Золотые нити (гет)

Даже десять лет спустя Лира Эрсо прекрасно помнила, как угодила в имперскую тюрьму на Уво-4, метко прозванную «Аллея отчаяния», потому что ничего, кроме отчаяния, заключенным не оставалось. Тот побег, на который она с таким трудом подбила мужа, оказался неудачным. Их взяли практически на трапе корабля Хаса Обитта, и тому ничего не оставалось, как спешно стартовать без пассажиров. Лира не могла винить его за это предательство. Уже долгое время ей удавалось выживать в суровых условиях трудовых лагерей исключительно благодаря ненависти к одному-единственному человеку.

В первое время она никак не могла принять свое поражение: проклинала нерешительность мужа, собственную недальновидность и доверчивость... Но главным виновником трагедии своей семьи Лира назначила, разумеется, эту коварную мразь, отборного лжеца и элитного манипулятора — Орсона Каллана Кренника. Бывали особенно тяжелые дни, когда единственным, что поддерживало в Лире волю к жизни, было желание отомстить сарлачьему выкормышу. Холодными ночами она выла от неутолимой ненависти, царапала ногтями бетонные стены, мечтая вырваться отсюда и порвать ему глотку, выцарапать его бесстыжие синие глаза и сотворить с ним столько ужасных и нечеловеческих вещей, что даже ее богатое воображение иногда давало сбой. Лира знала лишь одно: смерть Орсона непременно будет мучительной.

Ее желания не изменил даже неожиданный перевод с общего режима на условия политзаключенной. Комендант заявил, что она должна быть благодарна Креннику за эту поблажку, но Лира упорно не понимала этого. Ей все больше казалось, что она теряет рассудок, растворяясь в горячей, кипящей ненависти. Это чувство постепенно вытеснило все прочие — беспокойство за дочь, тоску по мужу… Она потеряла их и смирилась с тем, что больше никогда не увидит родных. Работая в трудовых лагерях, Лира Эрсо лишь укреплялась в своей ненависти. Она жила ею, дышала, и все ее мысли были лишь об отмщении.

Следить за новостями снаружи было трудно. До нее доходили смутные слухи о движении сопротивления власти Империи, об атаках повстанческого Альянса, но этого было слишком мало для утоления информационного голода. Лира не отказывалась от надежд услышать хоть что-то о дочери и муже. Пусть жалкую крупинку информации, эхо сплетни. Надежда не позволяла ей окончательно превратиться в животное.

Постепенно она приняла и положительные стороны своего заключения. Лира научилась медитировать, созерцать Силу в себе и вокруг. Когда-то она тратила время на походы в храмы Уиллов, чтобы под руководством наставников развивать свои крохи таланта и постигать пути Силы. Тогда у Лиры мало что получалось. Ее внимание металось между заботой о маленькой Джин, любовью к Галену и подозрительностью к Креннику, зато здесь… О, здесь, в маленькой камере «Аллеи отчаяния», у нее в распоряжении была вся бессонная ночь. Лире никто не мешал — вторая койка всегда пустовала, и ее это устраивало.

Медитация открыла Лире путь к исцелению. К внутреннему смирению и покою. Она видела в этом глоток свежего воздуха, возможность вырваться из губительного болота ненависти и вновь стать Лирой Эрсо, а не безумной оборванной тварью, воющей от тоски и бросающейся на голые стены, оставляя на них кровавые полосы.

Медленно, очень медленно, месяц за месяцем, год за годом, но ее душа стала очищаться от Тьмы. Лира вернулась к свету и теперь спокойно могла воскрешать в памяти образы Галена, Джин… и ЕГО. Орсона. Почему-то Лира не могла вычеркнуть его из воспоминаний. Мысли о семье неизменно сопровождались его тенью, скользящей по самой периферии сознания. Его присутствие было чем-то привычным, пусть и неприятным. И как бы ни бесилась Лира, со временем она просто приняла это.

В какой-то момент дверь ее камеры со свистом ушла в потолок, и вошел тучный комендант Керрин с извечной гадкой ухмылкой на жирных губах. Лира терпеть не могла эту пузатую сволочь. Комендант явно положил на нее глаз, отвешивал двусмысленные комплименты и при любом удобном случае норовил зажать в углу, лапая липкими короткопалыми руками. Ей не всегда удавалось вырваться, и воспоминания об отвратительном насильнике порой будили ее по ночам. В этот раз его сопровождала охрана, поэтому Лира всего лишь отодвинулась подальше, вжимаясь в холодную стену и зверем исподлобья глядя на то, как зажравшаяся скотина в человеческом облике хозяином вышагивает по камере. Наконец тот остановился прямо напротив Лиры, засунув толстые пальцы за ремень и нагло ухмыляясь.

