантливым волшебником. Барти был моей мечтой. Незабываемой, завораживающей, одновременно близкой и далекой. Но когда мои мечты не становились явью?

* * *

Удача представилась тридцать первого октября, на балу в честь Хэллоуина. Разумеется, важно подобрать гармоничную комбинацию. Я всегда считала заявления, что внешность не важна, редкой глупостью. Зачем же тогда наряжаться, причесываться, за фигурой следить? Почему не растолстеть и не рядиться в лохмотья? А что, если внешность не имеет никакого значения? Я быстро отыскала подходящий наряд. Родители не так уж давно подарили потрясающее платье, так что грех не воспользоваться.

Небесно — голубое платье с кружевными лямками и пышной юбкой приглянулось мне с первого взгляда, поскольку соответствовало всем критериям. Во-первых, бирюзовая ткань и серые глаза сочетание гармоничное. Во-вторых, удобное. В-третьих, надо признать, эффектное. Так почему бы и нет?

Огромный зал был готов к празднику. Стены занимали настоящие кленовые листья, но на пол они не падали. Потолок изображал звёздное небо. На столах, покрытых красной узорчатой скатертью и убранных к концу стен, стояла золотая посуда. Мраморная лестница была наполнена гостями в парадной одежде, которые о чем-то шептались. Гирлянды крохотных бирюзовых лампочек плавно обвивались сверху донизу. Когда они замигают, то будет казаться, что по веткам бегут ручейки света. Первогодки стояли поодаль, всеми силами стараясь подражать взрослым. Не успела я сделать и шагу, как Джеймс Поттер, стоявший рядом с рыжей Лили Эванс, повернулся ко мне с неизменной самодовольной ухмылкой, застывшей на лице. Гриффиндорец был одет в серую парадную мантию, которая подчёркивала цвет его холодных глаз.

— Вижу, ты вошла в роль, спящая красавица, — протянул Поттер, разглядывая мой наряд. Что же, я, в синем платье, действительно соответствовала образу сказочной героини при бледности и молчаливости. — Срок назначенный пройдет, и царевна оживет.

— Поттер, ты ведь наверняка не читал эту сказку, — насмешливо пропела я. — Сон наступил отнюдь не сразу после этой реплики.

Бедолага смутился.

— Ты уверена? — начал Поттер, но быстро сменил тему, не желая остаться в дураках. — Ладно, не важно, Бэрк. С кем ты будешь танцевать?

Снисходительно покачав головой, я отошла вперед. Видит Мерлин, Поттер единственный, с кем мне обсуждать эту тему!

Всюду чувствовалась атмосфера наступающего праздника. Тоненькая Надин Трэверс в лёгком платье цвета морской волны что-то весело обсуждала с Регулусом Блэком. Она всегда казалась мне красавицей, но сегодня просто превзошла саму себя: девочка нарядилась в белое платье с лёгким оттенком голубого, что придавало ее облику лёгкости. Пышная юбка и кружевные рукава дополняли образ.

Надин Трэверс всегда казалась настолько нежной, что даже неосторожное прикосновение могло бы вызвать синяк. Внешне не модель, но милая и аккуратная. Большие зелёные глаза гармонировали с белокурыми локонами, словно говоря, что «Я твой друг. Ты можешь мне довериться». Во всем её облике было что-то, напоминавшее рассвет над морем. Надин отличалась редкой добротой. Она всегда могла бы объяснить домашнее задание первокурсникам, могла бы поднять настроение остроумной шуткой, и никогда не сдавалась. Казалось бы, этот человек сумеет найти выход даже при самой безнадежной ситуации, не теряя жизнерадостной улыбки.

Я задумчиво махала веером, неспешно расхаживая по залу. Разумеется, не подавая виду — к чему демонстрировать недовольство на людях? И бессмысленно, и глупо, и показатель слабости. Но что, собственно, мне делать на балу? Не стоять же в отдалении весь праздник? Глупо.

— Мисс Бэрк, Вы позволите пригласить Вас на танец? — честное слово, я не успела даже вздохнуть.

— Я не могу отказать, мистер Крауч, — весело протянула я, опустив ресницы.

