В подвешенном состоянии (гет)

— Ничего глупее не слышал. — Слова Малфоя зависли в воздухе, а в следующий миг растворились в холоде вечера.

Гермиона промолчала, потому что не дело прерывать его, когда он распаляется в преддверии потока возмущений. Эти излияния Малфоя достигали грандиозных размахов, уничтожали на своем пути и тишину, и отчаяние, и скуку, и Гермиона всегда чувствовала, когда фонтан вот-вот прорвет.

— А если вспомнить, сколько времени я выслушивал мысли из котелка Пэнси, это о многом говорит, — Малфой прервался на секунду, но воспоминания о бывшей девушке взбудоражили его слишком сильно, поэтому продолжил: — Поверь мне, мысли она вообще не фильтровала, рот у нее не закрывался, так что я знаю толк в глупости.

Он был в отличной форме сегодня, даже выражался красочнее обычного.

Конечно, у Гермионы не было намерений спровоцировать у него поток возмущений, но она ляпнула такую банальную фразу, как: «Знаешь, говорят, что все снежинки разные» — в присутствии Малфоя, а это обрушило лавину. Пусть даже тема разговора так и напрашивалась в нынешний снегопад. Но им все равно нужно было отвлечься на что-нибудь, пока они, замерзая, ждали Андромеду на пороге ее дома в канун Рождества, и в данных обстоятельствах развлечения лучше, чем малфоевские возмущения, было не найти.

— Это слишком упрощенное утверждение, — говорил Малфой. — Как со словом «бесконечность». Ненавижу его. Если кто-то говорит про бесконечность, он просто плохо представляет масштабы, вот и все. Само слово совершенно бессмысленно.

Он обернулся к ней с тем самым странным, язвительным видом, навевающим мысли о шпильке — если не камне — в сторону маглов. Наверняка это был такой способ завлечь ее в разговор. Он всегда срабатывал.

— Тогда какое слово ты выберешь взамен, Малфой? — спросила Гермиона. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы вопрос прозвучал с любопытством, а не с вызовом. — Чтобы показать неизмеримость чего-то?

— То-то и оно. Такого слова нет. Оно вообще не нужно, — отрезал он. — Людей так пугает неопределенность, подвешенное состояние, что хочется на все вешать ярлыки. Ищут какое-нибудь словечко, которое все объяснит, будто оно позволит загнать сомнения в угол. Людям нравится простота. Она нужна им.

Простота? От одного упоминания у Гермионы закипали мозги.

Ей хотелось жить легко и просто, но выходило это из рук вон плохо. Иначе она не сидела бы сейчас здесь, буквально отмораживая пятую точку на ледяных ступеньках, под мириадами — читай, бесконечностью — падающих снежинок.

Иначе она ушла бы сразу же, как узнала, что ни Тедди, ни Андромеды нет дома, и плевать, что там Гарри говорил, как важно передать им подарки из рук в руки. Гермиона знала, конечно, насколько Гарри любит крестника, однако все равно была сбита с толку напором, с которым друг поручил ей задание, да еще и в канун Рождества. Но он с таким отчаянием настаивал, а она попросту не умела отказывать Гарри... Когда Гермиона прибыла к дому, то встретила там Малфоя, ну и... уже не нашла сил, чтобы уйти.

— А тебе не нужна, я так понимаю? — спросила она. Малфой вскинул брови, и Гермиона договорила: — Ты такая особенная снежинка, которой не нужна простота? — интонация у нее была поддразнивающая, улыбка — ироничная, так что она не думала, будто может его обидеть.

И он не обиделся, но повернулся к ней удивленный и растерянный, словно не ожидал, что она вступит в разговор. Малфой открыл рот, закрыл, так ничего и не сказав, и отвернулся.

— Нет, — тихо отозвался он куда-то в темноту. — Нет, мне не нужна.

Перемена в его настроении резала слух. Малфой так быстро сдулся, оборвав возмущения — беспрецедентное событие! — и Гермиона не понимала почему. Холод пробирался под одежду даже в обход согревающих чар, а тишина пульсом отдавалась в ушах, заглушая шепот падающего снега. Гермиона не знала, что думать по поводу его настроения, а те крохи надежды, обретенной в начале вечера, грозили вот-вот разлететься в стороны.

