Дом Шредингера (гет)

— Лактометр!!!

Крик раздался в полной тишине, отчего Фестер аж подскочил. Его рука дрогнула и подожгла шнур, взвившийся бешеной змейкой: да-да, он только вчера придумал состав, благодаря которому шнур от динамита горит в пять раз быстрее, чем обычно. И с раннего утра, смешав адскую жидкость, вымочив в ней тонкую бечевку в течение часа, Фестер копошился возле кладбища, закладывал заряд и тянул шнур. И вот теперь, когда оставалось только поджечь и отбежать за гору песка, высокий, полный отчаяния крик отвлек его внимание и, вместо того, чтобы спрятаться, Фестер вытянулся и стал искать глазами кричавшего.

В овражек, где был заложен динамит, едва ли не вниз головой кинулась хрупкая фигура и тут же вынырнула, победоносно сжимая в руке некий прибор навроде градусника. До Фестера дошло, что градусник разобьется от взрыва, а он, Фестер, так и не узнает, что же это такое.

— Отойди! — заорал он. — Отойди оттуда! Срочно! — и ломанулся спасать «градусник».

Он очнулся от рыданий и всхлипываний. На его темной мантии поблескивали неопознанные осколки. Видимо, это над ними рыдало сидящее рядом светловолосое взлохмаченное существо: «Ла-а-акто-о-о-ометр!!!»

— Он разбился? — осведомился Фестер.

— Разби-и-и-ился-а-а-а, — подтвердило существо.

— А каким он был? Может, я могу его склеить?

Существо подняло голову и посмотрело на Фестера, как на последнего идиота. Судя по жесту, оно едва удержалось, чтобы не покрутить у виска.

А Фестер понял, что он все-таки склеит этот чертов лактометр, а потом опять его разобьет. Потому что он никогда не видел таких прозрачных зареванных фиолетовых глаз. И без крупных капель слез они явно выглядели хуже.

— Дядя Фестер, мне одному кажется, что ты первый раз взялся за клей? Ну, не считая того раза, когда ты решил его попробовать на нюх, а потом долго плевался и попросил спонсировать антинаркотическую кампанию?

— Знаешь, Гомес, все бывает в первый раз. К тому же, я читал, что некоторые виды клея огнеопасны, так почему не попробовать? Ты не представляешь, как этот лактометр разлетелся сам по себе, а если его подогреть этой штукой?.. —

— Я думаю, — сказал Гомес, становясь на голову, — что клей не настолько уж огнеопасен, как ты уверяешь. Хотя это действительно стоит проверить. А где Мортиша?

— Была на кухне, перевязывала царапины нашей новой знакомой.

— Кстати, как ее зовут?

— Я не успел спросить.

— Так пойди и спроси!

— Я еще не закончил с клеем.

— К черту клей, иди спроси имя, — Гомес даже встал обратно на ноги, чтобы отправить стеснительного дядю познакомиться с пострадавшей от его динамита барышней. Внезапный румянец на вечно белых щеках последнего вызвал понимающую ухмылку Гомеса.

Фестер топтался возле двери, украдкой наблюдая, как Блэнид — а именно так он расслышал имя своей жертвы — бледнеет от каждого движения Вещи, который взялся помогать в перевязке. Он старательно натягивал, придерживал и отрезал бинты, тогда как Мортиша накладывала горько пахнущую мазь болотного цвета. Фестер вздохнул и решительно переступил порог кухни.

— А, дядя Фестер, вот и ты! А я-то думала, что для тебя этот взрыв — сущий пустяк. Показывай, что у тебя? — Мортиша отрезала последний бинт на девушке и потянулась к Фестеру.

— Да нет, Мортиша, ерунда. Подумаешь, разворотило плечо. Маман уже помазала мне его змеиным ядом. Жжется так замечательно — хоть каждый день взрывайся!

— Вы мазохист? — подала голос Блэнид.

— Что? — Фестер растерянно уставился на нее.

— Ну, вы любите боль?

— Да кто ж не любит-то?

— Ну, вот мой брат очень любит боль, но только причинять другим. А как сам палец порежет — сразу истерика и обморок.

— Надо же, а вот мой дядя Гумбольт так любил боль, что однажды попросил свою сестру Мариту отрубить их все по одному, а потом пришить обратно.

