Шёпот сердца (джен)

Говорят, в темноте все страхи обостряются.

Это очень просто.

Все боятся не темноты, а того, что в ней скрыто. Чувства подводят. Тени сливаются и пугают, привычные звуки переворачивают жизнь с ног на голову.

Только Долорес никогда не боялась темноты.

Она слушала.

Она любила время перед тем, как уснуть.

Любила слушать звуки дома: тиканье часов, скрип половиц. Она могла по звуку шагов определить, кто из домашних шёл на кухню, какие разговоры предназначались для ее ушей, а какие было лучше не знать.

Долорес знала всё о ночных кошмарах.

Если снится что-то страшное, сердце начинает биться быстрее. Она знала биение сердца каждого члена семьи Мадригаль, когда им снились пугающие сны.

Она знала, как каждый из них боролся с такими ночами.

Папа бросал подушку в стену, поворачивался на другой бок и скоро засыпал снова. Мама резко вскакивала, и иногда Долорес не могла понять, от кошмара это случалось или потому, что из тучи над её головой пошёл дождь. Затем мама вытирала лицо полотенцем, а после — долго не могла успокоиться, не могла снова уснуть. Камило превращался в кого-нибудь и строил забавные рожицы в зеркале, смеялся и заваливался спать обратно. Камило мог быть смешным, даже если ему самому было страшно.

Но сегодня ночью Долорес не могла уснуть.

Всё так же, как обычно.

Или нет?

В памяти Долорес всплыло воспоминание об одной ночи несколько лет назад. Она вспомнила взгляд брата — Камило смотрел прямо на неё, и странное ожидание, что она должна поступить правильно, найти нужные слова.

Как убедить ребёнка в том, что под кроватью у него никто не живёт, и это всё — просто беспричинный страх? Жаль, что слова «беспрничинный страх» ничего не значат для четырёхлетнего мальчика.

Наверное, это долг каждой старшей сестры — рассказать о том, что мир не страшный, о том, что в темноте нечего бояться. Подобрать слова, которые будут услышаны.

* * *

Камило той ночью заплакал. Долорес знала, что так плачут только от кошмаров — от таких жутких, что во сне не хватает воздуха дышать. Она скользнула по коридору в детскую. Неслышно, как тень.

Самое мучительное в таких снах — это не пробуждение. Пробуждение приносит облегчение: открыл глаза — и ты снова в своей комнате, нужно только несколько секунд, чтобы это осознать. Самое страшное — это признаться маме, что ты плачешь из-за кошмара. Даже в неполных пять лет признаваться в этом стыдно.

— Что тебе снилось? — шепчет Долорес с порога комнаты. Проходит, садится на кровать брата. — Это был кошмар?

Лицо Камило покрывается пятнами. Он с силой кулачками трёт глаза, как будто от этого слёзы закончатся. А потом смотрит на сестру и взглядом спрашивает её: «Если я расскажу тебе… ты не будешь смеяться?»

— Я никому не расскажу, — обещает Долорес и прикладывает палец к губам. — Это будет наш секрет.

— Под моей кроватью…

Камило шепчет почти беззвучно, чтобы только сестра могла услышать. От этого становится не по себе. Кажется, будто её весёлого и непоседливого брата подменили кем-то другим. Ночь пугает Долорес не звуками, а такими вещами.

— Что-то под моей кроватью скребётся и копошится, — наконец выдаёт он и разводит руки в стороны, чтобы показать. — Это не крысы, а что-то огромное и страшное.

«Тебе приснилось», — Долорес застыла с открытым ртом и словами, готовыми сорваться с губ. Но эти слова не успокоят.

Она молчит.

Нужно убедиться, что не проснулась мама. Она хоть и не слышит все, как Долорес, но всегда знает, если ночью что-то случается. Долорес прислушивается к тому, что происходит в комнате с облаками. В маминой спальне тихо. Некоторое время девочка слушает размеренное биение маминого сердца.

Раз.

Два.

Три.

Ей, в отличие от Камило, снится что-то приятное. Ночью мамино сердце бьётся ровно и спокойно.

Долорес боролась со своими страхами именно так. Случалось, проснётся от дурного сна, а потом — стоит только прислушаться к ритму маминого сердца, и сразу становилось спокойнее. Как будто мама рядом и обнимает её.

Раз.

Два.

Три.

Жаль, что Камило не может этого услышать. Но теперь Долорес знала, что сказать брату, чтобы отогнать дурные мысли о чудовище, которое живёт под кроватью.

