План загадки (джен)

Когда агент 007 возвращается с миссии, Кью встречает его набором дежурным фраз, словно в какой-то причудливой игре по ролям.

Самая частая из них: «Как вы на этот раз уничтожили мое оборудование?» — в разных вариантах.

«Вы ранены» звучит слишком часто для душевного спокойствия Кью.

Иногда приходится добавить:

«Вы просрочили психологическую проверку», поскольку М склонен считать, что Бонд лучше воспримет это от кого-то не из числа врачей.

Не обойтись и без «007» на разные лады: эта фраза будет уместна в любой ситуации.

Еще никогда прежде Кью не произносил, напряженно перестав печатать: «Что вы, черт возьми, здесь делаете?».

— Пришел сдать свое снаряжение, — отвечает Бонд, и легкая невнятность его речи — дурной знак.

Кью направляет плафон настольной лампы прямо Бонду в лицо; тот вздрагивает, затем смотрит на Кью со смутным раздражением, хотя скорее всего у него перед глазами вспыхивают яркие пятна.

Кью игнорирует его, подхватывая лампу за ножку и поднося ее к лицу Бонда. На свету оно выглядит еще хуже.

Бонд регулярно получает ножевые ранения, порезы и синяки.

Он ломает ребра и кости, рвет мышцы — обычное дело при его профессии.

В него постоянно стреляют, а иногда и бьют; травят ядами, накачивают наркотиками, пытают и допрашивают, и все же Кью впервые видит лицо Бонда настолько разбитым и покрытым синяками; кажется, прежде мир предпочитал щадить это лицо и вместо этого крушить другие части этого человека.

Каким-то образом его глаза пощадили, хотя скулы приняли на себя основную тяжесть удара. Синяк, покрывающий его левую щеку, в центре темно-фиолетовый, под челюстью он сильно испещрен яркими сине-красными пятнами. Нижняя губа разбита, и, судя по тому, как странно топорщатся короткие волосы, на голове у него тоже есть травма.

Кью выключает свет, как только убеждается, что глаза Бонда сфокусированы и реагируют нормально, зрачки сузились до тонких темных точек в короне стального кобальта.

— Вам нужно на осмотр.

— А ты должен спать — или не спать — дома, и все же мы здесь.

Кажется, теперь Бонд лучше контролирует свою речь, слегка бормоча, чтобы не раздражать щеку.

— Я могу поспать у себя в кабинете, если потребуется, а вам нужно показаться врачу, — Кью стучит пальцами по клавиатуре: — А вдруг у вас сотрясение мозга?

— Нет.

— Откуда вы знаете?

Бонд криво улыбается.

Выглядит довольно впечатляюще, учитывая багровеющий синяк.

— Из личного опыта.

Вместо ответа Кью берет тонкий черный кейс с оборудованием и щелкает пальцами перед глазами Бонда.

Тот просто моргает.

— Время вашей реакции нормально для большинства людей, но вне всяких сомнений отклоняется в большую сторону от ваших стандартных показателей. У вас не щека, а месиво, вам могли что-то сломать... — Вероятнее всего, это не так, раз Бонд все еще в состоянии с ним спорить, но кто же знает, что агенты секции «два ноля» сотворили со своим базовым болевым порогом. — Идите к врачу, Бонд.

— Или что?

Он даже произносит это без вызова. Кью каждый раз замечает, насколько Бонд уверен в себе и болтлив на миссиях, зато в штаб-квартире спокоен и гладок, как прозрачное оконное стекло.

И Кью не может понять, разлетится ли эта личность в конечном итоге на куски или же расколется на великолепные, искаженные кратерные узоры — пуленепробиваемые, хотя и уязвимые.

С агентами МИ-6 случалось и то, и другое.

Сейчас Бонд смотрит на Кью так, будто искренне ждет от него подходящие альтернативы. Он даже голову склонил набок.

Закончили, значит, закончили.

Кью закрывает свой ноутбук и покидает рабочее место, обходя Бонда.

У того за ухом виднеется небольшая шишка, и Кью едва сдерживает желание ткнуть в нее.

Выглядит безобидно, особенно в сравнении с лицом, но Кью все равно скрещивает руки на груди, стремясь к максимально властному тону, на который способен в десять вечера.

— Вы пойдете со мной и как минимум дадите мне просканировать вашу голову на наличие переломов, или же я пущу в вас пулю — в какое-нибудь не опасное для жизни место — и тогда вы точно окажетесь у медиков.

