Девочка в окне (джен)

Данька каждое утро выходил на пробежку, сколько себя помнил. Нет, ну не так давно, конечно. Но с тех пор, как пошёл в школу, утренние пробежки были в его жизни всегда. Исключение составляли дни, когда он сильно простужался и лежал с температурой. Но за все его шестнадцать лет таких дней наберётся едва ли на пару недель.

Когда после смерти папы семья переехала из областного центра в посёлок, поближе к бабушке, бегать Данька не перестал. Но теперь часть пути приходилось преодолевать практически по пересечённой местности. Стадион тут был в жутком состоянии. Беговая дорожка в парке тоже не внушала оптимизма. Лучше всего бегалось по улицам. Постепенно сложился определённый маршрут.

Как-то раз, привычно пробегая мимо дома на Садовой, Данька вынужден был остановиться, чтобы банально завязать шнурок. Не помнил, чтобы когда-нибудь на пробежке с ним случалось такое. Даже развеселился — ну надо же!

Справившись с несложной задачей, Данька, прежде чем встать, зачем-то поднял голову и наткнулся на внимательный взгляд симпатичной девочки в окне обычного частного дома. Он замер, почему-то не в силах оторваться от этого взгляда. Девочка тряхнула кудрями, чуть улыбнулась и исчезла, занавесив окно.

Данька ещё пару мгновений смотрел на колышущуюся занавеску, потом вспомнил, зачем он здесь, и вернулся к прерванному занятию.

До самого дома девочка в окне не выходила из головы. На вид его ровесница, может, чуть помладше. Почему он не видел её в школе? Случись это в городе, он бы решил, что она просто из другой школы, но в посёлке все учатся в одной и плохо ли, хорошо ли, но друг друга знают или хотя бы видят в коридорах. Однако девочка в окне была Даньке абсолютно не знакома. Интересно, она здесь живёт или, может, приехала к кому-нибудь в гости? Вроде сейчас не выходной и не каникулы. С чего бы кому-то разъезжать по гостям в такое время?

Пора было собираться в школу. Данька быстренько сбегал в душ и сел завтракать.

— Что-то ты долго сегодня, — заметила мама, накладывая ему каши.

Утренняя овсянка в их семье — это святое. Данька так привык, что не представлял завтрак без каши. Как это некоторые одноклассники не завтракают вовсе? А многие предпочитают кофе с печеньем. Это что за завтрак такой? Данька решительно не понимал. Доедая свою порцию, он размышлял о том, что не мог так уж задержаться. Остановился же всего на пару минут. Чего там со шнурком этим? Ерунда, раз — и всё! Но часы говорили, что как минимум десять минут он где-то потерял. Странно.

Весь день в школе Данька высматривал в коридорах ту девочку. Ожидаемо не увидел. Нет в школе такой ученицы — теперь он в этом окончательно убедился.

На следующее утро, пробегая мимо дома на Садовой, Данька не удержался и посмотрел на то самое окно. Девочка снова была там и смотрела на него точно так же: внимательно и как-то даже привычно. Интересно, как часто она за ним наблюдала? А он и не замечал. Встретившись с Данькиным взглядом, она смутилась, мило покраснела, но не спряталась за занавеску, как в прошлый раз.

Данька, не останавливаясь, побежал дальше, размышляя, у кого бы узнать, кто она такая. Он и сам не знал, чем она его зацепила, но вот уже второй день настойчиво занимала едва ли не все мысли. Ничего в итоге не придумав, Данька продолжал каждое утро заглядывать в ставшее уже заветным окно на Садовой. Теперь они оба улыбались друг другу, и это было приятно и волнительно.

Мама, конечно, заметила, что с ним что-то не так. Спросила однажды:

— Дань, ты не влюбился ли?

— С чего ты взяла? — насупился Данька. — Ещё не хватало. Экзамены на носу.

— Вот и я говорю — экзамены. А у тебя взгляд шальной и улыбка на губах каждое утро. Вы бегаете, что ли, вместе? — спросила мама.

— Почти, — покраснел Данька.

Мама у него нормальная, понимающая. Он привык ей почти всё рассказывать. Но про девочку в окне, уже неделю играющую с ним в гляделки, почему-то промолчал.

— Не хочешь — не говори, — растрепала его светлые вихры мама и рассмеялась. — Будешь готов — знаешь, где меня найти.

— На кухне? — прищурился Данька.

— Именно! — кивнула мама.

Экзамены действительно надвигались. Девятый класс для Даньки не последний. Он собирался заканчивать одиннадцать. Но многие уйдут в этом году, а потому выпускной, все дела. Суета, одним словом.

Дела и заботы отодвинули мысли о загадочной девочке на второй план. А ещё дорожники раскопали Садовую. Собираются сделать там велосипедную дорожку, по которой можно будет и бегать потом. Перспективы, конечно, радовали, но пока пришлось временно поменять маршрут.

Данька тосковал. Он не сразу это понял, а когда осознал, даже испугался. Неужели мама права: он и вправду влюбился? Разве люди влюбляются вот так, даже ни разу не поговорив? А вдруг у неё голос противный или она вообще дура? Нет, она не может быть дурой. У неё очень даже умный взгляд. И ещё она красивая. Кудри эти каштановые, глаза светлые — серые, кажется. И улыбается она так хорошо, и краснеет мило.

Данька так-то и сам ничего. Девчонки в классе заглядываются. Он же спортсмен, а спортсмены всегда смотрятся выгодно, особенно на общем фоне курильщиков и задир, которых в их классе больше половины. Данька, например, подтянутый, стройный, плечи широкие. А ещё ресницы у него на редкость пушистые. Мама говорит, как у девчонки. Что бы она понимала? В классе ни у одной таких нет. Ему даже неудобно бывает от их завистливых взглядов. Блондин опять же, единственный в классе.

