Чаша весов не всегда колеблется  (гет)

Тот факт, что бежать от себя — глупо и бесполезно, Игорь понял давно, ещё на войне. Но останавливаться он всё равно так и не научился. И потому, будто преследуемый, Шустов сейчас так поспешно пытался унести себя и свои мысли от морга. Инстинкт психологического сохранения гнал баллистика в лабораторию, ведь там и только там, на сегодня, на этот момент он мог получить успокоение.

Игорь чувствовал свою Ленку, где бы она не находилась, видел сквозь стены её взгляд, через одежду ощущал её кожу. И она была его судьбой, вечным предназначением, его огромной и единственной слабостью, которую только и позволительно было иметь такому мужчине, как Игорь. Эта его слабость… Шустов всегда любил миниатюрных девушек-блондинок за их внешнюю хрупкость, и, вместе с тем, глубокую твердость характера. За ангельские черты и, часто, необузданную страстность. И, встретив свою Лену, Игорёк обрёл свою мечту.

Как и полагается, в лаборатории было душно и неуютно. Цель всех мыслей Игоря стояла спиной к входу и даже не обернулась на звук открывшейся двери. Это насторожило баллистика — ведь значит, она кого-то ждала, а о том, что он зайдет сейчас в лабораторию, Игорь не сообщал. Но это всего лишь очередной приступ глупой, безосновательной ревности, которая душила его практически ежедневно, стоило хоть какому-нибудь мужчине привнести её в поле своего зрения. Но вот подозрения отпали, его руки оплетают её талию, притягивают её к себе и смыкаются настолько крепко, что Лена слегка вздрагивает. Шустов сходит с ума от этого ощущения всесильности, что вся она, всё её тело, сейчас и в любое другое время в его руках, полностью в его власти. На секунду в сознание подло проскальзывает мысль, что он может растереть в песок эту жемчужину одними своими объятиями, если когда-нибудь достоверно узнает, что в этой светлой головке фантазии не только о нём, что в этой груди, которую он сейчас так бесстыдно ласкает, бьётся сердце не в такт его сердцу. Но руки Игоря, помнящие их горячие ночи, пылающие огнём от предчувствия сегодняшнего десерта, никогда не причинят ей вреда. И он продолжает эту пытку для двоих…

Но вот, из природной скромности, Лена, до этого так послушно откликающаяся на все его прикосновения, сама неохотно убирает свою шею от его губ. И Игорю не нужны сейчас ни клятвы, ни признания, ни заверенья, ведь всё, что он хочет узнать, можно прочитать по её затуманенному, влажному взгляду. Одними губами Лена просит: «Дома…» и отходит на безопасное для них обоих расстояние. Почему-то именно сегодня Игорька задел за живое вынужденный отказ. Давясь горечью, баллистик притягивает к себе стул и садится рядом с супругой. О работе не может быть и речи… Лена силится сосредоточиться, но учащенное дыхание голодного и разочарованного Игоря не дают ей возможности даже думать о деле. Тяжёлая дилемма: спор приличия и желания, долга и личной необходимости. Видя его бешеные глаза, которые она сейчас одновременно и боится до смерти, и хочет целовать, Шустова углубляется в чтение, про себя до крика вчитываясь в непонятные строки текста. Постепенно туман работы окутывает её…

Весь удар злости Игоря на себя приняла кожаная спинка кресла Лены. После общения с Игорьком на её поверхности вырезался узор от его пальцев, так схожий с хитросплетениями их судеб, тем не менее, связанных одной яркой лентой. И каждый отказ Лены, даже обоснованный, даже необходимый, только проверял на прочность эту ленту. Но именно сегодня Шустову казалось, что натяжение её достигло своего апогея, как с её, так и с его стороны, что возможно он мысленно изменял ей, а она — ему. Игорю уже до удивления красочно рисовались картины того, что могло происходить за стеклянными дверями лаборатории тогда, когда его рядом не оказывалось. И неуправляемость, активность Тихонова или Белозёрова вписывались в эту схему идеально. Дорогая сердцу Лена из-за пустой его мнительности теперь казалась первым врагом. Сильнейшее, никогда до этого не посещавшее, желание ударить, уничтожить было загнано вовнутрь себя огромным усилием, сосредоточившимся в сжатых до белизны кулаках. Но вопрос, адресованный будто бы не Игорю, а кому-то другому, моментально вернул его в норму, вынудив сменить злость на чувство вины.

Что ему ответить на вопрос? Как объяснить, что произошло с Валей, обойдя в рассказе его дружеский поцелуй, который почему-то никак не идёт у него из головы. Отшутиться, соврать, проигнорировать. Но его маленькая девочка уловит где-то на дне его души потревоженную муть лжи. И вынудит просеять её через решето правды, оставив на поверхности только то, что было на самом деле. И в этом случае на всеобщее обозрение пришлось бы выставить тот неоспоримый для Игоря факт, что он способен и изредка очень хочет адюльтера. Ох уж его сиротливый привкус! И подобно несчастному и одинокому малышу, Игорьку моментами хотелось прижаться к чьей-то другой, чужой горячей груди, доказать себе и другим, что любим он всеми, что его ценить можно только за то, что у него длинные реснички, голубые глазки и мелкие кучери. Забытые ощущения детства, чувства свободы и всепоглощающей заботы. И как маленький тянет ручки только к хорошему, так и Шустов желал взять самое лучшее. Поэтому и Валентина — гордая, умная, во всём состоявшаяся, с прекрасной фигурой, выверенным стилем, хорошим характером. Для того чтобы раскрутить этот маховик, достаточно было легкого дуновения, а слёзы Антоновой стали целым ураганом. И Шустов отреагировал единственной адекватной в этой ситуации реакцией — захотел обменяться с ней своим теплом, хоть через легкий поцелуй…