— Ты не любишь оружие.

Кью выдыхает.

— Нет. Не люблю. Разве это проблема?

Бонд поднимает голову и поворачиваясь в сторону Кью, как гончая, почуявшая добычу, но тот просто лениво проводит рукой по одному из рукавов, стряхивая фантомные пылинки.

— В меня уже стреляли.

— Да. Но если вы начнете поливать кровью мой этаж, мне придется настоять на вашем визите в лазарет.

— Ты бы не стал стрелять в меня.

Кью очень хочется верить, что это последствия травмы головы, но невзирая на бормотание, Бонд изучает его поразительно ясными глазами.

— Хотелось бы, чтобы вы не гробили себя из чистого упрямства, когда задание выполнено, — вместо этого говорит Кью.

Оба замирают, и воцаряется долгое молчание. Затем Бонд поворачивается и плавно идет к выходу.

Теперь, когда его лицо находится в тени, а поза опасно расслаблена, Кью почти представляет, что сейчас они в очередной раз встретились перед миссией и собираются обменяться колкостями и ранами.

Он размышляет, стоит ли запереть двери лаборатории, когда Бонд шутливо поддразнивает его:

— Ты так мило просишь, полагаю, придется мне уступить.

И в этом особая развязность Бонда, уверенная многозначительность в его голосе, и кажется, в голове Кью словно щелкает выключатель.

В глубине сознания звучит тихое «о», за которым следует: «То есть мы в режиме миссии, да?»

Отбросив эту мысль, он берет свой телефон и кейс с оборудованием Бонда и понижает голос — пусть лучше навострит уши, чем Кью будет бегать за агентом секции «два ноля».

— Вам налево, Бонд.

Бонд бросает взгляд через плечо, его голубые глаза — всплеск цвета в пустом белом коридоре. Он поворачивается к Кью своей не травмированной щекой.

— То есть мы остаемся в техотделе.

— Разумеется, — Кью высматривает любые признаки дезориентации Бонда: рана на голове или то, что он вообще не смотрит, куда идет, но нет.

Этот человек передвигается по своей территории как волк, совершенно непринужденно и абсолютно не заботясь о любых препятствиях, которые мешают другим людям.

— Бонд. Я не эксперт в области медицины. Если я обнаружу что-то серьезное, вам потребуется профессиональная медицинская помощь.

— Что именно ты понимаешь под серьезностью? .

— Если я смогу что-то обнаружить, все серьезно. Второй выход.

— Хм, — Бонд отворачивается. — Принято.

Он не уточняет, что именно: словно Кью еще не знаком со склонностью Бонда игнорировать приказы.

* * *

— Не знал, что у тебя здесь спрятан отдел диагностики изображений, — говорит Бонд, когда Кью перешагивает порог, активируя быстрым щелчком переключателя свет и рентгенографическую систему.

Его взгляд скользит по комнате, отмечая дверь напротив, детектор в углу, затем останавливается на плоском верстаке, над ним подвешен сканер на вращающейся системе рычагов.

Он похож на медицинский цифровой рентген-аппарат, и хотя техотдел использует его для оборудования и неопознанных посылок, почему бы не просканировать им кости.

— Когда я сказал, что просканирую вашу голову, я не шутил.

Кью ныряет в соседнюю комнату, чтобы оставить там свой телефон и чемодан с оборудованием. Он берет аптечку из маленького отсека в стене и возвращается в кабинет с рентгеном, где Бонд играет в гляделки со сканером.

Кью снимает печать с пакета со льдом и бросает его Бонду, затем указывает на скамейку.

— Присаживайтесь.

После чего абсолютно игнорирует Бонда, подходит к док-станции сканера, чтобы повозиться с настройками, и открывает руководство на прикрепленном планшете.

Когда он поворачивается спиной к Бонду, у него начинает покалывать в затылке — явный знак, что за ним наблюдают.

Он просматривает инструкцию в поисках безопасного для человека уровня облучения, и это помогает ему отвлечься.

Он слишком привык быть глазами и голосом издалека, невидимым и властным.

Не только Бонд черпает уверенность в работе, концентрируясь исключительно на поставленной задаче.

— Я сделаю четкие снимки в профиль, а также крупный план вашей щеки и рану сбоку головы, — говорит Кью, вводя новые настройки. — Так мы убедимся, что не упустили никаких травм.

