Посол, принцесса... воин (гет)

Она посол Восточной Империи Ко. Принцесса, вся такая нарядная, в розовом платье и с золотыми украшениями в волосах. Сахарная. Воздушный, пышный веер из белых перьев диковинных птиц прячет половину ее красивого лица, и лишь взгляд больших глаз прямой и твердый. Ро-Ро смотрит в эти искрящиеся уверенностью голубые глаза и не находит ничего интересного. Невзрачно, блекло, почти серо и уныло. Принцессы все до единой такие — правильные, манерные, приторные, до раздражения фальшивые. Мурон пытается походить на эту сахарную принцессу — прямая осанка, красивые речи и манеры, придуманные глупцами для глупцов.

— Как вам колизей? — спрашивает Мурон, берет в руку чашку, как ей кажется, правильно, оттопыривает мизинчик. Смотреть на это глупо, убого и совершенно некрасиво. Ро-Ро радуется тому, что родился исключительно фаналисом, не обремененный всеми придуманными и ограничивающими свободу правилами.

— Немного жестоко, — говорит принцесса, и голос ее сахарный и нежный противно хрустит на зубах.

— Есть такое, — признает Мурон, заставляя Ро-Ро фыркнуть раздраженно. Присутствовать в светской беседе двух дам из высшего общества совершенно не хочется, но Му приказал оставаться с его младшей сестрой, и выбора нет. Терпение. Терпение.

— Жизнь воинов пронизана сражениями, за высокие ли идеалы, или обыкновенной страстью к битвам, — произносит принцесса, не спуская глаз с гладиаторов, сражающихся на арене. И столько интереса в ее глазах, столько азарта и страсти, что Ро-Ро на секунду даже теряется. Не так должна смотреть принцесса на схватку «варваров» и «дикарей», совершенно не так.

— Да, — соглашается с ее словами Мурон, и ее распирает гордость за свою страну: — Сильнейшие воины со всего света хоть раз, но приходят сюда, чтобы проверить себя. Колизей, можно сказать, издавна является показателем силы и духа нашей Империи, признанной во всем мире.

— Показателем силы… — задумчиво повторяет принцесса. Она вдруг смотрит на свою руку, и изящества в ее ладони меньше, чем даже у Мурон — мозоли, неаккуратно зажившие шрамы, лопнувшая в некоторых местах кожа. Не так должна выглядеть рука принцессы, изящной и хрупкой, как хрустальная ваза. Она аккуратно ложит веер на колени, и на щеке ее становится виден шрам едва заживший. У принцессы, и шрам, оставленный мечом. Это так странно, необычно. Потрясающе красиво. Мурон бы убила и убилась, оставь кто на ее искаженном от ярости лице подобное «уродство».

— У вас… — Мурон замирает в нерешительности. Взгляд ее цепляется за шрам на ее бледном лице, но спрашивать о чем-то подобном? Стоит ли так поступать, и не оскорбит ли ее вопрос столь важную особу? Ро-Ро усмехается, у Мурон в голове наверняка мечется безумный рой вопросов. А узнать хочется. Так интересно становится, сахарная девочка в один момент оказывается вовсе и не сахарной.

— О, — замечает Хакуэй, и голос ее спокойный и сладкий, больше не хрустит на зубах. — Об этом не волнуйтесь. На поле брани случается много всего занятного, и этот легкий шрам лишь последствие одной из стычек.

— Ну… это да-а, — протягивает Мурон и видно, как ее напряженные мышцы расслабляются, руки, все время сжимавшиеся в кулаки от сдерживаемых эмоций, легко разжимаются, и сидит она уже не так ровно, как в начале беседы.

— Вы сказали, что хоть раз, но сильные воины приходят сюда ради проверки своих сил, — Хакуэй улыбается тепло и нежно, а в глазах безрассудство и азарт. Сахарная… сахарная… принцесса…

— Я бы тоже не прочь попробовать собственные силы на этом поле боя как воин Империи Ко, — она говорит прямо, своим спокойным и ровным голосом, сладким таким, приятным уже для слуха.

Ро-Ро смотрит на посла Восточной Империи Ко, а перед глазами женщина с мечом, опасная и страстная в своем стремлении перерубить противника пополам. Наверное, его мысли были извращены и утрированы в силу его собственной природы, но сахарной там больше не было, тем более принцессы, выкинутой уже куда-то на задворки. И когда она выходит на арену под восторженный взгляд заулыбавшейся Мурон, Ро-Ро ставит на нее все собственные деньги, а вечером навещает в лазарете. Ее победа оказалась оглушительной, ее раны довольно серьезными, но достаточно терпимыми для принцессы, дополнившей их его грубыми руками и жесткими поцелуями, переполненными восхищением и страстью к ней — послу, принцессе, воину.