Забота (2) (джен)

Отчего так получается?

Вроде знаешь, что тебя любят, а мысли всё равно дурацкие…

Волчонок подпростыл. С чёрного носа текли зеленоватые сопли, за что было дико стыдно. Ноздрявую пипку приходилось прятать под лапой или под диваном, Волчонок изо всех старался ничего не пачкать, но не удавалось.

Вчера хозяин всё пытался загнать домой — в городе резко и сильно похолодало, да ещё и дождь прошёл ночью. Но щенок как угорелый носился по лужам («вау! вау!»), радостно поднимал сотни брызг, счастливым свинёнком брякался в грязь, булькал в наполненную водой канавку, отчего потешно свербело пузырями из носа в пасть, отважно тявкал на соседского надменного бульдога в стразочном ошейнике. И то и дело подвывал от чрезвычайного удовольствия: «Вауууууууу! вауууууууу!».

Потом после улицы его тщательно (слегка пожурив и с не сердитым бурчанием) отмывали от «победных» следов грязи в до потолка наполненной паром ванной комнате, натопленной жарко-жарко. Хозяин переживал — достал с антресоли обогреватель — а он вот так… подвёл, простудился. (Тоска. «Уууууу». Задрожалось в полутьме под кроватью).

Оттёрли в пушисто-невесомой, очень смешной пене (только очень горькой — у! и щипучей глаза — УУУ!). Она здорово разлеталась, если на неё ххык-нуть и «копать» лапами, весело расплюхивая воду вокруг.

Затем выудили из пузырчатой массы, завернули в наиприятнейшее полотенце, потёрли приговаривая всякое ласковое и хорошее про Волчонка.

А потом ещё сушили и… ЧУХАЛИ божественной щёткой!!! ВАУ!!! Как обувная, которую было забавно кусать — смешно на языке. Только эта специальная для волчонков.

Он, конечно, урчал от наслаждения и вертел головой направо-налево, выгибал спинку, чтобы побольше и везде-везде начухивали и начухивали, не прекращая одурительную приятность до онемения макушки, до чудесно-млетельных мурашек.

Волчонок медленно и тихонечко, максимально неслышно поцокивая коготками о линолеум, прокрался в комнату хозяина, который задремал с телефоном на груди в спальне, и скрылся под кроватью. Вздохнул, уложил мордочку в плотный серый мех хвоста, заодно утерев проклятый нос о шерсть.

Ждал, ждал, когда пройдёт противная напасть.

Но так и не прошло. Хозяин искал, тревожно звал, Волчонок не хотел выходить из укрытия, не соблазнялся даже обедом. Свернулся по секрету спиной к просвету и грустно хлюпло пыхтел.

А хозяин вытянул аккуратно и сразу догадался, в чём беда.

— Ну что ты, мой хороший, плохо себя чувствуешь? — Волчонка подхватили подмышками и держали на руках, он свесил предательский нос вниз и смотрел на живот человека. Почему-то было страшно смотреть в глаза. Так страшно, что даже вскульнулось чуток. А хозяин тут же, — Всё будет хорошо, завтра будешь снова носиться!

Волчонок зажмурился. Жутко ни с того, ни с сего. Ну и почему так происходит?

— Покушаешь хоть? Или совсем нет сил? — серого печальным калачиком на груди несли на кухню. Опустили, настойчиво пододвинули миску, подбодряюще погладили по голове с густо струящей с пальцев лаской. — Надо поесть. Особенно нужно подкрепиться, когда болеешь.

Вареное ароматное мяско было чуть с горчинкой. Волчонок был умен, он догадался, что там лекарство. Но хитрил — и показывал хозяину, что не заметил. С аппетитом чавкал, оглушительно гремел металлическим краем миски об кафель — вылизал всё подчистую. И гордо посмотрел на мужчину, мол, какой я смотри молодец.

Но дальше начались более серьёзные испытания.

Притворяться, что всё хорошо, стало невозможно.