Лена боялась вздохнуть. Ей казалось, что каждый её вздох будет провоцировать Игоря на действия, а в нём она уверена не была. Неуверенность... Она не могла точно сказать, что всегда была в нём неуверена, но это подлое ощущение отчужденности порой не покидало Лену ни дома, ни на работе. И только когда их тела становились одним целым, дыхания сливались в одно, а от действий каждого зависел весь результат, Лена успевала увидеть в застывшем, удовлетворенном взгляде Игоря, что он — её, а не она — его. Она любила моменты их близости и за это тоже. И вот сегодня она почувствовала, что утратила всякую власть над ним, своим отказом разорвала шелковую нить, которая хрупко, но удушающе обвивала его шею. Лене на какую-то секунду померещился под его подбородком кроваво-алый ободок петли, так мастерски затянутой ею несколько лет назад.

Шустов был в замешательстве — то, куда он мог убежать от крамольных мыслей, уже не было таким надёжным убежищем. Даже наоборот… Игорь теперь точно направлялся в морг, будучи стопроцентно уверенным в правильности своего решения. И спорить с ним никто бы не посмел…

… Отчёта своим действиям баллистик не отдавал, почти ничего не понимал, и явно не смог бы всё с точностью вспомнить. Вот только — быстрый рывок, его руки на её талии, прижимает её к себе плотно-плотно, держит нежные, горячие руки в своём кулаке, жадно целует снова и снова мягкие губы, про себя отмечая, что она не отталкивает и сопротивляется только по инерции, плюнув на всё, прижимает её спиной к дверцам холодильника, маниакально, монотонно ласкает, почти снимая с неё часть хирургического костюма, неожиданно она активно отвечает ему, проводит ладонью по его колючим волосам, накручивает на свой пальчик один завиток с затылка, чем окончательно сводит его с ума. Ускользающее сознание Шустова подсказывает, что всё произойдет прямо сейчас и здесь — в морге, за 15 сантиметров от трупов, у холодильников. Рука Игоря стремительно тянется к уже натянутым джинсам, трясущимися пальцами он пытается раскрыть молнию. И тут — резкий, остро болезненный удар в бок дверцей холодильника и глубокий-глубокий взгляд Вали, полный страха, разочарования, злости и сильнейшего желания. Сквозь слезы, только лишь губами — жестокое "Уйди". И он опять уходит. Туда, где нет никого.

Холодное, металлическое ребро, идеальные по правильности линии, форма, точно входящая в руку, вес по привычке не ощущается. Родной, наградной ПМ, так редко извлекаемый из сейфа, почти не стрелянный. Лист бумаги, испещренный его мелким почерком. В самом низу — сегодняшняя дата и размашистая, эффектная его подпись. В магазин медленно, обстоятельно отправляются все 8 патронов. Потом — предохранитель вниз, взвести курок и остается одно — нажать на спусковой крючок. Зачем-то по привычке одевает наушники, хотя в них уже и нет никакой необходимости. Готов!

Особый шик — нажать подряд все 8 раз очень-очень быстро. Впустую шиковать, но так безумно хочется. И он делает — укладывается в пресловутые 12 секунд на все патроны… Темнота…

* * *

Наперевес Игорь подходит к мишени. Совсем не плохо — 7 из 8 попали в «яблочко». Одна пуля по касательной впилась в стену. Одними пальцами, без труда, Шустов высвобождает её — горячую, отслужившую своё, но такую твердую, смертоносную. Неужели и его спокойствию пришел конец, всё же придётся делать выбор, невозможный по понятию… Пуля, которая не дала ему ответа, отправляется в карман джинсов. И тут он видит свою Ленку, всё это время, видимо, простоявшую за его спиной и наблюдавшую за стрельбой. Также, с пистолетом в руках, на негнущихся ногах, с бешеным блеском в глазах, капитан Шустов идёт к Лене, сам себе не отдавая отчёт в том, что может произойти в следующий момент…

* * *

Лена попятилась. С оружием в руках видеть своего супруга ей приходилось часто, — как на работе, так и дома, но никогда, никогда за все годы их совместной жизни она не видела, чтоб Игорь был так агрессивен, так «слит» со своим пистолетом. Ей показалось, что он может выстрелить в неё… Но тут, где-то из глубин мироздания, со дна самой души, на Лену снизошло, что так надо было поступить с самого начала. Поступить именно так, как ей всегда хочется, как правильно эволюционно, как должно быть. Она сама преодолела то расстояние, которое их разделяло, заглянула в его глаза и слабыми руками обвила его грудь. От внезапно наступившего бессилия Игорь опустил руку с ПМ, положил пистолет на стол. Агрессия улетучивалась, душа начала постепенно оттаивать, сжатый от злости кулак преобразился в нервно гуляющую кисть, в то время когда Лена с непередаваемой нежностью прижималась к его груди. По росту и по жизни она достигала только до его сердца и отлично знала, что если дотронется до него, даже через одежду, сможет достучаться до его сознания. Игорёк не выдержал и погладил её по голове. Их взгляды встретились — такие похожие, будто магнит притягивающие друг друга, в каждом из которых — один Бог и один Сатана. В мгновение ока Лена оказалась на его коленях, в самых тёплых объятиях, в злобном смертоносном тире, но и в их собственном хрустальном мире. Игорь держал в руках самую дорогую на свете ношу и играх теней на стенах пытался разглядеть — колеблется ли та чаша весов, на которую так недавно была поставлена его судьба. От очередного поцелуя Лены вспыхнул страстный огонь, прогнавший тень, стерший весы его судьбы со стены. А значит — выбора нет. Чаша весов остановилась, она не будет колебаться никогда!