— В общем, я не закончила свою мысль, — начала она, поддавшись нервному желанию прогнать тишину. — Да, говорят, что не бывает двух одинаковых снежинок, но последние исследования свидетельствуют, что это может быть миф.

Малфой оглянулся, приподнял бровь, но сидел все еще сам не свой.

Гермиона продолжила:

— Выяснилось, что мелкие, базовые кристаллы, из которых строятся снежинки, на самом деле схожи, поэтому одинаковые снежинки могут существовать. Если было бы время и мощный микроскоп... если бы придумали способ разглядеть мелкие кристаллы, чтобы те не растаяли... и если бы в нашем распоряжении имелась сотня тысяч лет, чтобы собрать базу снежинок... вероятно, получилось бы найти одинаковые. — Она резко втянула воздух, а затем наблюдала, как он выходит изо рта облачком. — Так что... считай, что это такое «С Рождеством», Малфой: ты можешь быть прав насчет своей «бесконечности».

Гермиона посмотрела на него с теплой улыбкой, но Малфой задумчиво глянул на нее и отвел взгляд.

И если бы тогда ее спросили, она призналась бы, что у нее нет проблем с концептом бесконечности. Нет проблем с сомнениями, нет проблем с тем, чтобы заглянуть в бездну и уйти оттуда с ворохом вопросов, а не ответов. Половину своей жизни она предотвращала катастрофы и исправляла промахи, поэтому привыкла к раздражению. И пусть она не имела ничего против ярлыков, порядка и знаний как таковых, без этого можно было прожить.

Но вот без чего прожить было совершенно никак, так это без терпения. И если Гермиона не отыщет колоссальные его запасы как можно скорее, то просто сойдет с ума. Она застыла в этом моменте с натянутыми нервами, ее придавливал к земле как гнет неосуществленного, так и тяжесть всех разбитых надежд. И если не найдется хоть капля терпения, все будет безвозвратно потеряно.

Ведь придется тогда признать, что им с Малфоем не по пути, и так уж вышло, что с этим у Гермионы имелись проблемы.

Любой другой на ее месте уже смирился бы, учитывая, что за последний год накал их флирта все слабел и слабел. Неловкость в их с Малфоем отношениях появилась еще после прошлого Рождества, не вполне понятно, откуда вообще взялась, но все пошло не так, кажется, после того неудачного обмена подарками.

А к этому добавились еще Гарри с Роном и их загадочное поведение.

Опять же не выходило определить, когда именно это началось, но ее друзья вдруг стали появляться в самое неподходящее время и попортили им с Малфоем немало Тех Самых Моментов. Один раз Гермиона даже забеспокоилась, что они не одобряют её выбор, но быстро сообразила, что как раз Гарри и Рон приглашают Малфоя встретиться, а значит, быть недовольными им не с чего.

Странности добавляло ещё и то, что во время этих встреч Рон постоянно пихал ей в руки бокалы. Гермиона заволновалась, заподозрив, что так могут проявляться тревожные звоночки настоящей проблемы.

Кроме как на сборищах с друзьями, они с Малфоем продолжали видеться в Министерстве, и там случалось немало неоднозначных столкновений, которые объяснялись как скукой и эффектом близости, так и взаимным притяжением. Гермиона была из тех девушек, которые запросто убеждают себя, что ею никто не интересуется, и по опыту знала, как глупо цепляться за надежду, для которой нет оснований. Но между ними с Малфоем существовала явная связь, и Гермионе казалось, что ей хватит ума отпустить её, если и правда придётся отказаться от мечты.

Но сегодняшний вечер, когда они столкнулись случайно и переживали снегопад плечом к плечу, пронизывало нечто особенное. В воздухе искрило, от плеча до ног, где они соприкасались, усевшись вплотную на ступеньках, на Гермиону напирала энергия, готовая вот-вот прорвать плотину. Через все слои одежды она ощущала дрожь окружающего мира, начало и... что-то на пороге зарождения.

И это что-то вдруг прокатилось по всему телу, словно в спину стрельнули зарядом. Гермиона решилась: она обязательно что-нибудь сделает. Что-нибудь скажет.