— Ты же понимаешь, что прошел как минимум день. Я бы заметил что-нибудь критическое.

Голос Бонда звучит ближе, чем должен, и Кью превращает инстинктивное вздрагивание в плавный поворот, двигаясь лицом к нему, а не в сторону.

Так он вторгается в личное пространство Бонда — тот поглядывает на него сверху вниз, выражение его лица почти скрыто холодным компрессом на щеке.

— Ну, да, вы же так хорошо заботитесь о своем здоровье, — сухо говорит Кью.

Кривая ухмылка Бонда, даже неполная, не менее иронична.

— Обычные риски, связанные с работой.

Система подает звуковой сигнал о завершении прогрева, и Кью тянется к рукоятке, сканер движется с едва заметным шорохом вращающихся колес и хорошо смазанных шарниров.

— Побалуйте меня, 007. Двадцать минут вашего времени, затем можете идти на все четыре стороны.

Кью слегка наклоняет голову в сторону, чтобы компенсировать пару сантиметров разницы роста с Бондом, отказываясь поднять подбородок.

Он не собирается отступать, словно физическое движение закрепляет точку его зрения.

Опираясь свободной рукой на верстак, Бонд едва приподнимается, чтобы сесть на плоскую поверхность.

— Всего двадцать минут? Медикам нужно нанять вас. У них, насколько я знаю, уходит гораздо больше времени.

Ухмылка на лице Кью кажется чеширской.

— Меня больше не обвиняют в некомпетентности после первоначального ошибочного суждения?

Установив сканер в нужное положение, он мельком смотрит на Бонда, желая убедиться, что его колкость достигла цели, и судя по ровному молчаливому взгляду Бонда, совершенно непримиримому, так оно и есть.

Очко в пользу Кью.

* * *

Они делают три рентгеновских снимка, пока не срабатывает врожденное отвращение Бонда к безделью.

Усадите полевых агентов в засаду, и они будут часами караулить в одном месте или ходить по пятам за своей целью.

Но заставьте их сидеть спокойно в безопасности штаб-квартиры, и их практически залихорадит от вынужденного бездействия.

К чести Бонда — и раздражению Кью — Бонд сидит неподвижно, его беспокойная энергия тщательно сдерживается, пока он сознательно не решает взбрыкнуть.

— Ты взломал жесткие диски, которые я достал, невзирая на бакланов и слежку? — говорит он прямо в середине сканирования — значит, изображение будет размытым, Кью точно знает.

Он делает шаг вперед и касается сканера, затем пристально смотрит на Бонда.

Тот остается на месте, и прежде, чем ответить, Кью запускает систему и ждет.

— Да, — отвечает он и продолжает — пока он говорит, Бонд будет молчать: — Цели, которые вы устранили, имеют более широкую сеть, чем мы думали. На этих жестких дисках есть полезная информация — мы могли бы обойтись и без нее, но с ней, безусловно, ушло меньше времени на уничтожение синдиката. Однако для вашего уровня ничего особенного; Таннер назначил стандартных полевых агентов.

Готово на шестьдесят процентов. Кью поднимает палец, безмолвно приказывая сидеть тихо.

— Да, информация пригодилась, но это все равно не значит, что вы можете отклоняться от задания, исчезать с радаров или в процессе уничтожать свое оборудование. Оно стоит кучу денег, Бонд. В этих коммуникаторах прототип технологии.

— Интересно, — плавно перебивает Бонд, — с тех пор я потерял или повредил немало других вещей, но вы все равно продолжаете припоминать мне тот коммуникатор.

Конечно, система подает звуковой сигнал о завершении сканирования в тот момент, когда Бонд заканчивает говорить.

— К слову, о бакланах, — указывает Кью. — Все технологии, которые я разработал в этом наушнике, не сочетаются с птицей-рыболовом.

— Если вас это утешит, на следующую пару миссий я ходил только с телефоном и пистолетом.

Кью помнит. Его заместитель забрал жесткие диски и оставшуюся часть комплекта Бонда, а Кью был с другим агентом секции «два ноля», когда Бонд отправился на следующее задание.

Единственным серьезным последствием той миссии был четырнадцатичасовой сон Кью сразу после прибытия Бонда к точке возвращения.

Когда он проснулся, оказалось, что Райли превентивно предоставил ему выходной. Ну а Кью добавил еще несколько важных и довольно загадочных сведений в свое ментальное досье на Бонда.

Не сказать, что после этого Бонд вел себя как-то иначе.