— Какой суровый у вас дядюшка! Я вот специально только две татуировки делала, — при этих словах белокурое чудо закатало одну штанину, демонстрируя лодыжку и голень с витьеватыми узорами, — и одно клеймо ставила, вот тут, — она развернулась, стянула рубашку с плеча, демонстрируя ожог в форме флер-де-лиса, — Вы же знаете, как в той книге…

Фестер сглотнул. Он не читал книгу, но уже мысленно дал слово достать ее и выучить наизусть. Его руки сами собой потянулись пощупать белый шрам-вензель. Мортиша улыбнулась:

— Я отнесу лекарства, а ты, дядя, угости пока гостью моим настоем, он как раз должен быть уже готов.

— Да, конечно, угу, — согласился Фестер, продолжая изучение клейма.

— Вам нравится? — потерянно спросила Блэнид.

— Еще как! Оно прекрасно! Оно так великолепно, что я просто не могу найти слов! В нем просто бездна изящества и красоты!

— А вот моим родителям не понравилось… Я даже два дня ночевала на кладбище, когда его сделала. А потом мама сказала, что я все же ее дочь, и когда-нибудь сама решу вывести клеймо, а пока чтоб я ходила в закрытых кофтах. Ну, я так и хожу. Как раз в соответствии с каноном, — Блэнид широко разулыбалась, заставив Фестера снова покраснеть. — А вам не идет румянец, — добавила она, разглядывая через плечо своего «спасителя».

— Я знаю, — поморщился Фестер. — Видно, мне нездоровится.

— Может, все-таки выпьете настойку своей.. эээ… племянницы? Ведь миссис Аддамс — ваша племянница?

— Да, племянница. А Гомес — ее муж — почти как родной. И дети, и Маман. Мне вообще вся эта семья как родная.

— Вы счастливчик. А у меня очень маленькая семья: мама, папа и я… А вы мне отдадите осколки лактометра?

— Зачем?- Фестер еще не потерял надежду его склеить и отдавать так скоро вовсе не входило в его планы.

— Ну… Меня за ним посылала тетушка, а он выскользнул из сумки, когда я доставала фотоаппарат… Мне кажется, она не сильно обрадуется его… осколкам…

— Вы же сказали, что у вас маленькая семья? А тетушка?..

— Она троюродная и вовсе не семья, а так, просто родня. Так отдайте осколки.

— Так я их склею! К утру все будет готово!

— Молоко тетушке привозят вечером, так что вряд ли утром он будет ей нужен.

— Как это печально. А зачем ей молоко? Кого она собралась травить этой гадостью?

— Она ей травится сама, увы. А вот лактометр принадлежит нам. Принадлежал.

— А зачем ей лактометр?

— Проверять состав молока, его свойства, жирность…

— Жирность! Бррр! Самое отвратительное свойство!

— Угу. Но я с ней не спорю, мне как-то все равно. А вот слушать ее истерику из-за несчастного градусника не хочется.

— Давайте дадим ей другой градусник. Может, она не заметит разницы?

— Вечером… Если задержаться — то ночью… Да! Я вам его верну! Донесу, честно-честно!

Градусник оказался надтреснутым сверху, что, однако, не мешало ему благополучно мерить температуру у Клеопатры, когда на ту внезапно нападали клещи. В отличие от Аддамсов, Клеопатра не слишком уважала мелких паразитов. Фестер вытащил градусник из сухой земли, изучил его показания, удовлетворенно кивнул (да, очередная атака клещей была отбита!) и понес его на кухню.

— Он не очень-то похож… — покачала головой Блэнид.

— Ну и что? Мы его загримируем! Какого цвета были деления на лактометре?

— Черные…

— А сколько их было? Вы знаете, Мортиша — художник, она нарисует вам все, что захотите!

— Правда? Мне ее очень неловко просить… Тем более, портить градусник…

— Мы его потом вымоем и вернем назад.

— Ну, раз Клеопатра уже выздоровела, то вполне можете забирать…

— Ах, он нужен больной?.. Тогда ни в коем случае… Я… я не могу… взять… — Блэнид внезапно стушевалась перед Мортишей.

— Клеопатра здоровей вампира, хватит уже ее опекать. Она взрослый цветок…

— Цветок?.. — приподняла бровь Блэнид, но никто не обратил на это внимания.

— … И чувствует себя превосходно. Можешь сама убедиться.