Вдохнув полной грудью, она огляделась. Снегопад вовсю разошелся, снежинки танцевали, кружили в воздухе, призывая самых отчаянных сосчитать, зарисовать или рассортировать такое чудесное явление, как они. Гермиона представила, что её вера вьется где-то тут же, и, чтобы уловить её, нужно лишь вглядеться.

~*~**~*~

Спроси Драко кто, он ответил бы, что у него есть проблемы, когда нужно справиться с раздражением. Он много и с удовольствием жаловался на обстоятельства — это был результат жизни в богатой семье с чрезмерно балующими его родителями. Конечно, он повзрослел и изменился и довольно больно спустился с небес на землю за время войны и в последующие годы. И пусть из нытика вырос мужчина, этот ребёнок тем не менее остался жить глубоко внутри. Также у него имелись проблемы, когда дело касалось сомнений и вопросов без ответов, и известная склонность к трусости и своевременному отступлению.

Короче, вся эта банальщина про бесконечность и шаг в бездну была просто полной фигней.

На сегодня Драко выработал определенный план, как случалось всегда в преддверии праздника, сбора с друзьями или мимолетной встречи с участием Гермионы, и в который раз все пошло наперекосяк. В последние полтора года (на самом деле два, но мысли об этом подталкивали его к депрессии) он приходил на каждую встречу с уверенностью, что вот сейчас-то (сегодня либо в ближайшее время) все закончится жарким сексом.

Секс в воображении Драко обязательно был жарким.

И только недавно в его голову закрались сомнения, что план может не выгореть. С такими-то «достижениями» можно было подумать, что Драко частенько тормозит. К тому же у него имелась еще одна проблема — гремучая смесь притязаний и слепого оптимизма, когда дело касалось его собственных целей (читайте выше о балующих родителях).

Так к чему была та чепуха о снежинках и простоте? Если вас тянет на психологию, можно сказать, что Драко создавал образ идеального себя, которым стремился быть: смелым, уверенным парнем, который всегда точно знает, что делает. В реальности он, разумеется, не представлял, что творит. Совсем. И когда Драко терялся, то начинал особенно сильно изливать возмущение.

Вот и сейчас Гермиона прижималась к нему боком, почти буквально завися от него, чтобы не замерзнуть до смерти, а он сидел и не мог ничего сделать. И пусть «Обними ее... обними ее...» непрерывно вертелось в голове, руки Драко оставались на месте, как приклеенные, а сам он вещал о полной чепухе, в которую вряд ли верил. Тепло ее тела проникало сквозь слои одежды, будто она горела, а он все равно не шевелился.

В прошлый канун Рождества, полный разочарования, Драко решил, что подарки не откроют ему путь в постель Гермионы, а потому вознамерился сделать шаг на вечеринке Невилла и Ханны в «Дырявом котле», но Поттер с Уизли его вспугнули. Они втроем неплохо поладили, чему и сами удивлялись, но в тот день двое гриффиндорцев буравили его такими пристальными взглядами, что Драко свернул свои развратные планы в отношении их лучшей подруги. Вместо этого он пережил вечер мучительных разговоров об акушерстве у вампиров с Луной Лавгуд, и этот опыт на пару месяцев отбил у него охоту подкатывать к Гермионе.

Его день рождения должен был стать билетом в счастливую жизнь, да и на Гермионе был такой красивый сарафан, и пришла она с таким продуманным подарком (хоть и обернутым во что-то непонятное), что Драко возлагал на конец праздника большие надежды. Однако в тот самый момент, когда он уже решился действовать (и не сомневайтесь, это был бы грамотный шаг), его зажала в углу мать и посвятила во все подробности жизни Андромеды с почившим мужем Тедом, который был маглорожденным.

Она все говорила и говорила о том, что прежде не понимала, как это замечательно — разделить свою жизнь с человеком другого круга, и что между ее сестрой и зятем была сильная связь, и да, она прекрасно помнила, как выражалась в прошлом, Драко, нет никакой необходимости тыкать ее в это носом.