Волчонка сперва расположили на диване, укутали в большой плед. Лично его, волчий! Он был насквозь пропитан волчьим духом, планомерно въелозанным и сосредоточенно вкуёвденным вечерами перед сном.

Персональное «одеялко» было преданно любимым. Ярко-оранжевого цвета, таким бывало небо за час до сумерек. Очень красивое.

Волчонок обожал его. Пледик был мягкий-мягкий, шелковисто-плюшевый. Лёг — и хочется основательно, уютно зарыться и чувствовать щекой приятный материал, касаться нежнейших ворсинок усиками как грёзы между сном и явью.

Когда хозяин накрывал Волчонка, подтыкал под серые сытые бока, то в тот же миг накатывали волны овеществленного тепла и окутывала осязаемая забота. И Волчонок каждый раз успокоено засыпал с самыми прекрасными мыслями. Его любят, защищают, он в теплоте и безопасности.

А сейчас, только хозяин занёс капли над осторожно оттянутой бровкой — вдруг охватил непонятный ужас и вдобавок жуткое смущение. (Однажды ему уже лечили глаза — помнил, что антибиотик жжётся).

Щенок выскользнул с оранжевой мягкости, спрыгнул на пол, шумно тревожно стукнув коготками. Испугаться было позорно, но что поделать — оно само. А ещё стыдно отчего-то. Почему так?

Как он так неудачно, невовремя разболелся. И хозяин волнуется. Вон, не поспал толком после прогулки. Всё этот нос поганский виноват. Волчонок виноват. Конечно. Его так оберегают, а он возьми да и простудись, будто назло.

И теперь щипучие штуки будут лить в глаза…

А вдруг?..

Нет, не может быть. Это всё глупые глупые мысли. Те неправдивые-которые-надо-гнать-и-не-верить. Не верить.

Беспокойство и удушающая паршивость не давали вылезти из-за боковушки дивана. Накатило.

Нет, нет, нет! Хозяин любит! Это всё для него, чтобы выздороветь. Это не… не то… НЕ ТО!

Верить в другое. В теплоту и ласку, Волчонка любят.

Не потому, что он виноват. Это для здоровья. Это забота! ЗАБОТА!

Мужчина, приговаривая поддерживающие фразы, ласково называя, поднял на руки — выловил из пучины опасений, неоправданных (Волчонок и сам понимал, что глупости) подозрений и сжимающих нутро тревог.

Сел, положил жмурящегося от страха Волчонка на бедра в пахнущих таким родным и убаюкивающим запахом джинсах. Щенок тяжко вдохнул и открыл глаза, посмотрел на улыбающегося человека (своего).

— Всё хорошо, — подбодрил хозяин и погладил между серыми махровихрыстыми ушами. — Знаю, неприятно. Но ты сильный и смелый Волчонок. Ты справишься. Знаю, что справишься.

Волчонок подрос и теперь с коленей лапки свешивались. Хозяин нежно пощекотал розовую подушечку — и щенок дёрнул пяточку и смешливо фыркнул от прикосновения.

Через минуту глазки были закапаны — всё оказалось не так кошмарно. Да, немножко резало минут двадцать, щенок тоскливо укнул и поёрзал. Но хозяин гладил, гладил, гладил. Наглаживал уши, голову, спинку.

А потом снова начухал волшебной щёткой(!) и стало совсем-совсем расслабленно, комфортно и приятно. Даже… неловко как, очень смутительно… но так приятно… оууу… ууу ууу… хвост вычесали… УУУУУУУУУ!!!

Волчонок поурчал, разомлел полностью, разнежился от восторгического вычёсывания — самые приятные ощущения на Земле, наивысшее удовольствие!

И задремал. Хозяин выключил свет, подошёл только традиционно завернуть-подоткнуть пледик. Когда мужчина наклонился — Волчонок благодарно и с любовью лизнул в щёку несколько раз.

Волчонок улёгся очень удобно довольным счастливым рогаликом.

Спал крепко, сладко и видел оздоровительные ярко-оранжевые согревающие сны.