Бал начался именно так, как я и ожидала. Когда все стали громадным полукругом, профессор Макгонагалл велела лучшим ученикам открыть бал. Откуда-то со стороны зазвучал причудливый вальс, и я мгновенно распознала «Нежность» Штрауса. Непревзойденная трогательная проникновенная музыка гениального человека. Позволяющая, образно говоря, окунуться в сказочный мир небывалого счастья и гармонии. Открывающие бал ученики вышли в центр и закружились парами, и мы с Барти заскользили в числе лучших

Танцы никогда не вызывали у меня проблем. Особенно сегодня. Особенно с НИМ. Барти вел себя настолько бережно и предупредительно, что я, казалось бы, не столько двигалась, сколько плыла по воздуху. На очередном изменении темпа я увлекла напарника на разворот.

— Между прочим, мистер Крауч, Вы прекрасно танцуете.

— Счастлив соответствовать, мисс Бэрк, — весело протянул собеседник. — Нельзя танцевать плохо рядом с той, кто прекраснее Афродиты.

Быстрый темп мелодии втягивал и не отпускал: если начинаешь двигаться, то ни на миг не остановишься. Все же танцевальный вечер — это эмоциональная зарядка, общение, прослушивание музыкальных шедевров, воспитание эстетического вкуса у молодёжи, в конце концов. Хорошая музыка — это разум, воплощённый в прекрасных звуках! Музыка — поистине общечеловеческий язык!

Я с тобой, пусть мы врозь…

Пусть те дни ветер унёс,

Как листву жёлтых берёз

Я наяву прошлым живу

Ты мой единственный, нежный.

— Осторожно, мистер Крауч, история Адониса трогательна, но трагична.

— Ради истинных чувств не грех и рисковать, и действовать, мисс Бэрк, иначе слова останутся только словами. Кроме того, Вы этого достойны.

— Вы меня смущаете, мистер Крауч, — улыбнулась я, вновь пролетев на повороте. Ворох красных кленовых листьев слетел с потолка и рассыпался по залу. Лучшие подарки не сыскать ни в один праздник. Это семья, друзья и человек, которого ты любишь. Разумеется, я давно уже не маленькая, однако где-то в далеком уголке души все еще теплилась надежда на чудо. Чудо, которое ждут все вокруг накануне каждого праздника: в каждом взрослом человеке осталось что-то детское. Возможно, видение обманчиво, но расставаться с приятной надеждой абсолютно не хотелось. Хэллоуин, в конце концов, время мистики и сказок, а взрослые иногда нуждаются в сказке не меньше, чем дети. Даже больше.

— Я только сказал правду, мисс Бэрк. Вы грациознее любой вилы, и было бы глупо это отрицать. Как знать, может быть, Вы будущая звезда Магической Британии, и затмите каждую, кто рядом с Вами?

— Не исключено, мистер Крауч, — звонко рассмеялась я. — Надо полагать, сэр, Вы будущий министр магии? Грешно отказываться от столь перспективной партии, так что я счастлива приветствовать Вашу светлость.

Ты и я — нас разделить нельзя!

Без тебя нет для меня ни дня.

Пусть любовь далека и близка как весна,

Но навсегда в нашу жизнь я влюблена!

Казалось, Барти ни на миг не задумывался, как именно ему поставить ногу или руку, хорошо ли танцует: она двигался, как требовала музыка, не оглядываясь ни на кого, что смотрелось естественно и неотразимо. Плавно двигаться в вальсе, не чувствуя пола под ногами, видеть искреннюю улыбку, ЕГО улыбку, предназначенную только для тебя, было, грех отрицать правду, очаровательным подарком. Чудом. Сбывшейся мечтой. В том, что он мог бы стать министром, я ничуть не сомневалась. Умный, чуткий и талантливый чистокровный волшебник, безусловно, повел бы страну много в лучшем направлении, чем нынешний выходец из простецов. Прямо говоря, слабак, которому не сегодня так завтра придется оставить министерское кресло. А уж при положении отца, Барти открыта любая дверь волшебного сообщества, что не могло не восхищать.