— А ты — непростая штучка, Лира Эрсо, — протянул он с непонятной интонацией. — Раз уж сам губернатор Таркин прислал тебе подарок.

Лира вопросительно подняла брови, но комендант и сам выглядел довольно изумленным этим обстоятельством.

— Он просил передать, что помнит о тебе и за хорошее поведение решил наградить «особым призом», что бы это ни значило. Парни, заносите эту падаль.

Два штурмовика в белоснежных доспехах зашвырнули в камеру какого-то человека, и он застыл в углу неподвижной кучей тряпья. Керрин жизнерадостно подмигнул Лире.

— Вот тебе предложение к размышлению, Эрсо: если сам гранд-мофф дарит тебе подарки, как улучшится твоя жизнь, если ты перестанешь, наконец, ломаться и будешь поблагосклоннее ко мне, хм?

— Будто ты нуждаешься в моей благосклонности, хаттов ублюдок, — прошипела Лира, с любопытством косясь на нового «соседа». Кто это? Она знает его?

Керрин согласно хохотнул, погрозил ей пухлым пальцем и произнес:

— Ты подумай, Эрсо, не спеши.

Она демонстративно сплюнула в его сторону. Жаль, во рту было сухо, и плевок получился скорее номинальным. Впрочем, Керрина это не смутило, он даже получал удовольствие от ее жалкого сопротивления. Наконец толстяк убрался, и металлическая створка опустилась, запечатав камеру. Какое-то время Лира сидела на своей койке, поджав ноги, и смотрела на человека в углу. За все это время он ни разу не пошевелился, не застонал. Может, он мертв?

Решившись, Лира подошла к неподвижному телу. То, что она приняла за тряпки, оказалось разодранным в кровавые ошметки серым комбезом. На ней был точно такой же. Значит, это заключенный отсюда же, с «Аллеи отчаяния».

Его лицо скрывали лохмотья, в которые превратился воротник, и Лира осторожно сдвинула их в сторону. В следующий момент она задохнулась от удивления и злобной радости. Достигнутый душевный покой стремительно рушился под напором давно забытых эмоций. Из груди Лиры вырвался животный вопль. Перед ней лежал ее заклятый враг — Орсон, мать его, Кренник!

Первое, что сделала Лира, — изо всех сил пнула его в бок. Никакого эффекта — ни стона, ни крика. Орсон был без сознания, но даже это не остановило Лиру, и она продолжала наносить удары по его бесчувственному телу, издавая яростные вопли, до тех пор, пока не выдохлась.

Тогда, опустившись на колени перед телом мужчины, Лира Эрсо заплакала. Она так давно не давала волю слезам, что почти позабыла, каково это — плакать. Ее душа разрывалась на части, с таким трудом обретенное равновесие рушилось в Бездну, и Лира из последних сил цеплялась за обломки своей сознательности. Что это за чудовищная пытка? Почему после стольких лет Таркин решил преподнести ей этот «подарок»? Не оттого ли, что Лира была близка к тому, чтобы смириться со своей участью? Неужели все эти годы за ней продолжали следить и вот теперь поставили перед выбором — остаться человеком или стать палачом и сойти с ума?..

Она помнила, знала: Таркин — из тех хищников, кто не убивает добычу сразу, не нарезвившись с ней. Он предпочитал ломать людей, оставляя после себя выпотрошенную оболочку. Вот и теперь он ждет, что Лира прикончит Кренника, даже не дав ему прийти в сознание. Да, она хотела этого и сейчас, мечтала об этом мгновении долгие годы. Взять Кренника за шею и выдавить из него жизнь. Медленно, глядя, как гаснет жизнь в его ясных голубых глазах. Вот так. Лира медленно подняла руку и накрыла ладонью беззащитное горло Орсона. Немного больше усилий — пальцы сжались, вминаясь в бледную кожу, — и она свободна. Освободится от этого чудовища раз и навсегда.

Под ладонью мягко бился пульс. Лицо Орсона, серое и изможденное, почему-то показалось Лире даже красивым, если бы не налет испытанных мучений. Его она видела явно, привыкла замечать в собственных отражениях. Это немного отрезвило женщину. Лира глубоко вздохнула и вместо того, чтобы порадовать наблюдателей и прикончить Кренника, сняла ладонь с его горла. Осторожно, сама не доверяя себе, она провела пятерней сквозь его седые волосы. Мягкие. Лира посмотрела на свои огрубевшие от работы пальцы, давно не ощущавшие ничего настолько комфортного, и с новым непонятным чувством вновь провела рукой по его волосам, будто приглаживая в утешении.

