Однажды в Аиде (джен)

В Аиде никогда не бывает абсолютно тихо. Не слышно гомона голосов, шарканья подошв, пыхтения и сопения, но и нет той давящей тишины, от которой кажется, что оглох. Звуки в Аиде иные — мерный стук капель воды да шелест песка на берегу Стикса. Тени же, хвала Гадесу, летают совершенно беззвучно.

Негромкий стук костей — это тени, еще не испившие вод Леты, играют с Хароном. Ставка для теней слишком заманчива — возвращение на берег живых. Едва уловимый шелест, с которым из переплетения страстей и чувств, что так присущи смертным, Клото неутомимо тянет нити судеб. Лахесис негромко напевает за работой: «Узелок завяжется…». Атропос трудолюбиво щелкает ножницами — не нить перерезать, так букет собрать.

Спокойно в Аиде.

* * *

— Аид! Ты где? — зычный голос перекрыл привычные звуки. — Кто тут есть?

Первой этот вопль услышала Персефона, тихо обсуждавшая с Атропос лучшие удобрения для сада. Она дотронулась до руки Аида…

Пир случился внезапно, без каких-либо причин. Просто Гермес принес амфору вина от Диониса. Харон, унюхавший божественный аромат, бросил игру в кости и вызвался проводить Гермеса, по пути жалуясь на подозрительно поскрипывающий шест, протекающую лодку, боли в спине и наглых теней. Клото заглянула на минутку узнать, не видел ли кто Лахесис, а через полчаса за ней пришла сестра, да так и осталась…

Итак, Персефона услышала глас вопиющего и обратила него внимание мужа. Аид прислушался и удивленно взглянул на Харона. Тот, подавившись прекрасным вином, раскашлялся и прохрипел уже на ходу:

— Погляжу…

Вернулся он через час. Все это время боги пытались поддерживать беседу, но при этом чутко прислушивались к доносящимся с берега Стикса обрывкам фраз.

— …попасть на сии берега… проводник — не нимфа!

— …кровь проливал и достоин посему… веди же!

Когда вопли утихли, Аид обреченно вздохнул и произнес:

— Идут.

Боги замолчали и с интересом стали ожидать того, кто дерзнул нарушить покой царства мертвых в столь поздний для смертных час. Представший перед богами был облачен в гиппоторакс и книмиды, в руке держал гоплон, а на поясе висел ксифос. Воин едва заметно покачивался, то ли от тяжести надетого на него, то ли от эманаций Тартара, проникающего сквозь щели, то ли от долгого и опасного пути. Харон же с мрачным видом устроился на своем месте и осушил килик. Аид приготовился было на правах хозяина вопросить смертного о причинах его прихода, но не успел.

— Завтра! — воин обвел взглядом собравшихся и потряс головой. Боги ждали продолжения. — Завтра я и мои друзья пойдем свергать богов!

— Кхм… — неуверенно произнесла Персефона и взглянула на мужа.

— Боги используют нас! — продолжал вещать воин. — На нас напали, а Гермес! Он сговорился с Аполлоном и не помог!

Гермес, как раз в этом время откусивший кусок лепешки, замер и удивленно захлопал глазами. Заметив, что собравшиеся смотря на него с интересом, замотал головой, делая честные глаза. Аид тихо хмыкнул, припомнив, что Гермес с Аполлоном слегка недолюбливают друг друга, и вновь обрати взор на гостя.

— Мы не ресурс! — воин воздел палец и потряс им. — Мы люди!

— Не кто? — удивилась Атропос. — Это что за зверь?

Клото лишь махнула рукой.

— И завтра мы пойдем на Олимп свергать богов! — воин важно кивнул и, покачнувшись, икнул.

— Он что, пьян? — удивилась Левка, до того не привлекающая к себе внимания.

— Как последний пьяница, — мрачно подтвердил Харон и сплюнул. — Его приволокла на себе какая-то нимфа и бросила на берегу. Не оставлять же его там было…

— И что теперь? — Персефона брезгливо скривила губы. — Здесь останется?

— Иди-ка ты к маме, — вздрогнул Аид. — Гермес, доставишь его к смертным. Пусть в свой срок придет ко мне. С почтением! — он покачал головой. — Нашел куда явиться о планах рассказывать!

— А я, пожалуй, одарю его, — Харон мрачно улыбнулся. — И дар мой таков: раз смертный не видит, кто перед ним, то отныне в друзьях он будет видеть врагов, а во врагах друзей!

* * *

Наутро в лагере пришедших к стенам Трои был большой переполох: Еврипил, царь Ормениона, проснувшись, напал на фессалийцев, крича об окруживших его врагах.