— Я верю тебе, дядя Фестер, тем более, что я сама увидела ее здоровой еще два дня назад. Так что можете все спокойно забирать.

— А еще ты не могла бы нам помочь нарисовать на нем деления, как у лактометра?

— Дядя, ты и сам на это способен.

— Помилуй, Мортиша, ты же единственная в этой семье, способная ровно нарисовать хоть одну линию!

— Фестер прав, — поддакнул снизу все еще стоявший на голове Гомес, — никто не справится, кроме тебя, Тиш.

— Ну, раз так… — Мортиша укоризненно посмотрела на Фестера и тут же оттаяла, заметив его умоляющий взгляд. — Тогда вспоминайте, какие там были деления.

— Кстати, там было еще вот такое утолщение… — Блэнид с сомнением следила за работой кисточки.

— Может, мы его сделаем визуально? Если покрасить белым — он будет полнить кончик градусника.

— А, может, мы скажем, что отремонтировали его?

— Да, точно! мы скажем, что носили его в ремонт, и нам поменяли полностью внешний корпус, потому что старый был треснут!

— Этот тоже треснут, — Фестер ткнул пальцем в трещину.

— Мы ее зарисуем. Пусть здесь будет отметка «Жирность в норме», — сказала Мортиша и принялась выводить каллиграфическим почерком надпись.

Блэнид легко рассмеялась. Фестер вдруг понял, что смех — это очень приятная эмоция…

— Может, ты проводишь девушку? — сквозь зубы процедил Гомес на ухо Фестеру, наблюдая, как Мортиша провожает гостью.

— А под каким предлогом? Ведь сейчас даже не опасно: всего-то около полуночи. Это же не утро, когда она может столкнуться с сумасшедшими бегунами, которых подъем в четыре утра делает агрессивными!

— А ты скажи, что рядом проходит некий праздник… Чего-нибудь праздник. Мало ли, это веселящиеся господа…

— Точно! А если она спросит, где же праздник, я запущу свои фейерверки. Я так давно хочу опробовать дистанционное управление взрывателя!

— А Пагзли поможет тебе заложить их вдоль дороги. Пагзли!

Мальчик почти кувырком скатился по лестнице вниз.

— Пагзли, помоги дяде Фестеру: он даст тебе заряды, а ты разложишь их, как он скажет.

Полнолуние над кладбищем разбудило соседнего оборотня. Зловещий вой заглушил внезапно взорванный фейерверк. Блэнид с визгом спряталась за спину Фестера.

— Что это?

— А, я же говорил: празднуют сумасшедшие какие-то, день… ммм… шариковой ручки.

— Просто идиоты, — резко заметила Блэнид. — Это не по-человечески: портить такое прекрасное небо разноцветной мазней дурацких искр. По-моему, даже волк оборвал свой вой только из-за того, что ему испортили вид луны.

— По-моему, я на вас женюсь.

— Что?

Лицо Фестера вытянулось: он сам не ожидал, что скажет это сейчас. Ладно бы, еще утром. Но через пять часов после знакомства… Хотя почему бы не побить очередной рекорд?..

Блэнид медленно осела на камень.

— Это могила Джона Смита, первого в мире Джона Смита. А вон там — могила первого в мире Джона Доу, — зачем-то сказал Фестер.

— Я надеюсь, ему не слишком тяжело от того, что я на нем сижу…

— Он знавал тяжести и побольше, — Фестер готов был прочитать лекцию про всех обитателей кладбища, однако Блэнид как-то странно на него посмотрела, и он осекся.

— Нам бы… лактометр… донести… Хотя бы к утру…

— Ну конечно, лактометр… Я мог бы выгнать автомобиль Гомеса, чтобы добраться быстрее, но прогулки пешком так успокаивают…

— А еще прогулки пешком слишком романтичны. Но вы же не романтик?

— Я только герой.

— Ой! Что это?!

В ладонь Блэнид ткнулось что-то влажное и твердое. Горячее дыхание быстро прошлось по пальцам. Нос фыркнул.

— А, это Пуфик, сосед. Он оборотень.

— Я ему не нравлюсь? Он даже не хочет меня съесть? — разочарованно спросила Блэнид, когда зверь подлез под ее руку, требуя почесываний.

— Вообще-то, да. Я вот тоже ему не нравлюсь. Он предпочтет умереть с голоду, чем слопать меня.

