Последняя песня (джен)

Группа наших людей провожала взглядом уходящий транспорт. Паровой снегоход должен увезти к дредноуту еду, уголь, сталь и близких нам людей. Мы — последние жители Винтерхоума, почти все — калеки и больные люди, провожаем наших друзей и родных в путь.

Лишь месяц назад мы узнали о том, что генератор держится на последнем издыхании и очень скоро прекратит свою работу. Инженеры на станции техобслуживания сообщили это всему городу так, будто выносили смертный приговор каждому из нас, что было недалеко от истины. Без генератора, этой проклятой металлической башни, для стройки и обеспечения которой сотни людей положили свои жизни, мы не сможем выжить. Без тепла и энергии у нас не получится приготовить еду, согреть дома, и даже спирт, наша последняя земная радость, скоро начнёт принимать форму льда.

Ещё какой-то месяц назад нас было около пятисот человек. Измученные жестоким правлением самодура, мы схватились за оружие. Свержение тирана далось нам дорогой ценой: больше половины города было охвачено огнем, и только спустя некоторое время мы стали замечать скрежет и гул в механизмах генератора. Во время уличных боёв одной из сторон ему был нанесен непоправимый ущерб. Новый капитан был обязан решить целый перечень задач: разобрать завалы, восстановить инфраструктуру, дать людям кров, самое необходимое, вернуть надежду... Но в итоге то, что должно было нас спасти, обрекло нас на погибель. Со временем неисправности в работе генератора доставляли всё больше хлопот нашим техникам, а от громоподобного шума посреди ночи просыпался весь город с мыслями о наконец наступившей окончательной поломке.

Несколько десятков "постояльцев" дома опеки, простых работяг, инженеров, обслуживавших генератор, врачей, призванных содержать наших больных, безмолвно смотрели вслед транспорту. Господин Уайт делал кадры на свой громоздкий фотоаппарат, желая запечатлеть этот момент. Неизвестно, для кого он это делал. Эдит Смит, женщина, что ещё неделю назад валила вымерзшие деревья на окраинной лесопилке, наливала каждому по кружке кипятка из термоса, чтобы согреться. То же самое она делала и для детей на лесопилке, которых последним приказом капитана отправили туда для помощи взрослым. Леди Мегхари особняком стояла вдалеке от остальных и наблюдала за отправкой. Её смуглая кожа резко контрастировала с падающим снегом, аристократичная, гордая поза выделяла её на фоне простолюдинов. Никто из нас никогда не смог бы к ней даже приблизиться до первых заморозков: она принадлежала к знатному роду в Индии, а её родители имели хорошие связи с колониальной администрацией. И хоть она по происхождению индианка, её английский был совершенен, она имела возможность учиться в Кембриджском университете, изучала ботанику. Леди Мегхари использовала свои знания, работая в комплексе теплиц, помогая выращивать овощи для города. Она была одной из первых кандидаток на эвакуацию, но пожелала остаться, считая несправедливым особое отношение к себе.

И впереди нашей небольшой группы живых мертвецов стоял наш капитан. Лицо этого высокого, крепко сложенного человека давно не знало бритвы, обмороженная грубая кожа была усеяна небольшими ранами от давних боёв и жгучего холода. Сухие щёки, спрятанные за темной и густой бородой, на миг пропитались солёными слезами. В этот момент он, возможно, чувствовал вину за то, что не смог спасти всех. Я не был среди тех, кто винил его. Главное, что остальным удастся выбраться.

Метель сокрыла следы, оставленные снегоходом, и очень скоро он перестал быть нам виден. Ещё полчаса наша группа стояла на станции отправления центра эвакуации, глядя в белую пустоту. Все эти полчаса генератор продолжал свою работу, кряхтел и пропускал сквозь термокожух потоки пара. Под конец он на мгновение затих, после чего раздался ярким и ослепительным взрывом, который был виден с окраины города, даже через нескончаемый снегопад. Кто-то шептался между собой, обсуждая свою ужасную участь, другие же отводили глаза и прятали слезы.