— Мне очень приятно, что вы цените мои способности столь высоко. Так что, мистер Крауч, обязуюсь сделать сказку былью.

— Сказка ей уже стала, мисс Бэрк. Ставлю десять против одного, что руины на Пафосе остались некогда считались Вашим храмом. Удивительно, мисс Бэрк, что Вы не понимаете, насколько Вы опасны. Вы не оставляете шанса.

Мы с тобой в блеске свеч.

Нас любовь смогла сберечь.

Я живу для новых встреч с тобой.

Я наяву счастьем живу

Ты мой единственный, нежный…

— Странный вопрос, мистер Крауч: как же именно я могу оставить этот шанс? В таком случае я потеряла бы мгновение счастья.

Вальс закончился также быстро, как и начался. Почему время настолько быстротечно и безжалостно? Почему нельзя было дать ни единой дополнительной минуты? Я настолько сильно погрузилась в неповторимое ощущение счастья под нежные переливы незабываемой мелодии, что казалось, будто это будет длиться много-много часов.

Мы спустились в холл, где эльфы предложили им напитки и еду. Он сам протянул мне фужер, как юной даме. Сказать, что я пребывала на вершине, означало не сказать ничего.

— Почему Вы не на Слизерине, мистер Крауч?

— Наш род испокон веков обучался на Райвенкло, мисс Бэрк, — тепло отозвался Барти. — Кроме того, основной критерий получение знаний, что для меня очень важно.

— Это прекрасно, мистер Крауч, — хлопнула я ресницами. — Право же, при виде тех же Мародеров невольно задаешься вопросом, знают ли они, зачем пришли в школу.

Джеймс Поттер со своей бандой казались неисправимыми лоботрясами. Казалось бы, ничего серьезного их не волновало и не могло бы волновать. Что ни делает дурак, все он делает не так.

— Странное название, мисс Бэрк, не правда ли?

— Да уж, — презрительно фыркнула я. — Это ведь откровенно негативная окраска. Ладно бы «Разбойники» какие, «Пираты», можно было бы посчитать глупой забавой, но «Мародеры»?

— А что, — усмехнулся Барти. Медовые глаза смеялись. — Даже герцоги и графы не брезговали грабежом.

— Да уж, — махнула я рукой. — Король из Гюго на их фоне — невинная овечка. Может, кто из них и был в роду Блэков или Поттеров?

— Представь: сидит в засаде, на коне, в горностаевой мантиии и с золотой короной! Выжидает обоз, — вторил Барти.

— Уж не король ли Людовик и доставка вина Роберу Артуа? — рассмеялась я, вспоминая роман Дрюона. — Подавайте, граф обойдется.

— Он ждет, — прыснул Барти.

— «Подождет», махнул рукой Людовик. Ограбление средь бела дня!

— Наглейшее. Вы не откажетесь от повторного круга вальса, мисс Бэрк?

— Каковы вопросы, мистер Крауч? — энергично провозгласила я.

Я, пожалуй, находилась на той ступени, когда человек видит в окружающем мире только хорошее, забывая о возможности горя и зла. Я не видела, как Надин Трэверс лучезарно улыбалась Регулусу Блэку. Не замечала никого вокруг. Я была настолько счастлива, что ничто другое в тот момент не могло бы волновать.

* * *

Я проснулась в странном настроении. Всю ночь мне снилась его улыбка и наш танец. Никогда ещё не чувствовала себя настолько счастливой! Как бы сентиментально не звучало, но мне казалось, что рядом не существовало никого, кроме Барти и меня. Мир на тот момент словно превратился в сказку. В прекрасную сказку, предназначенную только для двоих. Разумеется, это еще ничего не значит. Разумеется, он мог бы и не вспомнить обо мне на следующий же день, да и не обязан вспоминать — чай, не жена и не невеста, но мечта казалась настолько очаровательной и трогательной, что хотелось вновь и вновь соприкасаться с ней.

Как хотелось бы просто поговорить с ним. Чтобы они вместе шли по коридору. Чтобы разговаривали о всяких пустяках. Чтобы шли на прогулку, взявшись за руки… Глубоко вздохнув, я протерла рукой лоб. В конце концов, что со мной происходит? Неужели я теряю голову аки наивная хаффлпаффка? Наваждение какое-то, честное слово. Ну, Барти, ну, танец, так и что с того? Это отнюдь ничего не доказывает.