Он загружает новый снимок на соответствующий экран системного планшета, и, разумеется, обычно четкие очертания кости в нижней трети изображения обрамляют дымчатые серо-белые полосы.

Кью слегка прикасается к своим очкам и смотрит поверх планшета на Бонда, который внимательно наблюдает за ним.

— Вы делаете это нарочно.

— Я все делаю целенаправленно, — хладнокровно отзывается Бонд как ни в чем не бывало.

Удивительно, как много ему удается вложить в своё выражение, едва двигая мышцами лица, особенно с ярким, уродующим лицо синяком.

Холодный компресс на щеке, который он прикладывает между сканированиями, вызывает онемение кожи и мышц и окрашивает здоровую кожу в розовый цвет. От этого темное пятно еще заметнее.

Кью закатывает рукав, поворачивая запястье внутрь, чтобы увидеть время на циферблате часов.

— Если вы и дальше будете портить сканы, в двадцать минут мы не уложимся.

— Тяжело сидеть тихо и неподвижно, — Бонд поворачивается и наблюдает за Кью, когда тот возвращается к рабочему столу, его поврежденная щека повернута в сторону сканера.

— Моя травма не опасна для жизни.

— Она повлияет на ваш график тренировок, если вы не получите допуск. Вам повезет, если инструкторы пустят вас на стрельбище или в тренировочные залы.

Полуулыбка Бонда опасна и задумчива одновременно.

— Есть и другие агенты.

Кью делает паузу, представляя, как именно другие агенты секции «два ноля» могут вырубить Бонда, исходя из того, что он знает об их навыках в досье.

Потом разворачивает сценарий, отсеивая факторы, которым Бонд, как известно, уязвим…

А затем аккуратно поворачивается, давая понять о своих намерениях: он протягивает руку и слегка сжимает неповрежденную часть головы Бонда.

Тот моментально встречается с ним взглядом, хотя сам даже не шелохнулся.

— Сидите спокойно, — говорит Кью, легко проводя пальцами по контуру его черепа, — и мы справимся быстрее.

Довольно много сотрудниц техотдела — и один очень тихий, очень бдительный сотрудник связи — падали в обморок от взгляда Бонда.

Но Кью готов поспорить, что они никогда не видели, как из-за мелькающих в голове мыслей слегка меняется оттенок его глаз.

Кью понимает, что за этим стоит наука — условия освещения, то, как зрачки сужаются или мимические мышцы двигаются, — но, тем не менее, изменение цвета все равно поражает.

Глаза Бонда темнеют от одного моргания до другого, исчез учтивый дамский угодник, отполированный агент на миссии.

Кажется, Кью смотрит на настоящего Бонда, в самой своей сути. Он уже встречал его прежде, в Национальном музее: тихий, неподвижный и опасно закрытый в течение нескольких недель после смерти бывшей М.

— Вы больше не провоцируете меня, да? — лаконично говорит Кью и прижимает два пальца к челюсти Бонда, наклоняя его голову к сканеру. — На медиков это тоже не действует, поэтому лучше спокойно пройдите психологическую проверку.

Бонд тихо и недовольно фыркает, но остается неподвижным, когда Кью, предупреждая, нажимает чуть сильнее.

Он отступает, и пока работает сканер, оба молчат.

Сканер подает звуковой сигнал, и наступившая после этого тишина наполнена недосказанностью.

Бонд ерзает, до хруста поднимая плечи и выпрямляя спину.

— Вот бы выпить прямо сейчас, — бормочет он и пронзает Кью взглядом.

— Ну?

Кью чувствует легкую улыбку на губах и проверяет скан — очень четкое изображение.

— К твоему сведению, — говорит Бонд, — даже половина местных активных агентов не может сказать, что прошла психологическую проверку.

— Я напоминаю вам только потому, что офис М прислал официальную просьбу повторить директиву всем агентам секции «два ноля».

— Для человека, который изо всех сил толкал меня к медикам, ты кажешься удивительно пресыщенным в отношении психологических оценок.

Кью в качестве эксперимента поднимает руку, и Бонд просто моргает, глядя на него. Он осторожно проводит рукой по волосам Бонда, чтобы нащупать шишки.

— Помимо первоначального психологического профиля, они для нас бесполезны, вам не кажется? — медленно говорит он. — Мы слишком много знаем обо всех процедурах, и нетрудно понять, что хотят услышать психологи.

