Тыквестрия (джен)

Яблоджек завтракала. Перед ней стоял яблочный суп, яблочное жаркое, яблочные котлеты с яблочной картошкой, яблочное желе, пироги из яблочной муки с яблоками и яблочным вареньем, яблочный компот, яблоки в яблочной карамели, яблочный сидр, а на краю стола лежал пакет с яблобродами. Пакет был обрезиненный, ибо яблоброды были с грозояблочным завидлом. Биг Малинтош, обожавший малину, мрачно глядел на пожирающую всё это изяблобилие сестру.

— Фьто? — жуя, спросила та. — Фто ффофо фафофает — фоф ффофо ефт!

— Чего? — Малинтош отодвинул тарелку.

— Жри, говорю, работы много! — прикрикнула прожевавшаяся Яблоджек. — Ишь ты, малину ему… Не позорь честь славной семейки Яблов!

— Да иди ты со своей ябланой семейной честью… — Малинтоша перекосило. — Можно подумать, честь вылечит изжогу от этой кислятины!

— Зато консервы и завидло выходят — копыта оближешь. Содой заешь, и пшёл работать, краснегр! Солнце ещё высоко.

— Тьфу! — Биг-Мал метнул в Яблоджек вилку и выскочил за дверь.

— Сволочь! — заорала вдогонку Яблоджек. — Энто была совсем новая шляпа, её только прадедуля покупал!

— Ничё, бабулин чепчик наденешь, он ещё новее! — Биг-Мал неосторожно сунулся в окно, получил в лоб кружкой, свёл глаза в кучку и рухнул навзничь.

— Так те и надо, втунеядец! — Яблоджек повертела шляпу, отодранную от стены, пришла к выводу, что её ещё можно поносить, а там уже это будут проблемы Яблонички. Нахлобучив её на лоб и вылягнув дрыхнущую старую клячу из качалки, чтоб проснулась и убралась на кухне, Яблоджек и её пакет с яблобродами покинули дом, хорошенько потоптавшись по беспамятному брателу с растущей на лбу гулей. Братело сказало «Ой» и много нехороших слов, когда кобыла мстительно наступила ему на причиндалы и как следует попрыгала. Одни убытки от поганца, кружка вон вдребезги, а евойной дубовой башке хоть бы хны… Пнув напоследок растявкавшуюся Ябложучку, которой, видите ли, хотелось костей, а не яблочных огрызков, и оконьчательно взбодрившись, Яблоджек потрусила к дальнему краю сада. Там она обнаружила в кустах ябложовника Яблоничку, боязливо глядящую куда-то на деревья.

— Чего стоим, кого ждём? — Яблоджек сгрузила пакет. — Тащи корзину, надо ябки сбивать!

— Там, это… не ябки, — пробормотала Яблоничка.

— Как — не ябки? — Яблоджек уставилась на неё. — А шо? Опять эти клятые мыши? Финикшай же навродь их всех сожрала? Опосля на финики месяц не смотрела…

— Та не знаю я! — Яблоничка попятилась. — Я таких ни в жисть не видала, и они того… этого… говорят.

— Чё?! — Яблоджек подошла к сестре. — А ну, дыхни. Опять самогонку из табуретки гнали, чтоб метку получить?

— Да ну тебя, — обиделась Яблоничка. — Мы ж её и не пили, только нанюхались… а их и отсюда слыхать, во, чуешь?

Яблоджек прислушалась. Уже собралась было отвесить сестре подзатыльник, чтоб не морочить голову, но тут и замерла, уловив шёпот.

— Пятилетка за три года… пятилетка за три года… Слава КоньПоньСС… Молодёжь… Понитарии всех стран… Сельдерестиняйтесь! Союз нерушимый…

Яблоджек, крадучись, подобралась поближе и выглянула из-за дерева. На её обожаемых яблонях вместо яблок висели какие-то круглые и ушастые зелёные твари и непрерывно бубнили что-то, сливающееся в неразборчивый гул. А причём тут принцесса Сельдерестия? Но тут несколько зелёных шариков отвалились от черешков, упали наземь и покатились к соседним яблоням. На глазах у звереющей Яблоджек они лопнули роем пушинок, окутавших яблони с красными спелыми плодами, и каждая пушинка метко впилась в румяное, наливное, аппетитное, бесподобное и божественное яблочко… чтобы превратить их в ушастую зелёную мерзость!

— Автопробегом по бездорожью… Искореним в рядах… За счастье народное… гидра капустолизма… Абырвалг!

Яблоджек взревела. Отшвырнув пинком валявшееся на пути черное ведро, она схватила позабытую кем-то лопату и ринулась в бой. Искоренять гидру в рядах за счастье народное. Яблоничка подобрала ведро, на боку которого мелькнуло что-то белое, машинально подумав, что краска облупилась и придётся опять красить, и пустилась наутёк, зовя на помощь.