Я старалась отвлечься, но хотелось погрузиться в столь приятную дрему еще и еще… Увидеть взгляд, который может высказаться красноречивее любых слов. И от размышлений об этом на душе возникало приятное тепло.

Идя на завтрак по Большому залу, я поймала взгляд медовых глаз, словно

говорящий: «Помню… И люблю только тебя». Я ответила мягкой улыбкой

и аккуратным книксеном, пребывая, разумеется, на вершине счастья. Разумеется, Александрина, глазам не верится, но тебе удалось покорить первого ученика. Талантливого мага. Обворожительную личность. Как там говорила Элеанора Рузвельт?

«Будущее принадлежит тем, кто верит в красоту своей мечты». И моя

мечта, пожалуй, стала явью.

* * *

Каждому кораблю, как говорится, свое плавание. Кто в Хогвартсе не знал Элеонору Роджерс? Самая, пожалуй, неприятная личность из учеников в целом и грязнокровок в частности. Бедняжка самоуповенно верила в собственное превосходство над окружающими, но для доказательства этого превосходства не собиралась делать ровным счетом ничего. «Дела на пятак, фанфаронства на сотню», — как справедливо отмечал Барти. Чуть ли не каждый день Гриффиндор терял баллы из-за ее поведения — вечной болтовни на уроках и буйного характера — Роджерс могла и в драку влезть. Однако она всегда находила возможность критиковать слизеринцев, а точнее, прямо говоря, развязать скандал.

— Жаль мне видеть, — как-то бросила сия странная особа. — По какому пути идут слизеринцы. Невероятный аморализм.

— Извини, конечно, но в чем конкретно это заключается? — спокойно спросила я. Видит Мерлин, истерики Мисс — Скандал — Ради — Скандала — Роджерс рассмешили бы и мертвого; до того забавное и глупое создание.

— Конкретно? — несчастная грязнокровка, казалось, едва ли не задыхалась от возмущения. — Если честно, может ли в принципе быть хорошим человек хитрый, то есть лживый, амбициозный, то есть нескромный, и не гнушающийся никакими средствами для достижения цели? По-моему, вполне понятно, почему хороших людей на Слизерине. Явно хорошие люди — это, конечно, храбрые и самоотверженные гриффиндорцы или верные и скромные хаффлпаффцы.

— А от нас, слизеринцев, ты что услышать хочешь? — прыснула, не удержавшись, я.— Извинений, какие мы плохие?

— Желательно бы! — не успокаивалась Элеонора. Критика от серости это что-то новенькое. Внешность скромная, если не дурная — грубые черты лица, сутулость, мрачный взгляд, тусклые растрепанные волосы — ученица слабая, вечная белая ворона. И она меня судит? Она учит меня жизни? Держите Мерлин, Моргана и все рыцари Круглого Стола… Разумеется, я ее понимала. Что еще остается столь завистливому и ленивому созданию? Только портить настроение окружающим по любому, даже самому ничтожному, поводу. Неожиданно Роджерс вскрикнула и беспомощно запрыгала на одной ноге. Кто-то запустил ей в туфли искры, а она, бедняжка, не знала контрзаклятие. Наблюдая за столь забавной сценой, я не сдержала смех. Венгерский танец, право слово!

— Что случилось? Это попытка научиться танцевать?

Я осмотрелась в поисках моего спасителя, почему-то ни в малейшей степени не сомневаясь, кто он.

— На каких основаниях, — шелестел знакомый мягкий голос. — Ты присвоила себе право выступать моральным столпом общества? Каждое мнение равноценно.

— Не смей… Разговаривать… Со мной… В таком тоне, — бормотала неугомонная грязнокровка, чем едва не заставила меня согнуться в три погибели от небезызвестного смеха. Честное слово, такой решительности можно и позавидовать!

— А кто начал первым? — столь же спокойно переспросил Барти, снимая с бедолаги чары. — Советую посетить Больничное крыло. Наверняка у мадам Эльвиры найдется средство от истерик.

