Художник (гет)

Он приходил в этот заброшенный сад всегда на рассвете. Обычно строгий, его наставник отпускал его в эти часы, потому что был уверен — юноша свято соблюдает режим молитвы, а на природе порой молиться хочется сильнее, чем под сводами каменных стен. А еще добрый наставник позволял ему рисовать. Юноша еще не мыслил себя художником, и спесь и гордыня не проникли в его сердце. А наставник видел, как талантлив его ученик. И надеялся, что церковь рано или поздно получит замечательного иконописца.

Юноша обожал рисовать с детства. Он видел руку Творца во всем, что его окружало, особенно в прекрасном. А природа, в любом ее проявлении, уж точно была красивейшим созданием Всевышнего. Юный художник писал с натуры заросли можжевельника и шиповника, пруд с кувшинками и дикие ирисы, нагретые солнцем и распространяющие по всей округе свой медово-горький аромат весны. Утренний туман частенько окутывал и парк, и самого художника. В его колышущемся мареве появлялись и исчезали диковинные фигуры то ли животных, то ли каких-то мифических существ. Они не пугали его, скорее, только возбуждали интерес. Он пытался нарисовать туман, но ему никак не удавалось ухватить саму его суть, передать эту странную завесу, будто разделяющую два мира — реальный и запредельный. Часто на рассвете, когда первые лучи восходящего светила рассеивали мглу и, словно копья, пронзали плотное тело тумана, ему казалось, что волшебные существа в нем корчатся от боли и умирают в муках. А порой наоборот, кто-то будто танцевал в золотых полосках света, тая в его лучах и возносясь к небесам.

И однажды, в очередной раз любуясь такими танцами, он увидел ее. Точнее, вначале он ее почувствовал. Она была за его спиной, но он не спешил оборачиваться, словно боясь, что спугнет дивное видение и она растает. Но потом все же не выдержал. Она стояла вдалеке, у грота, которого раньше здесь не было.

Когда-то давно он слышал легенду, говорящую о том, что порой, когда звезды сходятся в только им известном танце, здесь появляется каменный грот. И что того, кто войдет в этот грот вслед за прекрасной девой, больше не увидят на этом свете. Юноша смеялся, когда ему рассказывали эту сказку, но, увидев у грота девушку, окутанную туманом, вдруг вздрогнул. А девушка, кажется, и не глядела на него. Она задумчиво смотрела на плющ на каменных стенах, на цветы у себя под ногами. И он решился сделать к ней шаг, потом второй. Их разделял маленький пруд с невысокой каменной стеной, но юноша готов был шагнуть в огонь и в воду, лишь бы оказаться ближе, увидеть, запомнить и эту девушку, и зачарованный грот. Однако она вдруг подняла голову и остановила его движением руки. Туман заклубился гуще, и девушка в нем то теряла очертания, то вновь обретала материальность.

— Кто ты? — решился спросить художник, и его голос вдруг отозвался странным эхом, которое продолжало спрашивать на разные голоса: "Кто ты? кто ты? кто ты?.."

Он испуганно отшатнулся, а дева улыбнулась и покачала головой. А потом шагнула к гроту.

— Подожди! — на этот раз голос показался еще громче, но юноша не остановился. — Как тебя зовут?

Девушка склонила набок голову, будто слушая переливы эха его слов, а когда все стихло, только снова покачала головой, улыбнулась и исчезла в гроте.

Художник рванулся за ней, перепрыгнул пруд, но на другой стороне уже не было ни девушки, ни грота, только плющ все так же вился по каменной стене. Зря юный художник метался и рвал листья плюща, зря звал ее. Тогда он схватил бумагу и начала рисовать. Он рисовал, отчаянно спеша, ломая карандаши, только бы не упустить из памяти светлый образ прекрасной девушки, увиденной и потерянной им в это странное туманное утро.

Когда его нашел наставник, юноша был тих и печален. Но на все вопросы рассказал только, что молился и что ему было видение. Но какое — не стал говорить, а наставник решил не настаивать. Мало ли что, ну, задремал паренек, и приснилось ему что-то чудесное. Пройдет пара дней, и все вернется на круги своя.

Ночь юноши была бессонной, и он еще затемно пришел к маленькому пруду. Он достал свой рисунок и стал ждать, порой добавляя или удаляя с наброска что-то, понятное только ему. И едва первые лучи солнца пронзили туман, девушка и грот появились вновь. На этот раз художнику не пришлось карабкаться через ограждение пруда, поэтому он кинулся к девушке, едва заметил ее, но остановился в нескольких шагах и замер в нерешительности. Юная дева смотрела на него с улыбкой, но улыбка была печальной.

А он смотрел на нее и понимал, что оригинал стократ прекраснее его рисунка. Еще раз взглянув, он в сердцах отбросил бумагу на траву и, заметив, что девушка снова собирается уйти, кинулся к ее ногам. Боясь прикоснуться к ней, он умоляюще сложил руки.

— Прошу, забери меня с собой! Я не смогу теперь здесь... Не смогу рисовать, не смогу молиться. Никому, кроме тебя.

Дева задумчиво смотрела на него, потом поймала ладонью солнечный луч и улыбнулась.

— У тебя есть вера, и есть талант, — тихо сказала она, — и ты готов бросить все это и уйти со мной в никуда? Ты даже не знаешь, что ждет тебя там.

Он кивнул.

— Я готов, лишь бы видеть тебя каждый день.

Она снова печально поглядела на него, словно жалея.

— Подумай еще. Если завтра ты не передумаешь, я буду ждать тебя здесь же. В моем мире ты будешь со мной, но кем — я не могу тебе сказать. А тут ты станешь знаменитым художником, твое имя останется в веках. Но меня ты больше не увидишь.

Она шагнула в тень грота и тут же исчезла, и грот пропал вместе с ней.

Всю ночь метался художник по своей келье, терзаясь сомнениями, а на следующее утро он не пришел к пруду. И он действительно стал знаменитым, и имя его знали многие королевские дворы. Он так и остался одиноким и, уже совсем стариком, все же вернулся в сад. Он сидел в предрассветном тумане на ограде старого и почти высохшего пруда, когда прямо перед ним из первых золотых лучей соткалась тонкая фигурка девушки в длинном белом платье. Он сразу узнал ее, хотел вскочить, но измученные подагрой ноги не удержали, и он упал перед ней на колени. Она ласково улыбнулась, протянув к нему руки, но так и осталась стоять на месте. И тогда он заплакал. О, как он сейчас жалел, что выбрал славу, а не любовь. Но увы, было поздно. Привалившись к каменной ограде, старый художник рыдал, сжимая в руках листки с набросками. Он всю жизнь пытался нарисовать ту, которая навсегда осталась в его сердце, но все его усилия были тщетны. Она присела рядом с ним, и он любовался сквозь слезы ее прекрасными чертами, пока солнце окончательно не растопило туман, и она не исчезла золотистой дымкой прямо у него на глазах.

Чуть позже его слуга нашел своего господина. Старый художник сидел, ссутулившись, на каменной ограде пруда, вокруг него валялись листки с набросками прекрасной девушки в длинном белом платье, а сам он улыбался так счастливо, как не улыбался никогда в жизни.