Об О. и Б. (джен)

Прошло тринадцать лет с тех пор, как состоялась судьбоносная сделка. Беатрис Бодлер и её муж теперь были родителями троих чудесных детей: уже почти совсем взрослой Вайолет, умницы Клауса и крошки Солнышка. Всё шло гладко, но это-то и настораживало. И да, Беатрис всё чаще и чаще мучил один-единственный вопрос.

С этим вопросом она проснулась одним пасмурным утром.

— Где Граф Олаф?

— Что? — переспросила Вайолет, склонившаяся над ней. — Я говорю, мы пойдём на пляж, хорошо?

— Да, да, конечно, — сонно пробормотала Беатрис, мысленно выдохнув. Вот уж о ком-о ком, а о нём её дети никогда не должны узнать. — Будьте осторожны.

— Обязательно! — улыбнулась Вайолет, — Спасибо! Пока-пока!

Беатрис лежала в кровати, глядя в потолок. На краю сознания шевелилось какое-то нехорошее предчувствие.

— Пора вставать, — пробормотал Бертран, — Ты же помнишь, что сегодня в десять должен приехать мойщик окон?

Беатрис потянулась, поднялась с кровати, поцеловала мужа в щёку и направилась умываться.

Мистер Клинч, сотрудник клининговой компании, остановил фирменный грузовик на светофоре. Ему ужасно не хотелось сегодня ехать на работу. «Всего один дом,» — уговаривал он себя, — «Всего один — и обеденный перерыв,» — но получалось у него неубедительно.

Вдруг из-за поворота вылетел длинный чёрный автомобиль и с разгона врезался в грузовик клининговой компании. Мистер Клинч ударился головой, и свет перед его глазами на некоторое время померк.

— Вы в порядке? — услышал мистер Клинч чей-то скрипучий голос. Открыв глаза, он увидел, что дверь грузовика беззастенчиво открыл какой-то длинный и тощий тип в помятом клетчатом пиджаке и сейчас нагло трясёт его за плечо.

— Боже мой, мне так жаль! — заметив, что он очнулся, воскликнул длинный, прижав ладонь к груди. — Могу ли я как-нибудь загладить свою вину?

Прежде чем мистер Клинч успел ответить, в его руке откуда-то появилась пачка купюр.

— Ты что себе позволяешь? — начал было мистер Клинч, но длинный тут же его перебил:

— Да у вас сотрясение! — снова воскликнул он,— Езжайте скорее в госпиталь!

— А грузовик фирменный? — возмутился мистер Клинч, — Ты мало того, что за дорогой не следишь...

Он замолкнул на полуслове, когда в его руке появилась вторая пачка денег, поувесистей.

— А к клиенту кто поедет? — уже менее уверенно поинтересовался мистер Клинч и совершенно не удивился, когда к двум пачкам денег присоединилась третья.

— У меня есть связи, — доверительно прохрипел длинный, подмигнув, — Я всё улажу. Говорите адрес.

Мистер Клинч пожал плечами, назвал адрес и направил изрядно помятый грузовик в сторону ближайшей автомастерской. В конце концов, что ему за дело до клиента, если денег ему всунули столько, сколько он со скрипом зарабатывал месяца за четыре? Интересно, кто такой этот длинный, что так разбрасывается деньгами? Наверняка бандит: для «золотой молодёжи» староват, а для политика рожей не вышел. Ну и чёрт с ним; мистер Клинч в это вмешиваться не собирается, повезло, что жив остался.

А длинный тем временем вырулил свой почти не пострадавший чёрный автомобиль с места аварии и затормозил в переулке, где его уже дожидался, докуривая сигарету, лысый тип в чёрной кожаной куртке и зеркальных солнечных очках. Длинный и лысый обменялись приветствиями, после чего первый отдал ключи от длинного чёрного автомобиля и получил взамен ключи от припаркованного тут же грузовика с логотипом клининговой компании на боку.

Длинный залез в кузов грузовика и несколько минут копался там, после чего как ни в чём не бывало вышел и переместился на место водителя.

— Сигареты, — приказал он подошедшему лысому, протягивая руку в окно, — и очки. — получив требуемое, он тут же нацепил очки на нос, сунул пачку сигарет в карман, посмотрелся в зеркало заднего вида и только после этого заявил: — Отгонишь машину ко мне — и до вечера свободен. Вечером будем отмечать, — он довольно оскалился. — Помнёшь мне машину — урою!

В без двух минут десять перед особняком Бодлеров затормозил грузовик клининговой компании. Ровно в десять часов утра в дверь громко постучали. Перед Бертраном, открывшим дверь, предстал сутулый, чуть смугловатый мойщик окон в форменном комбинезоне, бейсболке, надвинутой на глаза, солнечных очках, резиновых сапогах на ногах и с незажжённой сигаретой в зубах.