— Как мне отблагодарить своего спасителя? — склонилась я в книксене, не обращая внимания на бормотание Роджерс. Мерлин с ней, в конце концов, что взять со спесивой дуры?

— Вы не пройдетесь со мной, мисс Бэрк? — нарочитая церемонность стала неотъемлемой частью нашего общения, а в столь приятной игре грешно нарушать правила.

— С удовольствием, мистер Крауч, — благодарственно опустила я веки. В конце концов, наглость Роджерс объяснялась достаточно просто: зависть. Все подобные личности явно мечтали прослыть безоговорочным авторитетом, но в глубине души осознавали, что для осуществления сей прекрасной цели у них не хватает ни ума, ни харизмы, ни вежливости. Что же им остается по отношению к тем, у кого все это есть в полной мере? Верно, ворчать и хвастаться. Но как бы кто и когда не ворчал, рядом со мной рыцарь. Настоящий рыцарь, способный постоять как за себя, так и за спутницу. Помнится, читая «Узницу Шато — Гайара» я строила планы бегства королевы Маргариты. Безусловно, Барти, окажись я на ее месте, отыскал бы способ вызволить меня из плена.

* * *

В воздухе пахло прелыми листьями и осенними цветами. Природа казалась неотразимо прекрасной. Деревья будто бы переоделись в пёстрый осенний наряд, словно готовясь к большому празднику. Листья, словно окрашенные изящной рукой художника в оранжевый цвет, медленно кружились в воздухе и тихим шорохом падали на землю. Недаром это время года называли золотым.

— Благодарю за поддержку, — послала я Барти теплую улыбку.

— Не мог ведь я тебя бросить на растерзание этой курице, — махнул он рукой.

— К сожалению, типичный случай, — вздохнула я. — Роджерс внутренне ущербна, и редкостно завистлива. Ждет преклонения и страха, а не дают. Вот и выставляет себя борцом за правду, поборником морали, общественной активисткой и так далее. Доказать всему миру, кто вы, а кто я.

— Ну а кто же ты? — звонко рассмеялся Барти. Я всегда была бы счастлива поднять ему настроение.

— Гений, — вторила я. Роджерс со всей своей завистью и в самом деле настолько убога, что просто — напросто смешна.

— А на каких же основаниях строится Ваша гениальность, позвольте поинтересоваться? — мгновенно поддержал игру Барти. — Каковы познания? А заслуги? Нет? Вот в это верю.

Запретный лес был залит солнцем и старые деревья казались необычайно светлыми, словно сменили кору, павильоны Хогсмида в осеннем свете словно вышли из старинного романа, а небо синее — синее, словно летом. Казалось бы, король и королева решили хоть на мгновение отдохнуть от государственных дел и насладиться красотой природы.

При столь трогательной и сказочно — прекрасной атмосфере трудно было поверить, что скоро война перейдет в активную фазу и, возможно, затронет даже Хогвартс. Разумеется, я знала, что это неизбежно, и даже колючий ветер при плохой погоде, помнится, казался мне предвестником. Должен же когда-то Лорд Волдеморт взять в свои руки, наконец, власть над Магической Британией.

— Знаешь, считается, что идеи Темного Лорда преступны и ужасны, — тихо проговорила я. — Но почему, если подумать? Что плохого, если грязнокровки отправятся туда, откуда пришли? Вы не трогаете нас, мы не трогаем вас. У нас свой мир, у вас свой. Честное слово, от черепахи в коробочке и то больше пользы.

Показательно, что ни одного более — менее толкового магглорожденного волшебника я так и не встретила. А все те, кого встречала, казались особами поистине отвратительными. Меня не столько раздражало, сколько изумляло их вопиющее невежество, постоянное стремление устроить скандал, и всевозможные попытки перестроить магический мир под какие-то свои законы. Это даже не наивность, это редкостная дурь. Грязнокровки лезут критиковать и исправлять мир, о котором не имеют ни малейшего представления! Забавное зрелище, прямо говоря. И абсолютно бессмысленное. Вопрос — кому это нужно, кроме них самих? Зачем столько стараний? Почему хозяева должны выслушивать упреки гостей, в конце концов? Не нравится — назад. Разве кто-то держит?