Он наносит пальцами на карту окружность шишки, затем перемещает сканер.

Бонд услужливо и подозрительно послушно поворачивается.

— Теперь мне интересно, как проходят ваши психологические оценки, квартирмейстер.

Кью старается говорить ровно и мягко.

— Просто замечательно, спасибо.

И если он превращает отдельные детали в совершенно другую историю, когда речь заходит о его прошлом, что ж, в глубине души он конструктор — берет аспекты и характеристики вещей и переделывает их во что-то новое. Код или слова — какая разница.

Бонд протягивает руку, чтобы заблокировать сканер, изучая Кью краем глаза.

— То есть, по-твоему, отчеты с оценками не важны.

— Не совсем, — Кью кивает в сторону сканера и смотрит на Бонда, пока тот не принимает прежнее положение.

— Эти сеансы — субъективны; слишком открыты для интерпретаций и предубеждений интервьюера.

А мы слишком хороши в сокрытии; это вторая натура для агентов. Я люблю данные. Достоверные факты и детали.

— Значит, собираешься сохранить мои рентгеновские снимки?

На этот раз Кью даже пытаться не будет понять выражение лица Бонда.

— Сомневаюсь, что несколько статических изображений вашего черепа смогут хоть немного передать вашу склонность сводить с ума техотдел и МИ-6. — Кью хлопает Бонда по плечу, показывая, что ему нужно сидеть смирно, затем отступает от прямой линии излучения и снова включает систему.

— Нет, я просто продолжу делать то же, что и всегда.

Бонд ждет, пока сканер сделает снимки и подаст звуковой сигнал, после чего автоматически отступает.

— А что ты делал всегда?

— Наблюдал. Собирал факты.

И делал разумные выводы. По крайней мере, пытался. — Кью смотрит на монитор планшета и увеличивает изображение. — Думаю, сканов достаточно. Однако мне нужно взглянуть на них на большом экране, чтобы проверить их четкость; много времени это не займет.

Он оборачивается на тихий шорох одежды, тихое шипение движущихся механизмов, когда Бонд возвращает сканер в исходное положение и встает на ноги.

— Бонд. Вы остаетесь.

Кью задумывал это как утверждение, произнеся как команду, но вопрос, несомненно, подразумевался.

Верх глупости полагать, будто слова могут остановить агента «два ноля».

Именно поэтому все методы Кью включают в себя отслеживание их после того, как они заходили за черту, и помощь с точки зрения оборудования и информации, чтобы вернуть домой.

Даже если — судя по крохам проницательности, которые позволил ему Бонд — тот и придает некоторым словам Кью больше веса, чем они заслуживают.

Бонд снова прижимает холодный компресс к щеке, совсем не скрывающий хмурого взгляда, который он изо всех сил пытается не показывать.

— Ты же не думаешь, что я буду сидеть здесь как марионетка с перерезанными ниточками?

Кью прикидывает, насколько опасным может быть страдающий от боли и скучающий агент секции «два ноля», и отсоединяет планшет от корпуса, запуская на устройстве быстрое шифрование.

Затем пассивно подключает его к центральному экрану в главной наблюдательной лаборатории техотдела. Он переворачивает планшет и поворачивает его к Бонду.

— Вот. Можете следить за моей последней программой.

— Потрясающе, — тот смотрит на изображение сети и ее систем, а также на размытие синих и красных кодов, бегущих на заднем плане. — На что я смотрю?

— Я реконструировал хакерский код Сильвы для выявления уязвимости в нашей системе. Это, — Кью указывает на табличку подбородком, — залатает бреши в системе безопасности и защитит нас от дальнейших атак в том же направлении. Во всяком случае, в теории. Я установил код Сильвы в частной изолированной сети и запускаю программу, чтобы проверить ее эффективность. Последите за ней, хорошо? В прошлый раз вы разгадали ключ Сильвы.

Лицо Бонда становится нейтральным, почти неестественно нейтральным, но планшет он берет.

— Отлично.

Кью кивает и быстро ныряет в соседнюю комнату. Сидеть за клавиатурой — одно удовольствие; несколько команд — и Кью выводит сканы на большие экраны, расположенные на противоположной стороне комнаты обработки.

— Вы только посмотрите, — на мгновение забывшись, выдыхает Кью.

Он отступает назад, чтобы окинуть взглядом открывшуюся картину. Вот они, элегантные изгибы черепа Бонда — подлинный план интеллектуального центра человека.