— Или меня, — вздохнула девушка и вдруг повеселела: — а когда мы поженимся, мы возьмем его домой? У нас будет домашний оборотень, мы построим забор, чтобы он случайно не наткнулся на охотников, и маленький домик, рядом со своим, чтобы оборотень мог там жить, когда он в человеческом виде. Он будет охранять нас, купим ему карабин…

Фестер, будь он котом, заурчал бы от удовольствия. Оборотень, казалось, несмотря на ежемесячное помутнение рассудка, понял каждое слово и принялся урчать, ворчать и бить хвостом за двоих. Потрепав его еще раз за загривок, Блэнид поднялась, чтобы продолжить путь.

— А дом мы построим вон там, — Фестер на ходу махнул рукой в сторону холма, торчавшего на другом конце кладбища — как раз на противоположной стороне от дома Гомеса и Мортиши, — раньше там была виселица.

— Виселица? Как здорово. А я бы хотела проверить, как можно спастись из петли?

— О, да запросто! Я раз пять проделывал этот трюк! Правда, однажды Гомес очень неудачно дернул веревку, и я едва не сломал шею. Позвонки как хрустнули — и сразу стали на место.

— Мы, кажется, уже дошли…

Дом тетушки стоял футах в двухстах от могилы бывшего мэра города. Фестер, никогда не любивший знать, обошел ее едва ли не за десять ярдов, и вместе со спутницей вступил на каменистую тропку, ведущую в дом. На его первом этаже светились почти все окна, были заметны бегающие из угла в угол тени.

— Нервные какие…

— Ага, видимо, шариковую ручку отмечают, — ухмыльнулась Блэнид. — Тетушка! Я пришла! Молока не принесла, но принесла к нему лакт…

— О боже мой, девочка моя! Тут кладбище, звери, взрывы, выстрелы…- полная тетушка с рыданиями бросилась на грудь Блэнид, от чего та пошатнулась и уперлась спиной в широкую грудь Фестера. Тот решительно обнял ее и словно невзначай отвел рукой тетушку в сторону. Та икнула, вздрогнула и уставилась на него.

— Это кто еще? — сквозь пенсне она рассматривала Фестера, словно диковинное существо.

— Это мой жених, тетушка, а это — она протянула разукрашенный градусник, — твой лактометр.

— Ах, лактометр! А он же был крупнее, что это ваша неугомонная семейка с ним сделала?

Блэнид и Фестер переглянулись.

— Он сломался. Я носил его в ремонт, — сказал Фестер и для убедительности покивал головой. — Сначала хотел сам склеить, но запах клея, знаете ли, мне не по вкусу. То ли дело запах зелий, которые готовит матушка Гомеса.

— А, ты из Аддамсов! — воскликнула тетушка, перекрестилась и потянула Блэнид в дом, — еще и испортил мой лактометр!

— Тетушка, не твой, а наш, и не испортил, а починил, и мне надо домой, и к тому же…

— Ты останешься ночевать тут, нечего ходить по гиблым местам ночами!

— А когда же по ним еще ходить, если не ночами? — воскликнул Фестер.

— Да лучше вообще по ним не ходить, мистер! И уж точно вам лучше не ходить с моей племянницей!

— Отчего это? Я вполне могу защитить ее от всяких сумасшедших, ввести в теплую компанию местных зомби. Их тут, знаете ли, пара десятков всего, не то, что в некоторых районах на Гаити…

— Блэнид, домой!

Блэнид, под напором тетушки, двинулась в дом, оставив на дорожке печального и растерянного Фестера и попытавшись знаками ему объяснить, чтобы он подождал всего немного, всего четверть часа, пока она «ляжет спать» и улепетнет к нему в окно.

Фестер нырнул с заросли шиповника рядом с домом тетушки. Колючки расцарапали его лицо и руки. Он слизал кровь с пальцев, синим платком размазал капли по щекам. Жаль, что дом находился в стороне от логова местных вампиров, а то бы он их угостил, а они как раз своей слюной залечили его «ранения».

В правом крайнем окне второго этажа зажегся и быстро погас свет. Фестер насторожился. Хлопнула рама. В окне, на фоне тусклого света ночника, показался и замер силуэт. Блэнид явно пыталась выцарапать из темноты признаки присутствия Фестера. Тот проникновенно взвыл, подражая оборотню. Пуфик ответил откуда-то издалека.