В общем, на отсутствие женского внимания Данька не жаловался. Вот только самому ему ни одна из одноклассниц не нравилась. Нет, они нормальные, но дружить ни с кем не тянуло. А вот с этой девочкой в окне он бы, пожалуй, попробовал. Только теперь даже утренние переглядывания стали невозможны. Когда ещё сделают ту дорожку? Наши рабочие, как обычно, всё лето провозятся.

Поняв, что столько не выдержит, Данька решился сходить на Садовую просто так, без пробежки. Вдруг удастся познакомиться? Сразу после занятий в спортшколе, куда он наведывался три раза в неделю, Данька решительно двинулся к намеченной цели, изо всех сил стараясь не передумать. Сердце стучало оглушительно и словно бы не только в груди, но и во всём теле. А ещё говорят, от страха оно в пятки уходит. Как оно там поместится, если вдруг становится размером со всего тебя? Забавные мысли лезут в голову, когда волнуешься так, как сейчас волновался всё ещё не передумавший Данька.

Дорожники, похоже, сложа руки не сидели и за ту неделю, что Данька не появлялся на Садовой, не только окончательно перекопали всю пешеходную дорожку, но и проковыряли довольно глубокую траншею вдоль неё. Ливнёвку, что ли, делать собрались? Как тут жители сейчас, интересно, из домов выбираются? Вчера дождь был, земля сырая; скользко, наверное.

В подтверждение Данькиных размышлений послышались женские крики и ругань, а потом испуганный возглас. Оглянувшись на звук, Данька увидел невысокую худую женщину, изо всех сил старавшуюся вытолкнуть из грязной колеи застрявшее колесо инвалидной коляски. Тот, кто сидел в ней, тоже пытался что-то делать, но больше мешал, чем помогал несчастной женщине.

Лезть в грязь совсем не хотелось, но и не помочь Даньке было стыдно, тем более что, оглянувшись вокруг, он не заметил ни одного желающего сделать это вместо него. Откровенно говоря, он вообще никого не заметил. Улица была пуста. Даже дорожники куда-то подевались.

— Давайте я попробую, — обратился Данька к беспомощно опустившей руки женщине. Та с подозрением его оглядела, прищурила серые глаза, спросила:

— Не боишься перепачкаться? Видишь, как тут развезло всё?

— Боюсь, конечно, — честно ответил Данька и обезоруживающе улыбнулся: — Но не бросать же вас тут на произвол судьбы?

— Ну давай, герой, попробуй, — усмехнулась женщина. — Тяни, а я толкать буду.

— Я не герой, я только учусь, — пошутил Данька. Женщина ему нравилась. Весёлая и присутствия духа не теряла. Он таких уважал.

Обойдя коляску, Данька внимательно осмотрел застрявшее колесо и яму, куда оно провалилось. Нет, вытянуть у него сил не хватит, даже если женщина будет помогать.

— Подождите, — сказал он задумчиво. — Давайте сперва под колесо что-нибудь подсунуть попробуем, чтоб не буксовало. — Вон там досочку вроде вижу. Я сейчас.

Сбегав к ближайшему забору, Данька подобрал валявшуюся там кем-то выломанную ганку, вернулся и пристроил её в колею прямо под колесо. По ней коляска легко выскользнула из грязного плена, стоило только как следует потянуть её вдвоём.

— Ну спасибо, негерой, — улыбнулась женщина. — Руку не протягиваю, она у меня грязная. Да и ты изгваздался. Мы вон в том доме живём. Могу предложить зайти умыться. Не торопишься?

Данька взглянул на руки в грязных разводах, потом оглянулся на дом, на который указывала женщина, и замер. Это был тот самый дом с тем самым окном.

— Вы здесь живёте? — растерянно посмотрел он на женщину и перевёл взгляд на того, кто сидел в кресле и кого до сих пор как-то не успел рассмотреть.

Из-под пушистых ресниц на него колко, с вызовом смотрели светлые серые глаза. Откинув капюшон толстовки, девочка тряхнула каштановыми кудрями.

— Ну да, здесь, я же сказала, — отвечала между тем женщина. — Елизавета Сергеевна меня зовут. А это моя дочь Маша. Постой, вы что, знакомы? Маш, ты его знаешь? Откуда?

— Видела пару раз, мимо пробегал, — всё так же с вызовом смотрела на Даньку Маша. — Но мы не знакомы. Я даже имени его не знаю.

Маша могла говорить что угодно, но Данька уже заметил в глубине колючего серого взгляда страх, неуверенность, робкую надежду, и его отпустило. Он же шел сюда, чтобы с познакомиться с девочкой в окне. Так чего же он молчит? Вот она, прямо тут, перед ним. Уже и имя её знает.

— Меня Данил зовут, можно просто Даня, — как мог спокойно сказал он. — И я бы с удовольствием зашёл помыть руки. И на чай бы остался — я не спешу.

— А он мне всё больше нравится, — усмехнулась Елизавета Сергеевна. — Как удачно, что мы купили пирожные к чаю, да, Машенька?

— Да, мамочка. И застряли тоже очень удачно, — съязвила Маша и вдруг смутилась, а потом протянула узкую ладошку: — Я Маша, будем знакомы?

— У меня руки грязные, — нерешительно замялся Данька.

— Ничего, я тоже умею пользоваться мылом и водой, — улыбнулась Маша.

Её ладонь оказалось очень приятной на ощупь. И голос был совсем не противным, а вовсе даже наоборот. И уж точно никто не на назвал бы её дурой. Пожалуй, в такую можно и влюбиться.