Удивительно, какая разница при просмотре сканов на большом экране; есть детали, которые он пропустил на планшете — с определенными знаниями можно прочитать целую историю в отметинах и заживших линиях на костях.

Кью имеет дело с технологиями — физическим оборудованием и абстрактными движущими силами, — поэтому так он не может, но смотреть все равно интересно.

Именно так, полагает Кью, литературовед рассматривал бы ценный фолиант на неизвестном древнем языке.

Рентгеновские снимки выглядят достаточно чистыми, контуры четкие и хорошо очерченные.

Медики тоже не спят — Кью прикидывает варианты и отправляет сканы своему любимому доктору, которого сводит с ума своим отвратительным здоровым, несмотря на явно нездоровый образ жизни.

Он торчит в закрытом помещении без «свежего воздуха, солнечного света и влияния обычных, здравомыслящих людей».

Через минуту приходит сообщение.

«Ради бога, квартирмейстер, может, как любой нормальный начальник, прикажете своим сотрудникам прийти сюда? На чей бедный череп я смотрю?»

«Увы, ключевой персонал, который яростно возражает против вашего отдела».

Он прямо чувствует неодобрение, исходящее от его экрана на этот ответ.

«КТ или МРТ лучше подходят для травм головы».

«Не все так просто, — пишет Кью. —Положение дел?»

У техотдела и лазарета есть постоянное соглашение, по крайней мере, между их руководителями.

Кью помог реализовать систему связи, которая работает даже в закрытых уголках лазарета, не мешая чувствительному медицинскому оборудованию, а медики помогают техотделу консультациями при разработке оружия, которое выводит цели из строя весьма специфическими способами.

И — по крайней мере, среди медиков, с которыми Кью открыто заключил соглашение — это позволяет Кью просить об одолжении, и наоборот.

Навигация по различным подразделениям МИ-6 — жестокое дело, но в случае успеха явно того стоит.

«Присутствуют следы предыдущих травм, несколько заживших переломов, особенно вдоль черепа, — наконец приходит ответ. — В свете этого я бы предпочла полную компьютерную томографию. Но на рентгене видно отсутствие новых повреждений. Ни переломов, ни трещин. Наблюдайте за пациентом, ищите настораживающие признаки — тошноту, помутнение зрения, головокружение и т.д. Вы все знаете. Перезвоните мне утром».

Кью не представляет, как именно собирается проведать Бонда на следующее утро — и есть ли у него вообще человек, который присмотрит за ним, — но его плечи расслабляются, а неосознанное напряжение ослабевает.

«Спасибо».

Он ожидает ответ, напоминающий о текущем счете. Но получает совсем не то.

«Это не персонал Техотдела. Полевой агент, а вы не так уж и балуете агентов. Значит, кто-то важный».

У Кью замирает сердце в груди — совершенно иррациональная реакция, сбивающая с толку. Он моргает, глядя на резкие слова в свете своего телефона, и едва набирает:

«О чем вы?», когда приходит следующее сообщение.

«Спокойной ночи, квартирмейстер. Заберу на следующей неделе».

Он опускает руку — она, наверное, уже вышла из системы, решив, что он не позвонит сегодня — и тут же смотрит на рентгеновские снимки.

Кью не относится к 007 иначе, чем к остальным агентам секции «два ноля». У каждого из них свои причуды, и Кью идет навстречу их предпочтениям: 004 — ранняя пташка, поэтому Кью проводит брифинги утром, а 0010 разделяет его любовь к чаю, поэтому они встречаются в разных кафе, когда Кью нужно вооружить агента за пределами штаб-квартиры.

Конечно, Кью не обещает всем агентам — пускай и случайно — достать их из любой адской дыры, в которую тех занесет в ходе миссий.

Он для любого из них сделает все возможное, это его работа, и они заслуживают, чтобы кто-то прикрывал им спину, но…

Он также не навязывает им медицинские осмотры.

И остальные агенты не принимают молча его слова, и не позволяют не-медицинскому персоналу, так сказать, ковыряться в их головах.

Кью смотрит на снимки, снова задаваясь вопросом, что же видят медики, и надеется, что они испытывают ту же смутную благоговейную досаду, как он, глядя на коды своих программ.

Вскочив на ноги, Кью отправляет рентгеновские снимки Бонду — пусть сам занимается своими делами — и удаляет сканы, а затем, не успев подумать, решительно возвращается в кабинет рентгенографии.