Когда он откроет глаза, она спросит с него за все, — решила Лира. Испуганным зверьком нырнув в привычную тень своей койки, она тревожно смотрела в противоположный угол камеры, закусив губу. Тогда она и разделается с ним. Мало чести убивать того, кто ничего не чувствует.

Дрожа от нервного возбуждения, кутаясь в тонкое одеяло, Лира поняла, что боится. Она — сильная, прошедшая все тяжелые испытания, смеющаяся в лицо насильникам и надзирателям, плюющая в их наглые откормленные морды, — она, Лира Эрсо, боялась этого момента. Встретить взгляд Орсона Кренника и вновь потерять свою человечность.

Но время шло, а ничего не происходило. Он все так же безвольно лежал на бетонном полу, и, чтобы успокоиться, Лира погрузилась в медитацию. Она ощутила свой внутренний огонь, согрелась в золотых искрах пламени своей души и поняла, что больше не дрожит. Ее мысли очистились, и она вновь обратила взор на Кренника. Его пламя едва теплилось, напоминая угасающий огонек свечи, что колышется и пугливо пригибается к земле лишь от неосторожного дыхания рядом. Лира вдруг отчетливо поняла: он умирает. Так вот в чем был замысел Таркина — он милостиво позволил ей наблюдать за агонией врага.

Решение было непростым. Лира долго не могла понять, как же ей поступить. Позволить Креннику тихо сдохнуть у ее ног, как давно мечталось, или же, наступив на горло этой уродливой монструозной мечте, попробовать перебороть себя и попытаться спасти его. Она все еще надеялась узнать у Орсона что-то о судьбе Галена или Джин. Поэтому, приняв окончательное решение, она не без труда затащила Кренника на вторую койку. При этом рукав на правой руке задрался до локтя, обнажив следы многочисленных инъекций. Нежная кожа на сгибе локтя чернела кровоподтеками, а чуть выше — Лира подняла рукав, чтобы убедиться, — отчетливо проступали багровые полосы от медицинских жгутов. Их было много, и, охваченная дурным предчувствием, Лира проверила и левую руку Кренника. То же самое. Что ему кололи? Он от этого умирает?

Надо было привести его в чувство. Досадливо вздохнув, Лира достала из-под матраса бутылку воды, припрятанную для собственных нужд, и попыталась влить немного влаги в приоткрытые губы Орсона. Вода просто выливалась, прокладывая мокрые дорожки по заросшему серой щетиной подбородку, впитывалась в обрывки ворота, но Лира была упорной. Она не сдавалась до тех пор, пока Орсон не сделал пару судорожных глотков.

— С возвращением, ублюдок, — глядя в приоткрывшиеся мутные глаза, процедила Лира. — У меня к тебе много… очень много вопросов, криффов сын.

* * *

Кренник говорил медленно, делая паузы, будто мучительно вспоминая прошедшие события. Иногда он надолго замолкал и, как бы Лира ни тормошила его, не мог произнести ни слова. Лишь сворачивался клубком, защищаясь от ее ударов, но никогда не пытался сопротивляться.

Его сломали, — поняла Лира. Ломали долго, упорно, с наслаждением, применяли какие-то вещества до тех пор, пока Кренник не сдался. И все, что ей досталось, — человеческие обломки. Руины.

Ей пришлось стать терпеливой. Внимательно вслушиваться в хриплый, прерывающийся шепот. Отпаивать водой, несмотря на вялые попытки отвернуться.

— Выпей это, мразь, — скрежетала Лира, — иначе умрешь, не успев исповедаться!

И он пил. Неохотно, через силу. От еды отказался вообще, так что Лира без зазрения совести съела и его, и свою пайку. И, в конце концов, вот что ей удалось узнать.

Орсон пытался освободить ее, но его влияния было недостаточно. Он смог добиться лишь смягчения режима для Лиры, но зато усилия, предпринимаемые Орсоном, привлекли к ней внимание другого хищника. А потом… Со Геррера выкрал Джин, и Гален окончательно утратил волю к жизни. Орсон долго и безуспешно пытался исправить это, постепенно взвалив на себя весь проект. Он тщательно покрывал несостоятельность Галена, но с каждым годом делать это становилось все тяжелее и тяжелее. Приходилось конкурировать с другими конструкторами, и Орсон смертельно устал от всего этого. Он из последних сил пытался верить, что сможет все починить, загладить вину…

— Я нашел Джин, — раздался в темноте хриплый шепот.

Сердце Лиры колотилось, как бешеное, но она с трудом приказала себе успокоиться.