Было видно, как силуэт согнулся, перемахнул подоконник и… замер на нем.

Фестер потоптался на месте.

От подоконника донесся свист.

Фестер замер, насторожившись.

Свист повторился, разлился трелями и кончился залихватской высокой нотой.

Фестер вздохнул и примерился в стоящей рядом яблоне. Он вскарабкался на нее с ловкостью слона и медленно пополз по ветке к окну.

— Здесь крыша есть, — раздался громкий шепот Блэнид.

Крыша не заставила себя ждать. Фестер уперся в ее острый металлический край и скатился на нее с ветки. Выпрямившись и пошатываясь, он двинулся к окну. Блэнид в темноте кусала губы: «Ох, а вдруг упадет?»

Фестер не только не упал, но еще и сорвал по пути пару зеленых яблок с нависших веток. Он уселся на подоконник рядом с девушкой.

— Пойдем, погуляем по дому! — предложила Блэнид, вгрызаясь в яблоко. — У нас множество закрытых комнат и пара скелетов в шкафах. В буквальном смысле. Только их никто не достает.

— Должно быть, им там очень скучно. Твоя тетушка их что, совсем не развлекает?

— Она о них не знает, — заговорщически шепнула Блэнид.

Двигаться пришлось размеренно, чтобы скрип половиц раздавался в такт чужому храпу. Шаг влево — и оба оказались в узком боковом коридорчике, заканчивавшемся дверью.

— У меня есть шпилька, — все таким же громким шепотом произнесла Блэнид. Храп на секунду прервался. Блуждавшие в ночи замерли, не двигаясь до тех пор, пока он не возобновился.

Блэнид присела, нащупывая замочную скважину. Фестер рядом переминался с ноги на ногу. Щелкнул замок, раз, другой… третий…

— Крепко замыкают двери у вас в доме, — заметил Фестер.

— Что поделаешь, у нас в семье слишком много параноиков.

— Параноики — это хорошо. У меня три дяди — параноики, и две троюродные сестры — шизофренички.

— Какая прелесть, — ухмыльнулась Блэнид и распахнула дверь. — Заходи!

В лицо Фестеру дунул сквозняк.

— Здесь стекло разбито, — уже громко воскликнула Блэнид. Второй порыв ветра взметнул ее волосы, а луна отразилась в фиолетовых глазах, внезапно обретших яркий оттенок электрика.

Дверь захлопнулась, наподдав сзади Фестеру и протолкнув его на середину комнаты. В дальнем углу стоял непомерных размеров шкаф.

— Там? — хриплым полушепотом вопросил Фестер.

— Да, — рассмеялась девушка. Он вытащила из-под платья веревку с ключом, прошла к шкафу и быстро, словно по привычке, открыла его. Оттуда немедленно вывалился скелет.

— Какой красивый! — воскликнул Фестер. — Прям как живой!

— Благодарю на добром слове, молодой человек, однако я явно не живой, — проскрипели челюсти.

— Еще и говорящий! — восторгу Фестера не было предела.

— А вы как думали? Тут дело такое: промолчишь, а тебе — бах! — и кисть отрезали, — бах! — и череп отковыряли и утащили! А то и в футбол черепом сыграли!

— Блэнид, а мы его с собой заберем?

— Скорее, мы тебя с собой заберем, — ласково ответила Блэнид, обращая к Фестеру светящиеся глазницы. Тот вздрогнул и не сообразил даже сделать попытку к бегству. Два скелета — один в черном плаще, второй с развевавшимися светлыми волосами — крепко обхватили плечи Фестера и дернули его в шкаф.

Фестер встал на ноги и галантно протянул руку Блэнид. Девушка-скелет обрела прежнюю внешность, едва коснулась загробной земли. Ее напарник оказался высоким черноволосым джентльменом.

— Фестер, прости меня, — ласково заговорил девушка. — Ты просто очень-очень мне нужен. — Ее пальцы с изящными коготками аккуратно поцарапали щеку Фестера. Тот замер и влюблено растекся перед ней.

— Ты просто уникум, — пояснил ее спутник. — Мы первый раз такого встретили.

— О да, я всегда знал, что я уникален и очень полезен, — решительно кивнул Фестер, даже не думая о причинах своей «уникальности». — Так что же надо делать?

— Ты готов на все? — шепнула Блэнид.