Он и Бонда застал врасплох; о, тот достаточно быстро проводит пальцем по планшету, но стоит Кью глянуть на экран, он тут же узнает этот интерфейс.

В конце концов, он видит его каждый раз, когда входит в систему техотдела.

— Вы только что пытались взломать мой допуск с этого планшета? — недоверчиво спрашивает Кью.

Бонд плавно и небрежно прислоняется к краю верстака.

— С чего ты взял?

— В вашем досье указано, сколько раз вы взламывали личную систему бывшей М в начале своей карьеры агента «два ноля».

Быстрый поиск на телефоне подтверждает, что все его брандмауэры и протоколы безопасности на месте, хотя Бонд добрался до виджета, который отключил систему предупреждения Кью.

Бонд пожимает плечами.

— Такая удачная возможность. Стыдно было упустить.

У него хватает наглости улыбнуться Кью.

— Очевидно, теперь уже другой такой ты мне не предоставишь.

«Нужно разработать технологический поводок, — напоминает себе Кью, — и, возможно, электрошоковый ошейник».

Агенты «два ноля» приносят больше хлопот, чем пользы.

Бонд встает, вкладывает планшет в руки Кью, затем проходит мимо него в комнату обработки и со вздохом устраивается в одном из кресел.

— Все в порядке? — он указывает на свою ушибленную щеку. — Каков вердикт?

Кью, мстительно, не торопится выключать рентгенографическую систему и свет, пока взгляд Бонда не впивается ему в спину.

— Чисто, — наконец сдается он. — В основном. Поскольку нет ничего критического или опасного для жизни, и вы отказываетесь идти к врачу с такой травмой, значит лекарства без рецепта, сойдут. — Он достает из аптечки прозрачный пузырек с болеутоляющими и высыпает две таблетки на ладонь, однако прикрывает их пальцами. — У вас уже были какие-нибудь побочные реакции с травмами головы?

Бонд выгибает правую бровь, глядя на него, и каким-то образом совершенно не напрягает покрытые синяками опухшие мышцы.

Его взгляд красноречив, и Кью просто бросает таблетки в раскрытую ладонь Бонда, вручая еще и запечатанную бутылку с водой.

— Через полчаса подействуют обезболивающие, потом можете идти.

Бонд глотает таблетки.

— То есть ты собираешься сидеть и смотреть на мое лицо, пока оно не заживает? — сухо спрашивает он.

Кью хочется проверить свою программу, но пока нельзя, ведь Бонд следит за каждым его нажатием клавиши, словно ястреб.

— Я могу изучить разбитые части вашего оборудования как здесь, так и на своем рабочем месте.

Кресло протестующе скрипит, когда Бонд резко меняет положение.

— Кстати... — он внезапно замолкает, и это настолько нехарактерно, что Кью оборачивается и смотрит на него. — Нет. Работайте.

— Это просто кошмар, — голос Кью звучит плоско даже для его собственных ушей; Техотдел всегда будет терять оборудование — из-за износа или разрушения во время задания, но у Кью всегда от этого болит сердце.

Бонд молчит.

Кью бросает на него косой взгляд и открывает кейс с оборудованием.

Там лежит весь набор Бонда, каждое устройство в отдельном мягком углублении. Даже при беглом взгляде Кью видит на них следы использования, но все на месте, в целости и сохранности.

Кью проводит на автопилоте предварительную проверку, быстро осматривает каждый предмет, а затем упаковывает обратно и закрывает футляр, опуская руку на матовую поверхность.

Затем поворачивается и встречается с Бондом взглядом.

— Послушайте меня.

Брови Бонда хмурятся.

— Я всегда слушаю…

— Молчать, — обрывает его Кью. — Когда я сказал вам вернуться целым и невредимым, если уж вы не в состоянии вернуть мое снаряжение, речь не шла об обратном. — его голос начинает повышаться, совсем чуть-чуть, нервная привычка, как внезапный мат, в который иногда его заносит. — Вы не можете вернуться с такими травмами, — его глаза скользят по ушибленной щеке Бонда, — и думать, будто я поверю, что у вас не было сотни и одного способа сломать, повредить или просто потерять части вашего снаряжения.

— Либо одно, либо другое — приемлемо, — отвечает Бонд. — Если я в хорошей форме, неважно, что у меня под рукой; я использую свои шансы. А если нет — что ж, безупречные устройства и оружие сохранят мне жизнь. Так что да, на этот раз я специально позаботился о твоем оборудовании. А еще привез целыми файлы, которые хотел М., для полного счета.