— Эй, — наконец шепчет Долорес. Её голос похож на шорох листвы. — Под твоей кроватью ничего нет. Я это слышу. Может быть, это был просто плохой сон?

— Ты уверена? — Камило удивлённо вздёрнул брови.

— Ты не доверяешь моему дару? — она задаёт вопрос, чуть улыбаясь — так, будто слова брата её задели. Затем видит, что на его лице тоже появляется улыбка. Мгновение — и Долорес снова становится серьёзной. — Слушай, Камило, под твоей кроватью действительно никого нет. Я это слышу. Но если вдруг появится чудовище, я узнаю об этом первой. Я это обязательно услышу раньше всех, и тогда я приду, чтобы защитить тебя. Договорились?

Она чувствует себя рыцарем из волшебной сказки, который может победить дракона. Даже сжимает руку так, словно держит в ней меч.

— Договорились, — соглашается Камило. Его улыбка так похожа на мамину.

Долорес ерошит волосы брата, и он сворачивается калачиком, чтобы снова уснуть.

* * *

Память переворачивала что-то внутри, как будто и сегодняшней ночью Долорес предстоит узнать нечто важное.

Долорес отгоняет от себя это воспоминание — не самое спокойное, но приятное.

Нужно спать, но сегодня не получается. Долорес долго ворочается в кровати, а потом резко садится.

Что изменилось сегодня ночью?

Что мешает ей спать?

Она прислушивается. Что-то случилось с одним из привычных звуков дома, который раньше убаюкивал её. Это ещё не беспокоит. Но теперь, пока она не узнает, что изменилось, она не уснёт.

Долорес прислушивается к звукам в комнатах брата и кузин. Они все спят. Кроме Мирабель — она потихоньку что-то шьёт в своей комнате. Долорес слышит, как Мирабель уколола палец.

Ей хочется знать, что все спят спокойно. Каждую ночь. Оберегать их сон — это тоже забота о семье.

Иногда перед сном Долорес слушала, как Луиза делала несколько подходов с гантелями, или как Исабела расчесывала волосы. Все эти звуки были такими знакомыми и родными.

Может быть, удастся уснуть как в детстве, просто послушав мамино сердце.

Долорес на мгновение успокаивается, когда мысленно оказывается в комнате с облаками. Она слушает.

Выражение на её лице вдруг меняется. Она откидывает одеяло, подскакивает.

— Мама!

По спине Долорес пробегает холодок.

Это мамино сердце сегодня бьётся по-другому. Не похоже на то, как оно должно биться по ночам. Не похоже на то, как оно бьётся днём. Не похоже на то, как оно бьётся день за днём и год за годом.

«Иначе».

Именно это слово она выбрала для того, что слышит.

Необъяснимая тревога охватила её.

«Что не так?» — вертелось в голове. — «Мама, что не так?»

Долорес встаёт на ноги, подходит к окну. Может быть, погода подскажет, что случилось. Но как назло, ночь выдалась спокойная и ясная. Тёплый ветер обнимал деревья и травы. Погода была именно такой, чтобы сказать: «Всё хорошо».

Долорес возвращается в свою постель. Садится. Обнимает коленки. И снова принимается слушать. Она точно знала, что должна была слышать. Ведь она так часто засыпала именно под этот звук, под ритм маминого сердца.

Раз.

Два.

Три.

Что изменилось сегодня?

Или не сегодня? Может быть, вчера? Позавчера? Или неделю назад?

Она не заметила.

Долорес сжимает в кулачках одеяло.

Раньше она такого не слышала, и это пугало её больше всего.

Она знала, как мамино сердце бьётся, если мама чем-то обеспокоена. Или устала, или злится, или расстроена. Знала, как её сердце бьётся во время ночных кошмаров. Но не так, как сегодня.

Нужно дождаться утра, и тогда…

Тогда — что?

Нужно дождаться утра и поговорить с кем-нибудь о том, что она слышит. Может быть, мама нездорова и не замечает этого?

«Тогда тиа Джульета приготовит лечебные лепёшки, и всё будет хорошо», — успокаивает себя Долорес.

Сердце — это не будильник, который можно перезавести, и всё будет в порядке.

«Только магия не бесконечна, — нашёптывает ей внутренний голос. — И ты это знаешь. И в Энканто умирают люди, сколько бы волшебных лепёшек они не съели».

«Умирают», — слово засело в голове. От этого сердце самой Долорес болезненно сжалось.

Страшно от этой мысли.