— На все! Хотя нет… Пожалуй, я не готов есть сахар кусками и ловить рыбу в три утра.

Черноволосый пожевал ус и уверил Фестера, что ни того, ни другого делать не придется. Фестер повеселел и заявил, что теперь он точно готов на все.

— Тогда идем, тебя ждут великие дела, — девушка рассмеялась и потащила «жениха» в неизвестном направлении.

По пути Фестер с любопытством рассматривал кривые стволы деревьев, полупрозрачные полотна паутины — на них цветными нитками из бабочкиных крыльев паучихи вышивали тончайшие ковры — яркую луну в окружении кровавых облаков. Местами из-под корней на него смотрели разноцветные блестящие глаза: желтые, зеленые, красные; некоторые не выдерживали его взгляда и прятались, а другие с тихим ворчанием выползали и какое-то время брели за Фестером и его спутниками.

Свернув третий раз, они три часа шли прямо. Блэнид постоянно сверялась с какой-то бумажкой. Фестер сумел рассмотреть только убористый почерк с красными пятнами, слишком яркими для того, чтобы быть запекшейся кровью. Черноволосый по пути успел сорвать пару яблок и угостить ими Фестера. Тот подумал, что плоды на том свете гораздо вкуснее, нежели на земле.

— Здесь! — Блэнид дернула спутников за рукава, отчего оба тормознули, чуть не упав.

— Что — здесь? — Фестер с любопытством посмотрел на небольшое здание из черных бревен.

— Дом Шредингера. Я не могу туда зайти. Он, — Блэнид ткнула в черноволосого, — не может. И живые не могут. Ни живой, ни мертвый. Фестер, ты же помнишь кота Шредингера?

— Я-то помню кота! Такой пушистый был, а хвост — как пемза. Вот я только не пойму: зачем Шредингеру еще и дом?

— Он в нем живет, что тут неясного, — черноволосый нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Он ни живой, ни мертвый?

— А он хозяин. И ему все равно.

— А вам туда зачем?

— Там… — проводники Фестера в загробном мире переглянулись. Блэнид решительно заговорила:

— Мне нужно снять проклятие. Для его снятия оттуда нужно кое-что забрать… И… если ты… будешь таким добрым… милым… любящим… — внезапно ее губы оказались у самых губ Фестера.

— Я совсем не добрый и не любящий, — помотал головой тот. — Я ненавидящий весь свет, я злой и тусклый.

— Давай я дам ему по башке, и отправим его назад, — черноволосый угрожающе поднял кулак.

— Эй, постойте, я не уйду обратно без Блэнид!

— Этого достаточно. — Девушка стремительно метнулась к окну. — Смотри…

Фестер прислонился к мутному стеклу, руками прикрылся по бокам, загораживая свет. Внутри копошилась тьма. Переливаясь оттенками синевы и серости, открывая изредка светлые стены и мебель, она заполняла единственную комнату дома.

— Во-о-он там, — Блэнид ткнула пальцем в самый центр, — там шкатулка. Розового дерева. С червонным замком.

— Всю шкатулку? Или часть из нее?

— Пусть тащит всю, — черноволосый, казалось, все больше и больше сердился на Фестера, — если, конечно, он сумеет туда войти.

Блэнид закусила губу. Действительно, впустит ли его заклятие физика? Но рассуждать было поздно. Фестер вежливо постучал в дверь.

— Кто-нибудь дома?! — бодро вопросил он.

Ответом служила глухая тишина. Казалось, даже скрипящий неподалеку хриплым голосом мертвый соловей замолк от ужаса вопроса.

— Или… кто-нибудь не дома?..

Внутри что-то ухнуло. Фестер толкнул дверь и смело шагнул через порог.

— Пустило!!! — счастливый вопль Блэнид затерялся за его спиной. Фестер ухмыльнулся. Дверь захлопнулось.

— Черт знает что! — удивился Фестер бегущей по полу руке. — Ты троюродный дядя Вещи?

Рука подскочила, взмахнула кровавым обрубленным локтем и влепила Фестеру пощечину. Острые ногти расцарапали щеку.

— Ой, простите, видимо, вы все же его тетя… Или бабушка…

Рука завертелась в воздухе, разбрасывая капли крови и ошметки плоти, и отшлепала Фестера по обеим щекам.