— Сам удивлялся, — кивнул Барти, неожиданно взяв мою руку в свою, отчего я мгновенно ощутила прилив гордости и неповторимого душевного тепла. В сопровождении этого человека можно было бы позволить себе побыть хрупкой и беззащитной, но поистине счастливой. Право, мистер Крауч, только Вы способны подарить это ощущение.

— Тебя пригласили в волшебное сообщество, — продолжал рассуждать Барти. — Тебе подарили то, о чем ты и мечтать не смел. Так прояви со своей стороны хоть малейшее уважение к тем, кто этот мир создал. Тренируйся. Учись. Расширяй границы магии. Но потом, — сверкнули прекрасные карие глаза. — Я подумал, а что, если мы зря возимся с грязнокровками? Что, если они просто не способны оценить столь щедрый подарок судьбы? Мы пытаемся понять, — ехидно улыбнулся он. — Что у Роджерс на уме. А если она вправду только и ждет, что поводов для скандала? Если это ее уровень?

— Знаешь, — горько вздохнула я, внимая каждое слово. — На дух не переношу любителей качать права. Так и тянет спросить: «Каковы заслуги?» Потому что их нет. Просто — напросто нет. Зато спеси… Зато самомнения…

— Именно, — кивнул Барти, чуть крепче сжав мою руку. — Проку никакого. Кроме того, вспомни, сколько шло так называемых охот на ведьм. Если у нас с простаками столь замечательные доверительные отношения, скрываться незачем, не правда ли? Что произойдет в случае прилива множества маглокровок? Правильно, простаки в определенный момент узнают о нашем существовании. Возникает вопрос: «Что дальше?» Ответ прост — то же самое. Очередная охота. Наш мир слишком хрупок и слишком дорог нам, чтобы бросать его на произвол судьбы. Это, разумеется, понимает и Темный Лорд. Кроме того, дело куда сложнее, чем кажется. Взгляни на название — «Пожиратели Смерти». Не «Орден заветов Салазара», например, не «Партия чистой крови», а «Пожиратели Смерти»!

— Это символ, что при помощи изворотливого ума возможно что угодно, в том числе и бессмертие? — бросила я, стараясь отыскать ответ.

— Именно, полагаю, — ласково погладил он мои пальцы, отчего я не сдержала счастливой улыбки. Пожалуй, нынешнее мое состояние сравнимо с пушистым котиком, которому дали молоко. Осталось только замурлыкать. — Темный Лорд мечтает создать Сверхчеловека.

Таинственная фигура Лорда Волдеморта всегда пробуждала во мне немыслимый восторг. Да и как не восхититься гениальным умом, завораживающими магическими способностями, невероятной храбростью и внутренней силой? Он действительно верил в свое дело! Верил, что добьется поставленных задач. Я не сомневалась, что никакая на свете сила не окажется выше его воли. Он и есть Сверхчеловек. Собственной персоной! Союзники величали Его Милордом, а враги дрожали, трусливо прижимая хвосты. Возможно, что не сегодня — завтра власть над Магической Британией окажется в его руках. Все мы с детства знали, что война неизбежна, как рассвет или восход. И от нас, граждан, зависит итог. Возможно, в скором времени мы с Барти сможем пригодиться Темному Лорду. Сможем внести в ход дела вклад!

— Всегда забавляли анаграммы «Вы — Знаете — Кто», «Вы — Не — Знаете — Кто», — рассмеялся Барти. — Да мало ли, кто кого знает? Неужели всерьез полагают, что это имеет хоть малейшее влияние на его планы?

Кажется, собирался дождь — тучи быстро затягивали лазурно-синее небо.

— Это же грязнокровки, — прыснула я. — Умом не блещут, так что ожидать?

— За всю мою жизнь ни одна грязнокровка, — нежно и проникновенно прошептал Барти. — Не посылала мне столь искренней милой улыбки. Ни с одной из них не бывает так приятно и легко общаться. Ни одна из них не дарит столько света и тепла, сколько даришь ты одним фактом присутствия. Одним добродушным взглядом, одним прикосновением, одним взмахом ресниц. Может ли идти спор о превосходстве при таком раскладе? Разве не очевидно?