— Я вышел с ней на связь, и она стала посредником между мной и мятежниками.

Лира затаила дыхание, таращась в темноту. Орсон помедлил, тяжко вздохнув.

— Она выросла, Лира. Стала так похожа на вас с Галеном…

Ей показалось, что он всхлипнул, и Лира нащупала в темноте его горячую руку, сжала, приказав:

— Говори! Ну же, Орсон, говори…

Сипло втянув холодный воздух, Орсон через силу произнес:

— На Иду я потерял Галена. Все было кончено. Эти кретины-повстанцы разнесли посадочную платформу, так много жертв…

— Так почему ТЫ не погиб?! — Горестный вой вырвался из груди Лиры, и, сдерживая рыдания, она спросила еще раз: — Почему это должен был быть Гален?!

— Все кончено, — вновь повторил Орсон, словно в бреду. Хватка его пальцев ослабла. — Жизнь потеряла смысл. Ничто уже не имело значения. Кончено.

От этого глухого шепота у Лиры зашевелились волосы на затылке.

— Именно тогда я предал все. Империю, тех, кто шел за мной. Себя. И я передал документы Джин.

— Какие документы?

— Планы.

Орсон замолчал, и Лира встряхнула его, прорыдав сквозь зубы:

— Какие планы, Кренник?

— Планы Звезды Смерти, — почти неслышно ответил Орсон. — Мон Мотма сдала меня. Я переоценил ее благородство.

— Поэтому тебя пытали?

Ему необязательно было отвечать. Лира и так все поняла.

— Как это было, Кренник? Как умер Гален?

— Быстро.

В темноте камеры воцарилась тишина. Лира медленно погружалась в пучину своего горя, лишь изредка выныривая на поверхность за новым глотком боли и скорби. В такие моменты она слышала страшные, невозможные звуки — ее враг оплакивал свою утрату вместе с ней. Это горе — единственное, что было у них общего. Лира смотрела сквозь Силу на то, как затухает пламя жизни Орсона, и наконец поняла, почему он отказывался от еды. Он хотел умереть. Смерть Галена — вот что сломало его. Не пытки, не инъекции с ядом. Потеря любимого человека.

Теперь-то Лира могла смириться с этим. И понять. Им больше нечего было делить. В темноте ее внутреннему взору открылось, как золотые нити тянутся от ее жизненного огня к затухающему пламени Орсона, подхватывают его, не дают угаснуть окончательно. Сквозь слезы их общей боли и отчаяния Лира упрямо решила не отпускать его. Только не теперь, когда она, наконец, не одна.

Золотые нити между их душами, поначалу такие неверные и хрупкие, как паутинка, постепенно набирали силу, и теперь это были натянутые до звона струны.

«Предал себя». Лира даже представить не могла, каково это, ведь она всегда старалась остаться собой. Что нужно было испытать, чтобы разбить на осколки собственное «я»?! Поэтому она просто продолжала держать его за руку, чувствуя болезненную дрожь его изломанного тела, и бормотала:

— Сила течет во мне, и я едина с Силой. Сила течет во мне, и я едина с Силой. Мы едины с Силой.

Он сопротивлялся. Его все еще было тяжело удержать, но Лира знала: у нее получится. Она по-прежнему съедала обе порции еды и с новыми силами вливала в Кренника волю к жизни. За день, пока она работала в трудовом лагере, он успевал возвести ментальные стены, но она ломала их все до тех пор, пока не слышала хриплую мольбу:

— Просто дай мне уйти!

— Не так быстро, Кренник.

Лира с удивлением обнаружила, что, делясь с Орсоном своим светом и силами, не только не слабеет, но, казалось, становится все сильнее. Она заставила его съесть пару ложек бульона и ломоть черствого хлеба. Она победила. Победила его желание умереть, но он все еще оставался сломанным внутри. Лира не знала, можно ли исправить это. Тогда она начала отвлекать его разговорами. Вопросами о Джин, потому что о Галене Орсон не мог говорить физически, замыкаясь в своей скорби на несколько часов. Тема Джин была менее болезненной.

— Она такая же дикая и неистовая, как ты, Лира.

Его голос звучал в темноте, словно маяк для измученной души женщины, поэтому она просила:

— Еще, Орсон. Расскажи еще!

— Я никогда не встречал девушки отважнее и храбрее. Ее взгляд напоминает звездный свет. Тот же самый, что я увидел в нашу с тобой первую встречу.

— Ты помнишь?

— До последней секунды.

— Я ненавидела тебя столько лет…

— Не стоит бросать эту привычку.

— Заткнись, Кренник. Я сама решу, что мне с этим делать.

