Вскоре (джен)

Катаре не спится. В юрте тепло и душно, рядом сопит Сокка, а она всё ворочается с боку на бок и никак не может заснуть — даже подсчёт пингвинов-выдр не помогает.

Она бесшумно одевается и выскальзывает наружу. Мороз приветливо кусает ей щёки, лунный свет отражается от снега, а в костре посреди деревни тлеют угли.

Тишина.

Катара глубоко вдыхает холодный серебристый воздух, и откуда-то берутся силы, хотя весь день проведён в заботах, как и любой другой до него.

Её тянет к воде. Глубоко внутри зреет необъяснимое, завораживающее — то ли предчувствие, то ли воспоминание. Плещется, словно она наполненный до краёв сосуд, манит к лунной дорожке, рябью пляшущей по тёмной глади.

Осторожно подойдя к краю берега, Катара вглядывается в ледяные глубины и прислушивается к их дыханию, выравнивает своё дыхание в такт воде и протягивает руки.

Вперёд… назад.

Мерные волны энергии обволакивают её с ног до головы, искрясь лунным светом на пальцах, и кажется, что всё подвластно.

Катара управляет водой, так легко, как никогда прежде.

Уже на утро всё вернётся на круги своя: бесконечный поток обязанностей вновь утащит её на дно. Туда, где каждый день — борьба за жизнь, свою и племени; тоска по отцу и матери, сковывающая сердце льдом. Где вера давно погасла в глазах других и всё сложнее находить веру в себе самой.

На утро она вновь станет Катарой, ответственной дочерью вождя, заботливой внучкой и сестрой.

Но сейчас она Катара, маг воды.

Ей уже тринадцать, и в такие моменты будущее кажется менее мрачным.

* * *

Аангу всего двенадцать, он самый молодой мастер магии воздуха. Так говорят монахи.

Аанг думает, что это здорово, хотя свежие татуировки всё ещё немного побаливают.

— Гляди, Аппа, я теперь как ты, — обнимает он друга, а в следующее мгновение хватает планер и взмывает ввысь, ведь погодка замечательная, лётная, а до вечерней медитации ещё куча времени.

Потоки ветра скользят по коже, послеполуденное солнце печёт макушку.

Лето.

Аанг приземляется в тени деревьев, где копошатся лемуры — наверное, нашли что-то вкусное. Он подходит ближе и с удивлением понимает, что в кусте ежевикотерновника, которую любят не только лемуры, но и он сам, барахтается птенец.

Может, из гнезда выпал?

В кроне дерева и правда притаилось гнездо. Аанг бережно кладёт малыша на ладонь, прикрывая второй, чтобы он снова не вывалился, и прыгает по веткам, в два счёта оказываясь на месте. Другие птенцы громко пищат. Он быстро, чтобы не привлекать внимание птицы-мамы, сажает к ним брата — или сестру? — и уходит, желая им расти большими и сильными.

Ближе к вечеру, после сокрушительной победы в аэробол, Аанг говорит с монахом Гияцо. Просит совета: как быть, если ребята за ним не поспевают? Он ведь пытается помочь, но почему-то с каждым днём разница между ними всё больше, и это приводит к обидам.

— Игры должны приносить радость, — звучит ответ. — Что для тебя важнее, победить или быть с друзьями?

Аанг любит побеждать в аэроболе, но друзей он любит больше.

На вечерней медитации закатное солнце ласково гладит его по голове, а ветерок уносит прочь волнения.

Всё будет хорошо.