Наверное, ночью стоит бояться некоторых вещей, и это не ночные кошмары или чудовища под кроватью.

Долорес прокручивает в голове вчерашний ужин. Мама смеялась над какой-то шуткой Камило, и ничего не предвещало беды.

Чему Долорес должна верить? Тому, что видит? Или тому, что слышит? Долорес знала ответ на этот вопрос, но хотела верить своим глазам, а не ушам.

Прошлым вечером мамино сердце билось, как прежде? Или уже по-другому?

«Мама, что с тобой происходит?»

Долорес накрывается одеялом с головой и ждёт, когда можно будет пойти завтракать.

А пока — она слушает.

* * *

Утром звуки дома возвращаются на своё место и как будто стараются отвлечь Долорес от ночных тревог. Она одевается и идёт на кухню.

Утренний шум дома — приятный.

Семья потихоньку просыпается.

Луиза кидает гантели на пол. Сегодня они кажутся тяжелее, чем вчера. Исабела шелестит платьями, выбирает, какое подойдёт к новому дню. Мирабель не может стащить себя с кровати, хотя очень старается — полночи она рукодельничала.

Тяжело встаёт и Камило — мама пытается растормошить его к завтраку. Она смеётся, но это продлится недолго — до тех пор, пока пробуждение похоже на игру. Скоро над маминой головой появится тучка. Дождь над кроватью намного лучше любого будильника.

Мамино сердце бьётся так же странно, как и ночью.

«Мама, почему ты этого не замечаешь? Или делаешь вид, что не замечаешь?»

Долорес складывает руки на столе, опускает на них голову и прикрывает глаза. Очень хочется спать.

Тиа Джульета готовит кофе.

Размеренно урчит закипающий чайник.

Гремят чашки. Кухню заполняет приятный аромат. Сегодня могло быть хорошее утро, но всё же…

Тиа Джульета ставит перед Долорес чашку кофе и легко гладит племянницу по плечу.

Нужно открыть глаза и сесть. Сесть, выпить кофе, и тогда станет легче. Но бессонная и беспокойная ночь вымотала Долорес.

На кухне раздаются шаги.

Это папа.

По утрам у него всегда хорошее настроение, и Долорес вдруг представляет, как сейчас всё испортит.

Феликс перекидывается парой слов с Джульетой, а потом легко тормошит дочь за плечо.

— Долорес?

В его голосе звучит удивление и беспокойство. Наверное, потому что до сегодняшнего дня она ни разу не спала на кухонном столе.

Долорес поднимает голову и выдавливает из себя виноватую улыбку. В своё оправдание она может сказать только то, что она не спала.

— Долорес? — отец подвигает ей чашку, как будто утренний кофе может решить все проблемы. — Как ты спала?

Она неуверенно кивает и пытается выглядеть так, как будто спала лучше всех в семье.

Затем — берет ложку и размешивает кофе, медленно и бездумно, хотя в нём даже нет сахара.

— Папа.

Долорес произносит это слово так, будто заменяет им вопрос: «Можно с тобой поговорить?»

Поговорить с ним всегда можно.

Как об этом сказать?

Это будет не самый приятный разговор.

Долорес ещё раз прокручивает в голове: «Я слышу, … не знаю, что. Возможно, мама тяжело больна и скрывает это ото всех. Или еще хуже». Нехорошо звучит, как ни сформулируй.

— Папа, — Долорес делает глубокий вдох и шепчет. — Мама здорова? — Она виновато пожимает плечами и добавляет ещё тише. — Я беспокоюсь за неё.

Обратного пути нет.

Она начала разговор. Теперь отец или развеет все её сомнения, или будет волноваться вместе с ней.

— Здорова, — его голос дрогнул. — Почему ты об этом спросила?

— Её сердце, — Долорес подбирает слова, — теперь бьётся… иначе, — последнее слово произносит едва слышно, ещё раз делает паузу и продолжает. — Я… всю ночь слушала.

Она замолкает, потому что сказала все, что было важно.

Долорес кусает губы. Не может ответить на взгляд отца, которому не хватает ее слов. Как объяснить то, что она слышит?

— Пепа!.. — восклицает Джульета. От удивления она роняет крышку от сахарницы.

Беспокойство нарастает. Отец молчит. На нём нет лица.

Ему тоже нужно время всё осмыслить.

Долорес не выдерживает:

— Почему ты этого не слышишь?

«Ты ведь так сильно её любишь!» — зависает в воздухе.

Долорес чувствует, что краснеет.

Прозвучало грубо. Она мысленно ругает себя. Иногда нужно не только слушать, но и думать, что она говорит.