Он мягко рассмеялся в темноте. Лире казалось, что его огонек становится сильнее, но он по-прежнему пугающе колебался и вздрагивал. А иногда в этом пламени появлялись вкрапления тьмы. Она знала, почему так происходит. Это был страх. Они оба это чувствовали. Тогда, когда ее забирали на трудовую смену, или тогда, когда за ним приходили спецы ИСБ. Всякий раз они смотрели друг на друга, будто прощаясь навсегда.

Лира помнила тот день и час, когда, вернувшись после тяжкого дня, подошла к нему, безвольно сидевшему на койке, и обняла. Впервые прикоснулась без гадливости. С огромным облегчением: ведь он все еще был тут, с ней. А потом она долго и молча плакала, чувствуя дрожь его ставшего таким хрупким тела и ответные объятия. Неожиданно сильные, хотя она была уверена, что сил у него не осталось.

Золотые нити все крепли, связывая их души.

* * *

Керрин ввалился в камеру, пьяный и нахальный, как всегда. Не обращая внимания на Кренника, спящего в своем углу, комендант вразвалочку направился прямиком к Лире. Без предупреждения схватив ее за толстую пепельную косу, он намотал ее на кулак так, что у Лиры из глаз брызнули слезы и она вскрикнула.

— Ну хватит хныкать, Эрсо. Ты и не такое терпела, да?

— Отвали, урод, — проскрежетала Лира.

Но проклятый Керрин и не думал отпускать. Наслаждаясь своей маленькой властью над женщиной, он лениво наклонился к самому ее лицу, искаженному болью, и сказал, дохнув на нее перегаром:

— Ты должна была сделать правильный выбор, Эрсо. Или за время заключения твои мозги превратились в кашу?

На этот раз плевок Лире удался, и Керрин отшатнулся, брезгливо вытирая лицо. Выпустив косу, он наотмашь ударил ее по лицу, заорав:

— Ах ты, грязная шлюха! Да я тебя…

Чем там дальше собирался пригрозить ей Керрин, Лира так и не узнала. Она плохо видела сквозь пелену невольных слез, зато прекрасно расслышала короткий влажный хруст, после которого комендант грузным мешком повалился на бетонный пол камеры и остался неподвижен. Над ним стоял Орсон, и в синих глазах его плескался океан безумия.

— Что ты наделал? — простонала Лира, глядя на мертвого Керрина.

Кренник пожал плечами.

— Этот боров так торопился трахнуть тебя, что поскользнулся и свернул себе шею.

— Думаешь, в это поверят?

И тут они услышали это. Глухой, далекий гул. Затем еще один, еще… От далеких взрывов тюрьма сотряслась до основания, с потолка посыпалась каменная пыль.

— Что происходит?

Орсон, невозмутимо снимающий с пояса коменданта бластер, сказал:

— По-видимому, налет.

— Что? Да кому могла понадобиться эта братская могила?

— Лира, это неважно, — тихо ответил Орсон. — Возможно, одна из преступных группировок выручает попавших в плен товарищей. Наплевать. Главное — это наш с тобой шанс.

Лира молча встала, готовая следовать за ним. Ее все еще пугала тьма в глазах Орсона, его мрачная решимость, но она знала, что поддержит его и прикроет спину.

— Держись за мной и не отставай.

На мгновение ей показалось, что она видит перед собой прежнего Кренника — красивого, харизматичного, полного уверенности в своих силах… Но вот он посмотрел Лире в глаза, поправил выбившиеся из косы полуседые прядки и улыбнулся. И тогда она убедилась: это все еще ее Орсон.

Лира постучала в металлическую дверь условным стуком, которым пользовался Керрин, и створка поднялась. Двумя точными выстрелами Орсон расправился с охраной коменданта, и Лира тоже обзавелась лазерным карабином. Второй карабин Орсон повесил себе через плечо.

— Туда. — Лира указала направо, и они побежали.

В камерах бушевали пленники, сотрясая воздух, гудела сирена. Свет в коридорах сменился на аварийно-алый. Гулкие разрывы все грохотали — бомбардировка тюремного корпуса шла полным ходом. Уже можно было услышать далеко впереди яростную перестрелку, сильно пахло каленым железом и гарью — коридор постепенно заволакивала густая пелена дыма. Пол под ногами то и дело вздрагивал.

Орсон и Лира свернули в маленький боковой тупичок и приготовились к обороне. Он по-прежнему стоял впереди, загораживая Лиру собой, хоть она об этом и не просила. Как до этого дошло? Почему она так спокойно принимает защиту от того, кого долгие годы считала врагом? Почему доверяет ему свою жизнь? Что же так изменило их?