Кью изо всех сил старается спокойно дышать, потому что здесь нет ни капли смысла.

Впервые за долгое время он просто не понимает.

Бонд живет, нарушая приказы, но в соответствии со строгим моральным кодексом, от которого крайне редко отступает.

Он предается самой интимной форме физической связи и чаще всего использует ее как оружие, отвлечение, средство для достижения цели.

Лучше всего он работает, когда предоставлен самому себе, и все же непонятно, отчего Бонд воспринимает его слова гораздо ближе к сердцу, чем большинство других.

Джеймс Бонд — одиозная загадка, нерушимый код, и вряд ли сведение его к личным привычкам, особенностям и мотивам поможет Кью раскрыть всю полноту этого человека. Уже нет.

Кью отодвигает кейс от себя, подходит к Бонду и нависает над ним.

— Ваше неизменное безрассудство неприемлемо. И я отказываюсь верить, что агент, а тем более «два ноля», не учится на своих ошибках. Приложите усилие.

Глаза Бонда теперь ярко-голубые, как пламя пропана.

— Это распоряжение главы технического отдела?

Рука Кью крепко сжимает его телефон.

— Да, — отвечает он, ведь так и есть — он с легкостью отдал бы приказ, если бы это что-нибудь изменило.

Он не ждет ответа. Агенты МИ-6 не дают невыполнимых обещаний, и Кью свое слово уже сказал. Он делает шаг назад и отворачивается.

— Хорошо.

Он еще не устал до слуховых галлюцинаций.

— Что вы сказали?

Бонд слегка потягивается, почти откидываясь на спинку стула. В сидячем положении он выглядит не менее внушительно.

— Приложить усилие. Это не самое трудное, о чем меня просили. И уж точно превосходит половину приказов М.

Может, он и правда устал. Кью отступает, грациозно опускается на собственный стул, лениво водя большим пальцем по телефону. И говорит первое, что приходит на ум:

— Я подумываю обратиться в бухгалтерию с вопросом, смогу ли получить часть денег за ремонт из вашей зарплаты. Я смогу это сделать только, если вы живы.

Бонд поднимает брови.

— Вперед. Потому что они не дадут тебе ни пенса.

— Я могу попробовать, — говорит Кью и недоумевает, почему Бонд слегка ухмыляется, пока снова не повторяет свой ответ.

Как ни странно, Кью улыбается в ответ.

* * *

Тишину его кабинета нарушает трель звонка, и Кью отворачивается от своей программы, на которую тупо пялился невидящим взором, думая совершенно о другом.

— Манипенни.

— Кью. Я получила твое сообщение.

— Ничего срочного. Только что у меня в отделе был Бонд.

Наступает довольно многозначительная пауза, а затем Манипенни внезапно переходит на деловой тон — ее голос становится спокойным и профессиональным.

— Что он теперь натворил?

— У него нет сотрясения мозга или перелома черепа, как, похоже, и сломанных лицевых костей, — откровенно отвечает Кью.

— Хорошо. Осмелюсь предположить, раз ты не из тех, кто физически расправляется с кем-либо, всему виной миссия. Как ты заставил его сходить к медикам?

— Никак.

Он не уточняет.

— Понятно. М нет в штаб-квартире; Бонд разговаривал с ним по телефону.

Слышится тихий шелест бумаги, ведь сотрудники МИ-6 — настоящие трудоголики со склонностью к полуночному бдению, не так ли?

— Итак, с вашим оборудованием все в порядке, по медицинской части тоже, значит, он снова в списке.

— Да.

— Но. Что касается не-сотрясения, не-переломов и всего остального, думаю, я отправлю его в обязательный отпуск на некоторое время. В конце концов, ему нужна пара дней, чтобы прийти в себя.

Кью тихонько смеется, потому что рассказы о нежелании агентов «два ноля» уходить с работы — одна из легенд Управления.

— Кью, — Манипенни колеблется, но продолжает: — Спасибо, что присматриваешь за агентами.

Кью может ответить по-разному. Сказать: «это моя работа», потому что это правда.

Или: «как и ты», — и это тоже правда. Или даже «пожалуйста» и вежливо закончить разговор. Но поскольку он знает, за что именно его благодарят, то просто говорит:

— Конечно.

— Тогда спокойной ночи.

— И тебе, — отвечает Кью и вешает трубку.