Я звонко рассмеялась и прижалась к его плечу, прикрыв глаза. Воистину, я самый счастливый человек на свете! Ни одна грязнокровка на свете не сумеет захватить сердце Барти Крауча даже в мечтах, а я сумела. Всегда приятно знать, что ты любима, что ты нужна. Причем нужна талантливой, храброй, очаровательной и чуткой личности, что не могло не радовать. Пожалуй, это и есть то, что описывается в детских книгах. То, что пробуждает чувство невероятной душевной близости. То, отчего хочется каждое мгновение проводить вместе. Что же, молодец, Александрина, так держать. Барти для тебя не просто мечта — далекая и недосягаемая. Ты приобрела близкого человека. Ты приобрела любовь.

* * *

День шел за днем. Мы с Барти старались видеться каждый день. Теперь мы не были друг для друга лишь далеким идеалом. Мы нашли друг в друге родственную душу. Каждая секунда общения с этим человеком казалась щедрым даром судьбы. Острый ум не мог не восхищать, а теплые слова не радовать. Жизнерадостная улыбка и находчивость помогали отогнать прочь любую проблему. Он старался находить что-то хорошее даже в самой безнадежной ситуации, главное — не сдаваться. Это больше всего очаровывало и удивляло меня в этом человеке: умение дарить тепло и надежду всем вокруг. С ним и горе не горе, и беда не беда! Не то, что Северус «Нюня» Снейп, уж который год волочившийся за рыжей выскочкой Лили Эванс без надежды на взаимность. Многие, помнится, удивлялись, что бедолага стал, прямо говоря, слугой. А как еще ей к нему относиться? Как, если Снейп и ставит себя слугой? Пошел на туфли торжествующей госпоже, если называть вещи своими именами. Хотя нет, какие туфли? Так, калоши какие-то… Барти, в отличие от странного полукровки, никогда не терял чувства собственного достоинства.

Я понимала, что больше всего на свете он боялся одиночества. Боялся, что кто-то когда-то его не примет. Не примет его доброту и открытую душу, сочтя легкомыслием и глупостью. Он не только использовал любую возможность провести время с друзьями и со мной, но и старался подарить всего себя. Бывало, что мы часто наблюдали за закатом и рассветом и либо разговаривали, либо просто молчали. В конце концов, для понимания нам давно не требовалось слов.

Рождество прошло без происшествий: главный праздник учителя решили устроить в новогоднюю ночь. Канун Нового Года обещал быть интересным. Всем ученикам со второго по седьмой класс разрешалось придти на праздник. В этот раз Хогвартс был наполнен ребятами: из-за грядущих военных действий им не рекомендовалось ехать домой. Большинство учеников были в зимних плащах: ведь праздник проходил на улице. Вокруг школы были развешаны гирлянды с огоньками фей, создавая мерцающую дорожку. У входа стояло несколько фигур из льда. Звезды ярко светили в тот вечер. Небо было расцвечено Северным сиянием.

— Нам не помешает развеяться, мистер Крауч, не правда ли? — жизнерадостно спросила я. Из всех времен года я отдавала предпочтение именно зиме. Да и как можно не очароваться белоснежным безмолвием? Как можно не радоваться таинственной и милой атмосфере детства с ожиданием чудес? Как можно отказаться от небезызвестной возни со снегом?

— Разумеется, мисс Бэрк, — весело отозвался нахал, и, не успела я даже вздохнуть, бросил в меня снежок. Ну, держитесь, мистер Крауч, это только начало! Игра началась. Без четверти двенадцать все были мокрые от снега. Вскоре присоединились остальные, даже семиклассники. Даже суровая Макгонагалл — Земля перевернулась?

Барти тем временем надоело швыряться снежками,. Он вытащил палочку и с помощью неё зашвырнул пару снежных комков в сторону гриффиндорцев. Снежки как бомбы взорвались и осыпали всех «львят». Гениально, мистер Крауч. Высший балл! Что же, самая пора испытать изобретение… На Вас!