— Какая прелестная… младшая сестра у Вещи…

Рука довольно вытянулась и, оставляя багровый след, поползла дальше.

Оглядевшись, Фестер рассмотрел множество шевелящихся частей тел. Некоторые руки в спортивном азарте армрестлинга ломали друг другу пальцы, женские кисти дрались из-за колец. Полугнилая шея ползла на своем нижнем кровавом обрубке и постоянно тыкалась в чужие головы: искала свою. Головы истерили, роняли языки и глаза и отпихивали несчастный обрубок.

— Ты потерялся? -¬ Фестер приподнял обрубок. Тот согнулся, видимо, изображая положительный ответ. — Тебя отрубили как-то странно… — Шея перекрутилась, демонстрируя результаты извращений палача: длинные растрепанные шрамы от множества ударов. — Ну ладно, поищем твоего хозяина, — пообещал Фестер и пристроил шею на сгибе своего локтя.

Из угла вышли мужские ноги. В самом верху они теряли свое гордое имя и последние тряпицы, которыми могли прикрываться.

— Ты тоже не живой и не мертвый? — весело спросил Фестер. Ноги вежливо шаркнули.

— Видимо, тут все такие?

— Да, все, — ответила скучающая на камине голова, — это же Дом Шредингера. Кстати, ты кто такой?

— Я Фестер Аддамс.

— А что ты тут делаешь, Фестер Аддамс?

— Я просто зашел в гости. Вдруг, думаю, вы тут скучаете без меня? Без меня обычно все скучают.

— Просто так в гости сюда не зайдешь. Ты живой, что ли?

— Я не мертвый. Хотя по моему пульсу такого не скажешь.

— Ты хитер, Фестер Аддамс. Сходи, что ли, поздоровайся с Котом.

— А где он, кот этот?

— А вон там…

В углу, на шелковом диване драл когти пушистый серый кот.

— Здравствуйте, уважаемый Кот. Как поживаете? Как умираете?

Кот обернул голову к Фестеру, демонстрируя пустую костяную глазницу, вокруг которой торчали клочки шерсти.

— Спасибо, умирать нам весело. У тебя бантик есть?

— А зачем?

— Поиграть хочу. А эти, — кот махнул лапой в сторону обрубков рук, — ничего не дают. Жадные.

— Я могу отобрать, — предложил Фестер.

— Порвут на части. Был тут уже один такой. Дракулой звался. Так что думаешь? Вон его рука, — кот ткнул лапой в дальний угол, — вон голова, — лапа указала на каминную полку, — а вон та-а-ам… Там его туловище, — Фестер тут только заметил, что лапа кота уже действует отдельно от своего хозяина.

— Может, его собрать?

— Да куда там! Он в разобранном виде смешнее, — Кот ухмыльнулся костлявой пастью и хищно мяукнул. Видимо, многолетняя тоска в пустом ящике сказалась на его любви к развлечениям.

— Тогда я, пожалуй, поищу бантик…

— Не трудись. Поделись-ка лучше воротничком… — Кот взмыл на шею Фестера и с мурчанием потерся об его воротник.

— Да запросто. Но только в обмен на…

— Да на что хочешь. Всем поделюсь с дорогим гостем, — ответил кот.

— Тогда отдай мне шкатулку!

— Вон ту? Ну иди, отбери у ручек.

Фестер решительно стряхнул с себя кота вместе с воротником и двинулся на женский батальон конечностей. Вежливо целуя их ручки, он тыкался носом в подернутые зеленцой ранки, жесткие костяшки, расслоившиеся от древности ногти. Ловкими натренированными движениями он предусмотрительно стягивал с них браслеты, губами снимал кольца и отправлял похищенное за рукав. Кисло-соленый привкус оставался во рту, руки холодели больше привычного от ледяных касаний. Застигнутые врасплох тактичным джентльменом, ручки расслабились и не заметили, как в его широком рукаве пропала и их драгоценная шкатулка.

— Ворюга, — восторженно прошептал Шредингер, все это время сидевший в темном углу и наблюдавший за гостем

— Обаятельный гад, — поддакнул кот, свернувшись на выклянченном воротнике.

— Пойду, поздороваюсь.

Отходя к двери, Фестер по-прежнему не мог отделаться от истосковавшихся по должному обращению рукам. «Что у них, мужских конечностей вообще нет?» — пробормотал он еле слышно.