Лира крепче прижала к плечу приклад карабина и приготовилась стрелять. Пол вибрировал от топота сотен ног, но первый же человек, вырвавшийся из дымной завесы, оказался ей смутно знакомым, а уже в следующую секунду Лира истошно закричала:

— Орсон, не стреляй! Это Джин!

Это и впрямь была ее дочь. Повзрослевшая, совсем такая, как рассказывал Орсон. Она остановилась, расширенными от удивления глазами рассматривая странную пару. Губы ее шевельнулись, и Лира почти услышала заветное и родное «мама?».

Но уже через мгновение к Джин присоединились ее соратники — дюжие боевики в брониках, увешанные оружием. Лиру и Орсона попытались оттащить друг от друга, но она визжала и дралась, как бешеная нексу, а рядом отбивался Орсон — молча, но все с той же страшной тьмой на донышке голубых глаз. Их борьба длилась до тех пор, пока Джин, ее такая взрослая дочь, не рявкнула:

— Оставьте их!

Пальцы Лиры накрепко переплелись с пальцами Кренника. Увидев это, Джин недовольно нахмурилась и коротко бросила одному из своих:

— Проводите до транспорта.

— Так точно!

Лира шла рядом с Кренником, все еще цепляясь за его руку так, что болели пальцы. Он повернул к ней голову и так тихо, чтобы не услышали конвоиры, сказал:

— Обещай, что убьешь меня, Лира.

Она отрицательно замотала головой, уже понимая: то, что было для нее долгожданным спасением, для него могло означать продолжение пытки.

— Поклянись памятью Галена.

Он нежно и осторожно сжал ее пальцы. Глядя в его голубые глаза, из которых почти ушло страшное безумие, Лира сказала твердо:

— Клянусь.

Его лицо расслабилось. Он даже улыбнулся ей, одними губами прошептав:

— Спасибо.

* * *

Она долго, до хрипоты, спорила с дочерью, хотя больше всего на свете хотела просто обнять ее и прижать к груди. Но Джин уже не нуждалась ни в материнских объятиях, ни в ласках. Она упрямо твердила:

— То, что он один раз помог Восстанию, еще ничего не значит! Ты будешь несчастна с ним. Оставь его и живи полноценной жизнью! Я доставлю тебя на Арию-Прайм. Там нет войны, и дом бабушки и дедушки уцелел. Зачем тебе связывать свою жизнь с…

— Сумасшедшим? — тихо продолжила Лира, упрямо глядя в глаза дочери.

Джин пожала плечами.

— Ты сама видела отчет психолога. Он может быть опасен.

— Если верить тому же отчету, я ничем не лучше. И я никуда не полечу без него.

— Не понимаю! — всплеснула руками Джин.

Лира беспомощно улыбнулась.

— Я тоже, милая. Я тоже.

— Но ты же скажешь, если с ним возникнут проблемы, верно?

— Я в том возрасте, когда с любыми проблемами могу справиться сама. Но спасибо за предложение.

Дом на Арии-Прайм не понравился Орсону сразу. Он ничего не сказал, потому что вообще после освобождения говорил крайне мало, но Лира это почувствовала. Она видела эту странную неприязнь в его взглядах, в наклоне головы, в том, как он ходит по дому ее детства — осторожно, словно не уверен в следующем своем шаге. Возможно, оказаться здесь, в шикарном особняке прошлой эпохи, заставленном тяжелой мебелью, и впрямь было дико после всех испытаний, выпавших на их долю. Лира не могла дать точный ответ. Она словно перестала понимать своего спутника, да и в своих собственных чувствах основательно запуталась. Бывали дни, когда они могли даже не встретиться, гуляя по покинутому поместью, в коридорах которого заблудилось эхо воспоминаний.

Медицина родной планеты быстро справилась с застарелыми ранами и истощением, и Лира с Орсоном даже стали выглядеть моложе на десяток лет, но… Ни один продвинутый аппарат не мог привести в порядок поврежденный рассудок. Что-то мучило Орсона. Входя в покой медитации, Лира видела, как тревожно мечется огонек его души. Он так и не окреп до конца, и это пугало ее. Та тьма, что время от времени проскальзывала в теплом золотом сиянии. В такие моменты взгляд Кренника менялся, становился темным, и он стремился уйти куда-нибудь. Чаще всего — в огромный сад, и по несколько часов просто сидел там на скамье у фонтана, сжимая руки на коленях в кулаки.

Лира поняла, что тоскует по нему. По его доброму теплу, тихому голосу в темноте их камеры. Ей казалось, что тогда между ними было больше общего. Больше близости. Трудно опровергнуть собственные чувства. Рано или поздно, но пришлось признать: отмытый, гладко выбритый Кренник по-прежнему был красив той особенной, робкой красотой, что так редко встречается. Не яркой, но странно трогательной.