— Здрасьте, — сказал он таким сиплым голосом, будто у него невыносимо болело горло, — Вызывали?

Бертран кивнул, не сводя с этого подозрительного типа изумлённого взгляда.

— Не люблю неожиданностей, — пояснил мойщик, тоже оглядев себя с ног до головы, — Сейчас такая погода, что не знаешь — то ли солнце будет, то ли ливень. А с такой работой, как у меня, на переодевания нет времени.

Бертран снова молча покивал. У него всё ещё было ощущение, словно работник зачем-то замаскировался.

— Мэйсон МакКаунт, — вдруг представился мойщик, протягивая руку в резиновой перчатке.

— Бертран Бодлер, — вконец растерявшись, пожал предложенную руку хозяин, — Приятно познакомиться...

Мойщик бесцеремонно отодвинул его с дороги, втащив в прихожую громоздкий тяжёлый ящик.

— Мне на крышу надо, — просипел он, — Куда идти?

Бертран показал на широкую лестницу в дальнем конце прихожей.

— Может, вам помочь? — предложил он.

— Справлюсь, — ответил мойщик, затаскивая ящик вверх по лестнице.

— Кто там? — послышался из кухни голос Беатрис, — Уже приехали?

Беатрис заварила ароматный чай и теперь намазывала джемом тосты. Где-то на границе сознания крутилась мысль... чувство, будто она что-то забыла... Но что?

Столько лет всё было спокойно, и вот у неё уже который день это дурное предчувствие.

Столько лет всё было спокойно... Столько лет... Что она могла забыть?..

Беатрис в волнении заходила по кухне.

Столько лет... Почему всё было хорошо? — Беатрис договорилась с этим мерзавцем. Отдала ему копию его фамильной безделушки...

Беатрис поправила изящное кольцо с рубином на среднем пальце. Всё равно этот негодяй остался последним из своей семьи — кому он смог бы передать брошь? А так пусть хоть какая-то часть рубиновых реликвий будет храниться в одном месте...

Он тогда даже ничего не заподозрил. Должно быть, не заподозрил до сих пор, раз не давал о себе знать.

Не давал о себе знать... Беатрис наконец села и откусила кусочек тоста. Что же ей кажется неправильным?

На кухню зашёл Бертран, и она бросилась к нему, спеша поделиться своими переживаниями.

— Я беспокоюсь за детей, — выдохнула Беатрис наконец.

Они не знали, что беспокоиться им следовало не за детей, а за самих себя, как не знали и того, что прямо сейчас в их супружеской спальне человек, притворяющийся мойщиком окон, вскрывает шкатулку с драгоценностями в надежде найти внутри старинные фамильные украшения, называемые рубиновыми реликвиями. На вопрос, заданный Беатрис сегодня утром, стоило бы ответить: «Граф Олаф очень, очень, очень близко».

Тем временем в квартале от бодлеровского особняка в переулке стоял человек с лопатой. Как известно, чтобы управляться с лопатой, не требуется мелкой моторики, а с мелкой моторикой у этого человека были определённые проблемы.

Человека звали Фернальд Уиддершинс, и, несмотря на то, что со стороны могло показаться, что он ничего не делает, он, как римский император Юлий Цезарь, занимался двумя вещами одновременно, а именно: ждал условного сигнала и мучился угрызениями совести.

Причиной обоих этих занятий был, без сомнения, план, придуманный приятелем и по совместительству боссом Фернальда и приводимый в исполнение, должно быть, прямо сейчас.

Надо сказать, что Граф Олаф проявил редкий для него гуманизм, когда отправил его в этот переулок вместо того, чтобы отвести ему более значительную роль в плане. Всё же Фернальд в своё время был близко знаком с Бодлерами и оказался совершенно не готов к предложенному Олафом радикальному способу им отомстить. Должен ли он что-нибудь предпринять — вот был вопрос, занимавший Фернальда Уиддершинса в ожидании условного сигнала.

Пожалуй, нет, думал он. В конце концов, Бодлеры бросили его на произвол судьбы, как и все остальные, включая его собственного отчима. Только Олаф тогда, много лет назад, протянул ему руку помощи, спас от гибели и приютил у себя. Именно поэтому вопрос о том, на чьей он стороне, перед Фернальдом даже не стоял.

Имеет ли он в таком случае право на месть? Наверняка, решил он. Другие и из-за меньшего мстят, вроде фарфорового сервиза или старинных запонок. Просто не надо об этом слишком сильно задумываться, вот и всё...

И с этой мыслью Фернальд, едва услышав кодовый автомобильный гудок, вонзил лопату в землю за мусорным баком, перерезая телефонный кабель и оставляя без связи весь квартал.

