Мудрость тьмы (джен)

Темнота. Она окружала его со всех сторон, давила на голову, панцирь, конечности, сжимала в безжалостных тисках, мешая, кажется, даже дышать. Она сомкнулась вокруг него непроницаемым коконом, и не было никого, ничего в этом мире, кроме него — и тьмы.

Леонардо глубоко, судорожно вздохнул и открыл глаза. Слава пицце, стало немного посветлее, но все же недостаточно не то что для поверхности (последнее, что черепашка мог вспомнить) — даже для родного подземного дома. Да и тело, изрядно пострадавшее в последней схватке, тоже ощущалось как-то странно… как-то не так. Леонардо опасливо скосил глаза, стараясь — на всякий случай — не упускать из виду и происходящее вокруг, уже зная, что увидит. Целые, почти даже не поцарапанные пластины пластрона, кожа без шрамов, и катаны, тоже почти новенькие, до синих лент на обмотке рукояти.

«Значит, это все-таки произошло. Я умер».

Леонардо тяжело вздохнул. Смысл обманывать себя: как ни готовь себя к любому, абсолютно любому исходу каждого боя, все равно самое скверное всегда случается вдруг, неожиданно. А уж что может быть хуже такого исхода? Разве что погибель братьев, всех сразу. Вздрогнув, юный ниндзя поспешно огляделся — но, разумеется, ничего, никого так и не увидел. Что, впрочем, нимало не успокоило его. Ну разве что совсем чуть-чуть — в том, последнем, воспоминании все трое братьев были вне опасности. Знать бы наверняка…

«Вот и узнаешь», — резко одернул себя Леонардо. И уже с некоторым любопытством огляделся повторно, более внимательно. Ведь место, увиденное им, мало напоминало что угодно встреченное им прежде, а уж насмотреться за неполные восемнадцать он успел на многое. Разве что… точно, оно походило на таинственный, полный тумана и морока сумежный мир, где они с братьями сражались с духовными противниками. Те же размытые стволы деревьев, серые сгустки вместо неба и земли и полная неопределенность, что, где и почему находится.

«Так вот, значит, как выглядит противоположная сторона». Леонардо уже с меньшей горечью, скорее пытливо вгляделся в ближайший просвет меж бурых стволов. Мысль, что где-то здесь, вдали от света и надежды, могут блуждать и братья, не оставляла его. Конечно, он сделал всё — и даже больше того, чтобы этого избежать. Но вот хватило ли этого «всё»? Он не сможет успокоиться, пока не убедится лично.

Шаг. Еще шаг. Привычным выверенным движением Леонардо скользнул под нависший сук. Впереди смутными контурами проступили новые… ветви? корни? вообще камни? Пока еще слишком неясно, чтобы рассмотреть. Мутный сумрак вместо земли привычно давал опору, и Леонардо быстро забыл думать о нем. Вообще о чем угодно, кроме братьев, которых он тихо надеялся не встретить. И мастера Сплинтера… вот он-то точно должен быть где-то здесь. Только сейчас Леонардо осознал, как сильно соскучился.

* * *

В сумежном, лишенном четких контуров и границ мире и время текло так же неясно. Сколько он уже блуждал здесь? Час, два, может, даже полдня? Узнать было попросту неоткуда. Окружающий пейзаж почти не менялся, напомнив Леонардо о бесконечных муках грешных душ в отмеренном им наказании по ту сторону смерти. Кажется, что-то подобное рассказывал однажды Донателло, ссылаясь на мифы какого-то из бесчисленных народов Земли. Вариантов этого наказания было воистину бесконечное число, и некоторые звучали гораздо более устрашающе. Что в сравнении с озером кипящей крови или муками грызущей совести какие-то блуждания в пустоте?

Сейчас Леонардо был с этим не согласен. Порой самое страшное именно в неопределенности, в неизвестности — и своем одиночестве в них. Чем не адская мука для живой (все еще), деятельной души, длиною — если верить тому же Дону — целую вечность. Леонардо невольно содрогнулся. Но почему он? За что так наказали его — именно его, после всех стараний помочь, спасти и свою семью, и мир вокруг? Неужели после всего он заслужил именно такую судьбу?

Запнувшись об очередной корень, он остановился, оперся на очередной ствол. Сейчас, потеряв надежду на встречу с близкими, он от скуки и отчаяния рисовал себе знакомых или почти незнакомых, кого мог бы повстречать здесь. Всех случайных жертв среди союзников или нечаянно оказавшихся на месте их с братьями очередной схватки. Сколько их было таких, случайных, невольных? Леонардо боялся даже представлять. Может, он все же не зря попал сюда — в расплату за всех перемолотых жерновами их со Шредером и кренгами вражды? За каждого невольно пострадавшего?

Он судорожно выдохнул, уловив-таки вдалеке силуэт, на сей раз совсем не похожий ни на дерево, ни на камень. А вот и ответ. А может, и расплата. Мысленно подобравшись, Леонардо приготовился к встрече. Ноги неустанно несли его вперед, к постепенно проступавшей из сумрака фигуре; сознание же рвано, путано искало нужные фразы. Приветствие? Извинение? А может, лучше будет вообще промолчать? Что проку в лишних словах, уже не способных ничего изменить?

Еще через несколько шагов деревья начали расступаться, образуя нечто вроде полянки, заполненной все тем же злокозненным туманом. Леонардо уже почти готов был проклясть его, ведь в очертаниях фигуры проступило нечто знакомое. Может, судьба все же милостиво свела его с прежним союзником? Сейчас он был бы рад даже Слэшу.

Еще шаг… и тут, словно сдутый великаном, туман вдруг отхлынул, сразу и весь. Он все еще клубился, словно очерчивая границы полянки, но уже не мешал обзору. И Леонардо… запнулся, поперхнувшись воздухом и машинально хватая пустоту на месте привычных ножен. О да, встреченный в тумане был ему более чем знаком — но при этом был последним, кого черепашка рассчитывал встретить. С кем пути более никогда не должны были пересечься…

— Ты? — хрипло выдохнул он, нашарив-таки рукоять катаны. — Да, теперь я действительно верю в черепашью удачу.