Лира почти убедила себя в том, что любая близость с этим человеком ей лишь померещилась. Вот такой странный выверт подсознания. Однако ее сердце тревожно забилось, когда за ужином он встал и подошел к ней. И пусть в этом особняке они были совершенно одни, Лире показалось, что сотни посторонних глаз наблюдают за тем, как ее отшивает ее враг.

Орсон осторожно взял ее руку и сказал, почему-то пряча взгляд:

— Лира, ты… — Он мучительно вздохнул, подбирая слова. — Мне нужно время, Лира. Совсем немного. Сто дней, и я вернусь, просто поверь мне.

Лира деревянно кивнула, давая понять, что услышала. Вырвав ладонь из его руки, она резко встала. Разумеется. Подспудно она давно ожидала этого. Он хочет уйти отсюда. Оставить ее. Вот и все. Выйдя из столовой, пройдя через шикарную гостиную, отделанную в темно-зеленых тонах, миновав огромный гулкий холл, Лира распахнула двустворчатые двери особняка. Повернувшись к Креннику, который все это время тенью следовал за ней, она сухо произнесла:

— Путь открыт. Убирайся.

Ее голос не дрогнул, лицо — строгая маска. Орсон судорожно сглотнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Лира звонко крикнула, страшась потерять те крохи самообладания, которые у нее остались:

— Пошел вон!

И он ушел. Как был — в брюках и белоснежной рубашке, так напоминающей о его белых кителях и плащах. Ушел в начинающийся дождь, даже не взяв ничего, чем успел обзавестись здесь. А Лира стояла на пороге дома своих родителей, обнимая себя за плечи и кривя губы, пытаясь сдержать рыдания. Что ж, она сильная, правда? Она пережила мужа, выжила в тюрьме и смогла отпустить взрослую дочь, не пытаясь играть роль навязчивой, но уже не нужной матери. Теперь вот отпустила и мужчину, которого, несмотря ни на что, успела простить и даже полюбить.

Он не пропадет, — думала Лира, глядя в сгущающуюся за окном ночь. У Орсона Кренника хватало сбережений, чтобы безбедно жить до самой смерти. Впрочем, она тоже могла не беспокоиться о средствах. Вот только от этого было не легче.

* * *

Сто дней — это очень долго. Хоть Лира и убеждала себя, что ждать не имеет смысла, она ловила себя на мысли, что считает эти криффовы дни, которые тянулись мучительно медленно. Каждый вечер она останавливалась на крыльце и всматривалась в сумерки, словно он действительно мог вернуться.

Лира решила вновь заняться геологоразведкой и даже подала заявку в горный институт. Пятьдесят лет — не возраст для жителя Арии-Прайм. Золотая середина жизни. Она может не просто восстановиться в должности лектора на кафедре, но и завести роман с каким-нибудь мужчиной. И даже родить ребенка.

При этой мысли Лира грустно усмехнулась, понимая, как непоправимо искалечила ее жизнь. Она больше не хотела ничего, кроме, разве что, истечения срока, поставленного Кренником. Просто чтобы еще раз убедиться в его сущности лжеца.

И все же… Ее мир снова перевернулся с ног на голову!

Он ждал ее у ограды особняка — всадник на черном гравицикле. При ее приближении Кренник снял шлем и улыбнулся. Несмело, почти робко. Без лишних слов Лира приняла у него из рук второй шлем и села сзади, крепко обнимая Орсона со спины. За этим импровизированным щитом она даже не ощущала скорости и ветра, уже по-осеннему свежего.

Он вывез ее за город, правя на утес, нависающий над морем. Лира помнила, что во времена ее детства там была старая усадьба. Теперь на месте руин стоял прекрасный двухэтажный дом с широкими окнами, распахнутыми навстречу свежему морскому бризу.

— Это… — Лира удивленно вскинула брови и обернулась.

Орсон стоял рядом с байком, бледный, с тревогой в синем взгляде. Сейчас, как никогда, Лира видела все его надломы, даже не прибегая к помощи Силы.

— Тот дом, что принадлежал твоим родителям… Лира, он не подходит тебе.

— Я выросла в нем, знаешь ли.

Лира уже с трудом сдерживала улыбку, но Орсон упрямо наклонил голову.

— Ни в обстановке, ни в планировке я не увидел тебя. Это просто пустая скорлупа. Птенец выбрался из нее и отправился в полет. Назад уже не вернуться. Ты… Может, просто посмотришь? Отказаться никогда не поздно.