Тем временем человек, назвавший себя Мэйсоном МакКаунтом, стоял посреди чердака особняка Бодлеров и откручивал крышечку бутыли с чрезвычайно горючим моющим средством. Настоящей броши, равно как и других реликвий, в доме не было, а значит, они, вероятнее всего, находятся в бодлеровской банковской ячейке, до которой добраться не в пример сложнее. А раз так, то можно отложить их добычу на потом и заняться следующей частью плана.

И Граф Олаф опрокинул бутыль на пол, как проделывал уже это в нескольких укромных уголках особняка. Как удачно, что полы здесь застелены коврами — и шагов не слышно, и гореть будет хорошо. С этой мыслью он поднялся по лестнице на крышу, где его уже дожидалось снаряжение для промышленного альпинизма и почти опустевший ящик с моющими средствами. Пора было, так сказать, приниматься за работу.

У Беатрис кружилась голова. Казалось бы, мойщик окон ещё даже не приступил к работе, а дом уже был наполнен едким запахом моющих средств. Она поднялась в библиотеку и распахнула пошире окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. И тут же вдруг по ту сторону прямо перед ней появилось лицо этого странного безответственного работника.

— Мэм, — просипел мойщик, в то время как Беатрис стояла поражённая, уверенная в том, что она его где-то видела. Если бы только он снял эти дурацкие солнечные очки... Если бы Беатрис только смогла разглядеть его глаза, она была уверена, она бы сразу вспомнила... — Мэм, — повторил мойщик, — будьте любезны, закройте окно и не мешайте мне работать!

— Да... конечно... — пробормотала Беатрис, отстраняясь и поворачивая оконную ручку.

Она ещё немного постояла на пороге, наблюдая, как этот странный и смутно знакомый работник насвистывает какую-то весёлую песенку, покрывая окно пеной и радужными разводами, но всё же заставила себя развернуться и спуститься обратно на кухню, к мужу и недопитому чаю.

Тем временем две женщины, замаскированные под кусты сирени, перекрывали запасные выходы из особняка с помощью заранее приготовленных колышков для палаток и поливали периметр дома бензином из канистры. У них с четой Бодлеров были свои счёты.

Тем временем по секретному тоннелю к бодлеровскому особняку спешила ещё одна женщина с тяжёлой сумкой через плечо. Она очень торопилась, из-за чего то и дело спотыкалась на своих высоких каблуках, но это обстоятельство ничуть её не огорчало.

Тем временем Вайолет Бодлер примеривалась к плоскому камушку, собираясь сделать с его помощью не меньше десятка блинчиков. Её брат и сестра даже отвлеклись от своих занятий — изучения жизни в лужах и кусания камней — чтобы посмотреть, получится у неё или нет.

Тем временем, наконец, Беатрис поделилась с мужем подозрениями насчёт мойщика окон.

— Мне он тоже показался каким-то странным, — признался Бертран.

— Он представлялся? — спросила Беатрис, стиснув в руках чашку.

— Да, — кивнул Бертран, — кажется, Мэйсон... Да, Мэйсон МакКаунт.

— Мэйсон МакКаунт... — повторила Беатрис. — По-моему, это...

Она не договорила — на кухню заглянул объект обсуждения, иными словами, работник, так взволновавший обоих старших Бодлеров.

— Ничего, если я схожу покурить? — просипел он. — Покурю — и снова за работу.

Бертран только махнул ему рукой. Тот пожал плечами и скрылся за дверью.

— Это же шифр! — прошептала Беатрис. — Имя «Мэйсон» означает «масон», а это одно из самых известных тайных обществ — он хотел сказать, что он из Г.П.В.!

— А фамилия... — продолжил Бертран, и оба Бодлера побледнели.

— Граф Олаф! — воскликнула Беатрис, выронив из рук чашку. Та со звоном разбилась, усеяв пол осколками фарфора и залив юбку остатками чая, но Беатрис уже не обратила на это внимания, выскочив в коридор.

Она добежала до прихожей, когда негодяй уже положил ладонь на ручку входной двери. Он обернулся, услышав её шаги, и снял солнечные очки.

— Ну здравствуй, сестрица. — Граф Олаф улыбнулся, как улыбался бы человек, придумавший удачную шутку. Его глаза под единственной бровью горели зловещим пламенем. — Опаздываешь, как и всегда.

— Ты не посмеешь, — нахмурилась Беатрис, шагая вперёд. — С твоей стороны было бы подло нарушать наш договор.

Она не видела, как приподнял брови в удивлении Бертран, вышедший из кухни вслед за ней.