— И ради этого вы меня оторвали от тыквенного пирога со спаржей?! — Тыквайт Спаржл презрительно оттопырила губу. Она отбывала здесь опалу от Сельдерестии. Та составила хитроумный план по возвращению с луны в свою постель принцессы Фистинг Мун, а получила в итоге всего лишь принцессу Лизуню. Так что Тыквайт осталась в Пеньковилле, которому успела надоесть хуже горькой редьки своим нытьём и гонором. — Что взять с пнейзан…

— Слышь-ко, ты, голубая кость…

— Кровь. У аристопони кровь голубая. Кость — белая, — задрала нос Тыквайт.

— Та накласть! — честно призналась Яблоджек. — Так от, когда они всё сожрут, ты тож с голодухи сдохнешь. И твои белые кости засияют под солнцем, как все прочие! Намёк понятен, сахарок? Они уже полсада обожрали, и базикают, базикают… Охурметь можно! Так шо давай, запхни свой гонор се в жопный карман, и делай уже чё-нить! Шо это за твари?

— Откуда я знаю? Я волшебница, а не какой-то там краевед, голуба моя. Тут у вас какая-то приблудная зебра шляется в лесной глуши, если стража ещё не изловила, неясно на какие живёт она шиши… вроде зелья варит и торгует. Вот пускай она вам отраву и сварит, она в лесу шарится, должна знать эту пакость. — Единорога гордо задрала рог и отправилась в библиотеку. Книг Тыквайт сроду не читала, кроме комиксов, но других свободных помещений не нашлось, да и то её туда впихнули со Спамом — дрессированным почтовым ящиком и кофеваркой в одной чешуйчатой морде. Храпел и пердел он во сне так, что Тыквайт давно запекла бы его в любимой тыкве с гарниром, не будь этот недоящур подарком аж самой Сельдерестии и её шпионом по совместительству.

— Слышь, ты… как там тя? Гикора? — Яблоджек опосля проламывания кустов, забивания древолков в дупла, сшибания лбом дубов и зверского свербежа во всех местах от каких-то дурацких синеньких цветочков, которые она в отместку старательно вытоптала, была сильно не в духе и дверь в домик зебры отворила пинком. — Здаров, полосатая. Я тута те корзину ябков и жменю грабитсов притарабанила, а взамен надо мине зелье какое-нить, штоб вот енту заразу извести. Смогёшь?

Она бухнула на стол банку с ушастой зелёной дрянью.

— Капуспрайты это, они все с приветом, — не слишком довольная вторжением Гикора приподняла брови. — Редко их к нам заносит, живут далеко, зато избавиться от них ой как нелегко.

— Энто я и без тебя уж поняла, — буркнула Яблоджек. — Цельное утро дубьём их дубасила, а толку… Чо делать-то с ними, знаешь?

— Протрезвин могу сварить, но должна предупредить — коль на пони попадёт, вред ужасный нанесёт! Правду он узрит, как есть, и вот это будет жесть… Розовых очков осколки жизнь порежут в лоскуты, без иллюзий сдохнешь ты!

— Ты мне тута не трынди, а бурду свою вари! — Яблоджек осеклась и потрясла головой. — Тьху ты, энта стихоплётская пакость ещё и заразная! Кароч, я уж как-нибудь разберусь. Жизнь как есть, ишь ты… напугали ежа голым крупом. Чего я тама не видала? Да я в ентой куче компоста тока и барахтаюсь.

— Быть может, ждёт тебя сюрприз, — хмыкнула Гикора. — Но всё ж исполню твой каприз.

Зебра пошла собирать с полок ингредиенты для зелья, походя метко плюнув под котёл. Из-под него тотчас с гулом взметнулось колдовское зелёное пламя. Яблоджек трижды плюнула через левое плечо и помянула драную ботву Сельдерестии. Пламя на миг посинело, прыснув звёздочками искр, но Яблоджек было плевать. Когда Гикора вернулась к котлу, пламя уже было зелёным, и зебра стала сыпать в воду какие-то порошки, кидать сухие корешки и черешки. Малость подумав, взяла из угла веник и макнула его в котёл. Потом подошла к малость опешившей Яблоджек и пристально на неё уставилась нос к носу.

— Э-эй, ты чего удумала? — Яблоджек попятилась. — Я не из энтих! Ой!

— Это проблемы твои, как расставляешь ты интересы свои, — Гикора отошла от неё и швырнула в котёл к венику выдранный у Яблоджек волос. Зелье бухнуло облаком едкого пара и вспузырилось с гулким и зловещим бульканьем.

— Всё, готово. Забирай, свою пакость поливай, да поосторожней будь, про опасность не забудь!

— Не учи учёную, — фыркнула Яблоджек. — Ужо я-то завсегда осторожна, не сумлевайся. Ну, ладысь, полосатая, бывай.

Забрав перелитое в бутылку зелье и оставив корзинку и тощий мешочек с монетками, она вновь пнула дверь и помчалась домой. Не дело давать всякой дряни плодиться.

— Ну, хоть веник я отмыла, а то лень всё как-то было, — хмыкнула Гикора, пересчитав немногочисленные монетки и яблоки. — Жадность фраера сгубила… впрочем, я предупредила. А коль не устроит что-то — по награде и работа.