Хорошо, что папа не сердится.

— Спасибо, что рассказала мне, — наконец произносит он и дарит Долорес ободряющую улыбку.

Становится спокойнее.

Так хорошо, когда тебя слушают.

Отец ещё не знает, что делать, но обязательно найдет решение. Очень скоро. Потому что его беспокоит не только то, что сердце жены теперь бьётся по-другому — что бы это ни значило — но и то, что дочь из-за этого не спала ночью.

— Долорес, — на тиа Джульете тоже нет лица. — Что значит: «Её сердце теперь бьётся иначе?»

— Я… такого никогда не слышала, —Долорес склонила голову. — Никогда раньше, до этой ночи. И, может быть, это случилось не сегодня. А вчера… или неделю назад. А я… не заметила, и… всех подвела!

Долорес трёт глаза. Ещё сухие, но она чувствует — если что-нибудь не сделать, тут же заплачет.

Джульета обнимает её.

Долорес знает, что значат эти объятия.

В этих объятиях есть всё. Понимание, сожаление, обещание.

Понимание того, насколько для Долорес важно слышать привычный ритм маминого сердца. Это — звук, который Долорес слушала каждый день после получения дара, и что важнее, слушала ещё до своего рождения.

В этих объятиях есть сожаление того, что Джульета сама не слышит, как изменилось сердцебиение сестры. Она бы уже знала ответ на вопрос, что случилось, и тогда Долорес смогла бы выспаться ночью.

В этих объятиях — обещание. Тиа сделает все, что в ее силах. Это обещание того, что всё будет хорошо.

— Может быть, — тихо говорит Джульета, — это действительно случилось не сегодня, и не вчера, и не позавчера…

Она замолкает.

Эти слова как будто нужны ей, чтобы дать самой себе время подумать.

В её словах — вопрос, который так и не прозвучал.

Тиа Джульета разжимает объятия, и Долорес замечает, что они с отцом обмениваются взглядами, которые она не может понять. Похоже, что тиа всё-таки задает вопрос, который не проговорила вслух. Отец неуверенно кивает.

Долорес ненавидит слушать разговоры, в которых нет слов. Диалоги без слов тем ещё неприятны, что, кажется, длятся целую вечность.

Джульета некоторое время молчит. Обдумывает что-то, поджав губы. Она кладёт руку поверх руки Долорес и улыбается — к её удивлению.

— Долорес, — голос тиа такой тихий, что похож на шёпот. — Думаю, я знаю, что случилось.

Она вздыхает, и Долорес расценивает это, как: «Не я должна тебе это говорить, но если я не скажу, ты вся изведёшься».

Долорес кивает, показывая готовность услышать — что бы то ни было.

— Долорес… Ты скоро станешь старшей сестрой. Ещё раз. А Камило — старшим братом, — тиа делает паузу, чтобы Долорес могла осознать новость. — Просто об этом пока никто не знает. Даже твоя мама, — Джульета разводит руками, мол, и так бывает.

Наверное, такие вещи в обычных семьях узнаются как-то по-другому. Но не в семье Мадригаль.

Долорес накрывает волна странного спокойствия.

Теперь она знает, что случилось, и что должно случиться. На губах сама собой появляется улыбка. Она слышит, как теперь бьётся сердце отца и тиа Джульеты. Так легче понять, что они чувствуют — намного легче, чем смотря на их лица. Внутри каждого — целая буря эмоций, как у самой Долорес. Нужно время, чтобы утихомирить эту бурю.

Шаги в коридоре.

Это мама.

По шагам понятно — она злится. Она разбудила Камило, но на это ушли все её силы. Она настолько злится, что даже не бросает домашним: «Доброе утро». Она берёт свою чашку кофе с молоком — чашка хорошего кофе может решить часть её проблем — и идёт к своему месту за столом.

Отец ловит её за свободную руку, притягивает к себе, обнимает.

Чашка с кофе падает, и напиток выливается прямо на платье. В такое утро быть грозе.

Долорес смотрит на мамино лицо. Она в недоумении, хмурится и смешно морщит нос, как будто хочет спросить: «Семья, вы знаете что-то, чего не знаю я?»

Долорес смеётся и тоже обнимает её.

Как сейчас близко её сердце. Как изменился привычный ритм.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Нужно просто привыкнуть.

«Иначе» — это ведь не значит «плохо».

Долорес знает, что сегодня ночью долго будет слушать биение маминого сердца, но теперь она сможет уснуть.