— Увы, нет, — сокрушительно ответи возникший между Фестером и дверью физик. — Я тут один за всех отдуваюсь. А теперь вот вы пришли… Не составите компанию?

— Я… мне…

— Ах да, я же не представился. Меня зовут Шредингер. Я — хозяин этого бедлама, — на полуистлевших губах расцвела радушная улыбка. — Не желаете щербета или пива?

— Я бы водки. С синильной кислотой. Но у вас, конечно, нет.

— У нас, конечно, есть, — Шредингер уже протягивал поднос с графином и стаканами.

Фестер решил не отказываться, когда так зовут. Они пристроились возле столика, в окружении дамских ручек и пальчиков. Кот терся об ноги.

— Хотите, Дракуле нальем? — Третий стакан наполнился и отправился к голове на камине.

— Спасибо, — прохрипел Дракула, — вот такущее вам спасибо! — он осушил стакан. — Я даже никому не скажу, что вы сперли шкатулку.

Шредингер фыркнул в шарф. Руки на секунду замерли, а затем кинулись в сторону камина — проверять.

Не долго думая, Фестер рванул к двери. Она не открывалась.

— А вас не предупредили, что выхода из Дома Шредингера нет? — физик ржал во весь голос.

— Вот это да. Вот это безвыходное. — Фестер приготовился отразить атаку разозленных, а от этого кровоточащих рук. Резко поднял локоть — и десяток первых нападающих отлетел на пол. Взмахнул в стороны двумя руками — отклонил вторую атаку. Какая-то кисть швырнула в него настольной лампой и промахнулась. Разбившись о стену, она полетела на пол, увлекая проводом и Фестера, чьи руки автоматически схватили длиннющий провод. Удар, разряд, сердце Аддамса стукнуло, замерло, а тело вывалилось через открытую дверь.

Он упал прямо на руки Блэнид.

— Проверяй! Вроде все забрал.

Радостно вскрикнув, девушка зарылась в шкатулке. С полчаса она перебирала и перекладывала ее содержимое.

— Здесь нет, — ее глаза наполнились слезами.

— Может, тут? — Фестер принялся вытряхивать содержимое рукавов.

— Оно! — возопила Блэнид, вытащив кольцо с крупным аметистом. Она вскочила, не заботясь о дальнейшей судьбе головы Фестера, лежавшей у нее на коленях, и помчалась куда-то по лесной тропе.

— Стой!!! — Фестер кинулся было за ней, но тут же ощутил, как из-под ног ушла почва, и рухнул на жесткий деревянный пол.

— Я же говорил, ничем хорошим дело не кончиться, — ворчал Гомес, прикладывая ко лбу Фестера мокрую тряпку с подключенным электричеством. Лампочка, всунутая Фестеру между зубов, помигала и снова погасла.

— Вот так всегда: найдешь идеальную пару, а она внезапно оказывается хулиганкой или ангелом, — печально согласилась Мортиша.

— Вова ве вуигака, — пробормотал через лампочку Фестер. — Тьфу ты! — лампочка отлетела на пол. — Она не хулиганка. Она… Она… — Он едва не заплакал. — Она так счастлива… теперь... наверно… Без меня!

— Ну-ну, не переживай, она, конечно, была прекрасно мертва, но ты ей вряд ли понравился. А любовь без взаимности — дело светлое, но бестолковое.

Фестер закручинился. Неделями он бродил вокруг кладбища, подходил к дому мнимой тетушки Блэнид, тоскливо подвывал в компании Пуфика.

Ночью он приходил домой, поднимался в спальню и засыпал беспробудным сном, полным кошмаров. В них всех его Блэнид вышагивала в белом свадебном платье.

Фестер просыпался в холодном поту.

— Ну что ж ты так орешь-то, — раздался как-то раз над его ухом радостный шепот, — мог бы и потише…

Светлые волосы, словно занавесом, закрыли от Фестера лунный свет.

— Ты пришла!!! Ты вернулась!!!

— Т-с-с-с! Я теперь могу приходить к тебе в любое время… Я теперь могу жить возле тебя… Только убери электричество и огонь — мы, зомби, боимся его…

— Жена-зомби! Какая прелесть!

— Уф, не напоминай. Я еле-еле развелась, еле-еле нашла это чертово обручальное кольцо, чтобы вернуть его мужу! А тут опять...

— Не буду. Я и так согласен.