Когда же Драко вырвался из хватки матери, Гермиона играла с Уизли в какую-то странную игру с выпивкой, и он понял, что упустил свой шанс.

Он долго не мог простить матери порушенные надежды. И сегодня согласиться на ее уговоры забежать к Андромеде стоило Драко титанических усилий. Но вслед за ним у дома появилась Гермиона и... после промаха на прошлой встрече он не мог упустить новый шанс.

Драко свято верил, что уж в Ночь Гая Фокса все получится как надо. Грейнджер рассказала ему о празднике пару лет назад, и он счел этот день подходящим для шага вперед: осень, вечер, фейерверки, а в сумме получается «да». Они уютно устроились перед костром, так близко друг к другу, как сейчас. Но злостный порыв ветра швырнул в лицо Гермионе пепел, и следующие пару часов Драко вытаскивал частички пепла из ее глаза с помощью Акцио. Настроение было безвозвратно испорчено.

Драко, конечно, отметил похожую атмосферу того вечера и нынешнего, к тому же снег и праздничные дни — отличные условия. Такая удача свалилась на него неожиданно, и он решил, что просто обязан что-нибудь придумать, воплотить мечты в жизнь уж в этот-то раз, если бы только на секунду успокоить вихрь мыслей, не тараторить, составить план...

«Обними ее... обними ее...» — билось в разуме, однако тело не подчинялось.

Драко захватило привычным страхом, кольнуло сердце особым холодом и придавило убежденностью, что ему никогда не хватит смелости совершить первый шаг. В такие мгновения он погружался в глубины отчаяния, его оставляли все надежды, а Гермиону он не заслуживал, ведь даже не находил в себе сил пережить отказ.

Хреновый из него рыцарь.

Гермиона никогда не станет его.

В эту же секунду она задрожала, и Драко вскинулся.

А затем по нему вдруг прокатилась волна, и спина сама собой распрямилась. Эта волна наполнила его чудесным, непонятно откуда взявшимся ощущением, придала чуть-чуть смелости, каплю неведанной решительности и, кажется, уверенности. И Драко осенило поистине гениальное решение.

Можно ведь просто сказать, что он чувствует. Озвучить, что на сердце, и надеяться на лучшее. Как только не додумался до этого раньше?

А Гермиона выпрямилась, вдохнула, словно собиралась заговорить.

— У меня нет в запасе сотни тысяч лет, — выпалил Драко.

— Что? — нахмурилась она.

Если не смотреть в ее большие, любопытные глаза, то получится сохранить спокойствие, поэтому Драко глядел вперед, в снежную ночь.

— Снежинки. То есть говорят, что люди тоже уникальны, но я, признаться, не особо в это верю. По-моему, люди относятся к одному из десяти или около того типов, половина из них навязывается, другие — скучные, но даже если мы все как снежники...

«Спокойнее, Драко. Не слезай с темы. Дыши. Дыши!»

Он хлебнул воздуха и выложил все карты.

— Я никогда не встречал такого человека, как ты, Грейнджер. Поверь, я искал. Не той штукой, конечно... как там ее?

— Микроскопом? — тихо подсказала она.

— Да. Даже если люди уникальны только до какой-то степени и перебрать их проще, чем снежинки, искать своего человека все равно придется долго. Человека, который умеет меня смешить, подначивать, приободрять... К которому я неравнодушен, как к тебе.

Он выпалил эту речь на одном дыхании и шумно выдохнул, мысленно дав себе пять за смелость. И только когда тишина затянулась, до Драко дошло, что дальше этого признания он ничего не продумал. Ну и пусть. Он высказал, что собирался, и ощущал от этого облегчение.

А вот Гермиона все молчала, и тишина начинала оглушать, но Драко готов был смириться с этой неловкостью наедине, а если он просто будет смотреть вперед, сосредоточившись на снегопаде, этот момент закончится и все станет как будто бы ничего и не слу...

Щеки закололо от шерстяных перчаток, и его лицо повернули навстречу самой идеальной девушке во всей вселенной. И выдернув Драко на единственный путь из подвешенного состояния, Гермиона притянула его к себе и теплыми губами отогнала холод и окружающий мир.

«Обними ее... обними ее...»