— А с твоей? — спросил Олаф. Теперь он уже, не скрываясь, говорил своим обычным голосом. — Ты пыталась меня обмануть — я сделал вид, что не заметил. Ты перестала мне платить и игнорировала все мои напоминания — я терпел. Но даже моё терпение не бесконечно. Этот год и без того был слишком щедрым подарком для тебя и твоей драгоценной семейки. А теперь, — он улыбнулся ещё шире, — прощай!

И, прежде чем Бодлеры успели предпринять хоть что-нибудь, он выскользнул за дверь. В мёртвой тишине было слышно, как в замке повернулся ключ.

Человек в комбинезоне с логотипом клининговой компании замер на крыльце особняка Бодлеров и достал из кармана коробок спичек. Закурив, он бросил незатушенную спичку на землю, и, не обращая внимания ни на то, как вспыхнула от неё лужица бензина, ни на то, как кто-то внутри в отчаянии барабанит во входную дверь, направился к припаркованному напротив дома грузовику, насвистывая весёлую песенку.

Беатрис в последний раз ударила кулаком по двери и в отчаянии обернулась к мужу.

— Это всё моя вина, — проговорила она. — Если бы я только знала...

— Мне всё равно, что там наговорил этот мерзавец, — сказал Бертран. — Нужно только позвонить в пожарный департамент и выбраться отсюда, и все его планы пойдут прахом.

И он, взяв жену за руку, направился к телефонному аппарату. Беатрис печально покачала головой, когда он снял трубку и начал набирать номер, и оказалась права: из телефона не слышалось даже гудков.

— Он всё предусмотрел... — прошептала она.

— Он бы не успел перекрыть запасные выходы, — уверенно произнёс Бертран, спеша вглубь дома.

Но и тут он ошибся — все три чёрных хода оказались заблокированы, и как ни пытались Бодлеры открыть дверь, всё было тщетно.

— Придётся воспользоваться тоннелем, — сказала Беатрис. Она прикрывала нос и рот рукавом платья, спасаясь от дыма, и голос её звучал глухо. — Даже если на том конце нас поджидает засада, это меньшее из двух зол.

Она вздрогнула, когда в соседней комнате с громким треском разбилось от жара стекло.

— У нас мало времени, — кивнул ей Бертран, и они поспешили в гостиную.

Но, добравшись до неё, они поняли, что опоздали: дверь была заперта изнутри, и сквозь неё до Бодлеров доносились удручающие звуки, что в данном случае означает «грохот, как если бы комнату кто-то громил, и чей-то визгливый смех».

— Впустите нас немедленно! — закричала Беатрис, отчаянно стуча в дверь.

За дверью расхохотались. Жалобно тренькнул рояль под чьим-то ударом.

— А вот и хозяйка! — раздался смутно знакомый голос.

— Эсме! — воскликнула Беатрис и налегла на дверь в отчаянной надежде её выбить.

— Беатрис! — снова расхохоталась Эсме Скволор, — Как приятно слышать тебя в последний раз! Будь умницей, сделай перед смертью доброе дело: скажи мне, где сахарница!

— Ни за что!

— Мы скажем, — вмешался Бертран, — если дашь нам спастись.

— Заманчивое предложение, — донеслось из гостиной, — Но, пожалуй, нет. Приятно провести последние минуты жизни, Бодлеры!

Они услышали, как чиркнула спичка, как Эсме рассмеялась напоследок и как грохнула, закрываясь, крышка люка. Бодлеры были в ловушке.

Беатрис уткнулась лицом Бертрану в плечо.

— Вот и всё, — проговорила она.

— Мы позаботились о том, чтобы наши дети были в безопасности, — сказал Бертран, гладя её по волосам. — По крайней мере, мне хочется на это надеяться.

— Мгновенье, — прошептала Беатрис, — прекрасно ты, продлись, постой...

Граф Олаф стёр рукавом с лица остатки грима и наконец скинул с себя комбинезон. Накинул на плечи рубашку, открыл зубами бутылку вина и подошёл к окну. Отсюда, с другого конца города, пожара было не видно, но виден был поднимавшийся в небо столб чёрного дыма.

— Зачем же созидать? Один ответ: чтоб созданное всё сводить на нет. — проговорил он и снова запел всю ту же весёлую песенку.

На верхнем этаже огромного небоскрёба Эсме Скволор также стояла у окна, пила через трубочку газированную настойку чайного гриба и смотрела на тот же самый столб дыма. На этот же дым смотрели и двое судей на двух подозрительно похожих судебных заседаниях, и экскурсовод в музее, и некая личность из своего кабинета в здании школьной администрации, и волонтёр, скрывающийся в заброшенной часовне. И, если бы кто-нибудь в тот день вышел на улицу и прислушался, он бы различил в вое пожарных сирен, гомоне толпы, криках чаек и ворон, рёве автомобилей, призывах рекламы и гудении электроприборов мотив песенки, которая одним кажется весёлой, а другим — до дрожи зловещей.