— С Новым Годом! — воскликнул Альбус Дамблдор и запустил фонтан искр из волшебной палочки.

Jingle bells, jingle bells

Jingle all the way

Oh, what fun it is to ride

In a one horse open sleigh

Hey, jingle bells, jingle bells

Jingle all the way

Oh, what fun it is to ride

In a one horse open sleigh

Барти понял, чего я добиваюсь, упал на спину и скатился к озеру с громадного сугроба. Рано торжествуете, мистер Крауч, я еще никогда не отступала от поставленной цели, не отступлю и в этот раз! Луна ярко освещала сугробы синеватым светом, из-за которого даже снег принимал праздничный вид.

Jingle bells, jingle bells

Jingle all the way

Oh, what fun it is to ride

In a one horse open sleigh

Hey, jingle bells, jingle bells

Jingle all the way

Oh, what fun it is to ride

In a one horse open sleigh

Не помня себя от счастья в беспощадной снежной борьбе я, наконец, загнала Барти к кусту и уложила его на землю сразу пятью шарами.

— Пора сдаваться, мистер Крауч! Вы в плену!

Барти, однако, отнюдь не собирался прекращать битву, и, едва я отвернулась, бросил в меня Инкарцио. Мерлинова борода, это что, пират, похищающий прекрасную, но беззащитную, королеву? Я в веревках. Я связана. Я, Мерлин и Моргана, связана. Пожалуй, мой смех был слышен всем и каждому, ибо давненько не было настолько весело.

— Вы что, мистер Крауч, — уточнила, отойдя от смеха, я. — Взяли меня в заложники?

— Почему бы и нет, мисс Бэрк? — насмешливо отозвался он. Медовые глаза смеялись. Вот нахал. Бандит. Самый что ни на есть бандит.

— Мистер Крауч, — вторила я, едва сдерживая смех и тщетно пытаясь освободиться от веревок. Чертов гений, это не так-то просто, как кажется. — Согласно закону, Вы обязаны выпустить меня на свободу. Это нарушение прав человека!

— Мисс Бэрк, Вы назвались моей пленницей. В таком случае странно просить свободы, не правда ли? Кроме того, Вы, мне кажется, отнюдь не против.

— «Анжелика и султан», надо полагать? Вы схватили меня аки Осман Фераджи?

— Разумеется. Грех удержаться, когда в твоих руках маркиза ангелов.

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. В конечном счете Анжелика выбралась на свободу. Вы же знаете, мистер Крауч, что в Новый год каждая, даже самая крохотная, мечта может стать явью.

Барти, лениво взмахнув рукой, освободил меня от чар, но забросал снежками, не успев я сделать и шагу. Ничего, мистер Крауч, ничего, еще посмотрим, чья возьмет. Снежная игра, в конце концов, довела нас до Запретного леса. До Запретного, Мерлинова борода, леса, подумать только. Не успела я вздохнуть, как меня обняли самым наглейшим образом. Наглейшим и желанным. Самым желанным из всех возможных благ мира.

— Так Вы признаёте мою победу, мистер Крауч?

— Даже не надейтесь, мисс Бэрк.

Я была счастлива как никогда. Счастлива неповторимому теплу, охватившему сердце. Честное слово, я не помнила, когда точно наступило это мгновение, но, казалось, в следующую же секунду мы с Барти не могли оторваться друг от друга. Нежный поцелуй плавно перешёл в неукротимую страсть, словно оба хотели отдать друг другу как можно больше чувств и внутреннего огня. Право, я теряла почву под ногами. Казалось, мир превратился в сказку. В новогоднюю — тысяча девятьсот восьмидесятый год начинался превосходно — сказку для двоих. Моя надежда. Моя вселенная. Моя и только, иначе и быть не может. Он. Она. Стихия. Обжигающая завораживающая стихия. Мне хотелось прижаться как можно крепче и никогда не отпускать. И будь, что будет. Хоть мир. Хоть война. Главное — вместе. И только вместе. Чему не в силах помешать ничто на свете. Ничто и никогда.