Покорно вздохнув, Лира направилась к дому, с каждым шагом отмечая смутно знакомые и в то же время новые элементы. Здесь, бесспорно, присутствовали черты ее семейного гнезда: фонтан в саду, массивные ложные портики фасада. Однако они были разбавлены другими, незнакомыми. Это были строгие мотивы, присущие скорее традиционной глубинке планет среднего кольца. Небольшой и уютный холл живо напомнил Лире квартиру на Корусанте — узнаваемый столичный стиль гармонично переплетался с нежным цветочным орнаментом все той же традиционной школы.

— Твой кабинет.

Орсон пригласил ее в одну из комнат, и Лира вошла в знакомое царство камней и минералов. Любимые ею малахит и бирюза являлись основой для стенного панно, невероятно красивые инкрустации элементов стола, а на стеллаже рядом… Лира с радостным вздохом узнала свою же коллекцию, оставленную на Корусанте. Не пропал ни один камешек.

— А здесь? — Она кивнула на соседнюю дверь.

Орсон без лишних слов просто распахнул перед ней дверь. Это тоже был кабинет, но совсем-совсем другой. Строгий стиль, холодный и элегантный. Ничего лишнего, только необходимые для работы инструменты.

— Этот дом создан для тебя.

Орсон застыл в тревожном ожидании, и у Лиры отчего-то больно екнуло в груди. Она подошла к нему ближе, обняла лицо прохладными ладонями и крепко поцеловала.

— Здесь ведь не только я, верно, Орсон? Этот дом — отражение нас с тобой.

Он согласно кивнул, крепче прижимая Лиру к себе.

— Что же на втором этаже?

Теперь Лира уже не скрывала счастливой улыбки. И не хотела гадать, как всего за сто дней этот невозможный человек создал настолько совершенный дом. Она просто хотела слушать его голос, такой теплый и мягкий.

— Библиотека, мастерская, освежитель и… — Орсон внезапно запнулся, но через секунду продолжил: — и спальня, разумеется.

— Одна? — Лира удивленно заломила бровь, и он угрюмо наклонил голову. — Орсон, а как же гостевые?

— Если у нас и будут эти гости, пусть убираются к криффу до темноты. Вечера я хочу проводить только с тобой.

Лира закрыла глаза, наслаждаясь этим моментом. Возможно, им и впрямь было трудно говорить о чувствах, любви и прочем, но вот сейчас она купалась в золотом сиянии абсолютного счастья. Он наклонился к ее губам, мягко целуя. Впервые за долгое время Лира видела огонь его души так ярко, и в нем больше не было темных пятен.

Лира даже не представляла, как сильно изголодалась по ласкам. Не требовательным и грубым лапам надзирателей, а вот таким — заставляющим все ее тело вибрировать от удовольствия и неги. Она хрипло стонала, впитывая в себя каждое прикосновение Орсона, запоминая его, принимая полностью. Доверяя ему. Постепенно нежная осторожность сменилась настойчивостью, и Лира смеялась, вплетая пальцы в его седые волосы, чувствуя на себе жадные губы и принимая нетерпеливые толчки. Ей нравилось быть частью всего этого. Нравилось быть той, что может слышать его короткие, тихие стоны, чувствовать напряжение его бедер, проводить пальцами по сильным плечам… Наверное, всего этого было слишком много для нее. Оргазм был сильным и ярким, почти болезненным. Лира тяжело переводила дыхание, глядя в синие глаза Орсона, и понимала, что должна сказать ему. Она просто оттягивала момент, не желая разрушать эту уютную особенную магию.

Они лежали, не разрывая объятий, словно единое целое, и Лира решилась.

— Я не смогу оставаться с тобой все время. — Слова отдавали горечью. — Мне придется уезжать по работе, и довольно часто.

Орсон с силой потер седой висок, заставив себя криво улыбнуться.

— Это из-за того, что в моей голове не хватает деталей и шестеренок? Наверное, я смогу пережить это.

Лира обняла его, прошептав:

— Эти годы отняли многое не только у тебя. Важно одно: куда бы я ни отправилась, я буду чувствовать тебя, Орсон. Всегда. Помни об этом.

Он понимал, а большего Лире было и не нужно. Они провели вместе еще много ночей, прежде чем ей пришло время улететь в одну из экспедиций. И каждый проведенный в разлуке день она обращалась мысленным взором к огоньку его души и тем золотым нитям, что связывали их. Лира касалась их осторожно, мягко напевая и чувствуя, как успокаивается его разум, как он тихонько засыпает в кресле, позабыв заложить уже прочитанную страницу очередной книги. И это было тем, что она любила больше всего на свете.