Но его руки действовали по своей воле (и оказались умнее любой другой части его тела) и уже путались у нее в волосах, а Гермиона прижималась к нему, и Драко успел лишь кратко отметить, как тают на их щеках снежинки, а потом его голова благословенно опустела.

~*~**~*~

— Орел покинул здание! — громко воскликнул Рон, забыв, что их вообще-то могут услышать.

— Что? Орел? Что происходит? — пронзительно взвизгнула Нарцисса не тише Рона и лихорадочно потянулась за омниноклем.

— Орел приземлился, Рон, — устало поправил Гарри. — Делись давай, мы тоже хотим посмотреть.

— Они целуются? — самодовольно поинтересовалась Андромеда.

— О-о-о-о-о-о-о-о-о... — протянула Нарцисса из-за омнинокля таким тоном, каким обычно восхищались щенками.

— Похоже, мои чары вызова суматохи все-таки сработали.

— О чем ты говоришь, Рон? Ты всего лишь раздул костер...

— И это, Гарри, их сблизило, — надулся от гордости Рон. — Они весь вечер пялились друг другу в...

— Гермиона поцарапала роговицу, насколько я помню. И вообще это было давным-давно.

— Ты не дал подмешать им кое-что в бокалы, что еще мне было делать...

— Не все можно решить алкоголем, Рон, — повторил Гарри в который раз. А затем с нехарактерным самодовольством добавил: — Но как тебе чары непреодолимости, которые я наложил на подарки? Вот почему у них сегодня все получилось.

— Ой, подумаешь, — скуксился Рон. — Ничего не сработало бы, если бы я не подливал им. Так бы и закончили ничем.

— Нас бы здесь вообще не было, если бы я не расписала ему Гермиону, — вмешалась Нарцисса. — Драко очень прислушивается к моему мнению, и без моего одобрения у нас не было бы ни шанса...

— Мы все молодцы и все постарались за этот год, — дипломатично заметила Андромеда (с убежденностью человека, который осознает свою незаменимую роль в сегодняшнем успехе, но хвастаться не собирается).

С этим утверждением все искренне согласились. Кто же в здравом уме упустит шанс заявить, что приложил руку к счастью друзей, пусть бы помощь и была минимальна?

~*~**~*~

И на этом Дух Рождества (она действительно существует, скажу я вам) покинула четверку людей, сгрудившихся на крыше напротив дома Тонксов, чтобы подсматривать за ничего не подозревающими Драко и Гермионой. Они были весьма собой довольны.

Признаться, слушать их дальше было невыносимо. За всё тысячелетие работы к ней в эльфы не попадали столь некомпетентные создания. Ну да ладно.

Она улетела, довольно вздохнув, впереди ждали новые и новые свершения. Такой уж была ее работа, довольно хорошая вообще-то, пусть и были проблемы с отпуском и кадровым голодом.

Этот случай вышел особенно трудным, уж поверьте — за свою-то жизнь Дух осуществила не одно невозможное чудо. Она всегда была наготове, и каждое задание было по-своему важным, а каждая задача — выполнимой. К счастью, прибегать к откровенному волшебству, которым она приложила Драко и Гермиону, приходилось нечасто. Это не одобрялось, но раз у нее не было необходимых средств, чтобы завершить задание, Дух позволяла себе вольности.

Бывало так, что люди, чье сердца жаждали чуда, просто-напросто не поддавались. Отдалялись друг от друга, становились врагами, даже женились и выходили замуж за чужих. Духу же приходилось стараться изо всех сил и быстро адаптироваться к обстоятельствам.

И она правда старалась — на благо всех и каждого. Одного за другим.

Что ж, крепитесь...

Ведь несмотря на то, что это считается клише, у каждого из нас есть половинка. У Духа Рождества сейчас всего лишь небольшой завал, но она из кожи вон вылезет, лишь бы его разобрать. Она работает на предельной скорости и обращается за помощью (какой бы та ни выходила в зависимости от задания и компетентности друзей и членов семьи), чтобы побыстрее устроить сердечные дела.

А пока нам остается найти во тьме луч веры, сделать бесконечность нашей ареной и надеяться.

~*~*конец*~*~