Весь оставшийся день каждый был занят своим делом. Обломки от взорвавшегося генератора перекрыли проход к некоторым улицам и разрушили часть домов, наш паровой автоматон, не имея возможности заправиться углем, повалился прямо на заброшенный жилой район. Люди собирались и сжигали свое имущество, чтобы согреться. Детские рисунки, любимые книги, старые игрушки, неиспользуемая одежда и обломки — всё шло на растопку. Это было похоже на первые дни заморозков на родине, в Англии: снег заметает дворы и улицы, бездомные греются в оставленных строениях и переулках.

Наступающий холод делал нашу жизнь невыносимой: импровизированные уличные печки не справлялись с понижающейся температурой. Еда закончилась быстро: вся гидропоника замёрзла без отопления, сигнал на маяке погас, что исключало возможность охоты. В условиях голода человек постепенно теряет контроль над собой и сходит с ума. Никто не хотел реагировать на истории о поедании тел умерших, ведь почти все делали то же самое. Многие собирались и даже оставались в городском пабе. "Дым над стеной" — так мы назвали его в первый день после открытия. Капитан позволил распить последние запасы самогона, который раньше наливался с утра каждому, кто уходил на работу с завтраком. Ранее считавшие себя трезвенниками охотно пили наравне с опытными пьянчугами.

Старик Вернер одиноко сидел на барном столе и играл на гитаре "зелёные рукава", переходя от медленного и размеренного темпа к быстрому и резкому. От его игры народ то засыпал, то пробуждался вновь. Господин Уайт семенил между разгоряченной толпой, еле перенося вес со здоровой ноги на искусственный протез, и делал фотографии. Эдит Смит и с десяток других женщин легли и сбились в кучу на полу в углу заведения. Среди них была медсестра Льюис, она ранее ухаживала за сыном Эдит в последние дни перед его смертью. Обожженного мальчика нашли среди завалов, оставшихся после давних боёв. Три дня под обломками дома тяжело дались ребенку, доктор Брайт приложил все усилия для его спасения, но столь долгий срок погребения заживо в руинах не оставил шансов для лечения.

— Он до сих пор пробует хватать воздух ртом, но у него не выходит! Я все ещё слышу это! — хлюпая слезами пробормотал доктор Брайт, заливая воспоминания самогоном. Эдит Смит не слушала мучений доктора, а вместе с остальными женщинами травила чернушные анекдоты.

— Скажи, Льюис, что безрукому и безногому калеке сказали на шахте? Катись отсюда! — женщины завизжали от смеха, подрываясь с пола, на котором они лежали.

Леди Мегхари наливала в кружку из термоса кипячёную воду. Она медленно мешала её деревянной ложкой, с минуту наблюдая за поднимающейся к потолку струёй пара, потом дрожащими руками поднесла кружку ко рту и осторожно выпивала по глотку. Капитан сидел на полу и рассматривал медаль. Белая эмаль, из которой был выполнен крест, отражала свет нагрудного фонаря, посреди награды было нанесено изображение золотой короны, окружённое лавровым венком.

— Не желаете чашечку чая, капитан? — Обратилась к нему леди Мегхари. Мужчина оторвал свой взгляд и обратил внимание на её дрожащие руки, державшие кружку. После его кивка леди Мегхари передала свою кружку капитану. Тот обжёгся, принявшись слишком быстро пить из неё, но боль не вызвала у него раздражение. Капитан испытал давно забытое чувство из прошлого, что теперь кажется небылицей.

— Это похоже на бред умирающего, миледи. Скажите, откуда у вас чайные листья? Кажется, я не пил чай уже целую жизнь.

— Счастливое обстоятельство. Отец увлекался коллекционированием семян, и хвала Господу, при отъезде из Индии я захватила её с собой. В теплице я выделила небольшую грядку, в которой под искусственным освящением подрастал маленький чайный куст. Вы представляете, как тяжело вырастить в этом ледяном аду такое нежное и требовательное к теплу растение?

— Я лишь военный офицер, миледи. Грядки и зелень не моя забота. А где сейчас ваши родители? Почему вы не вместе?

— Мне лишь остаётся гадать об их судьбе. Во время анархии, когда теплый Ганг покрылся коркой льда и над Бомбеями стал падать снег, я была на пути в Кембридж. Отец хорошо общался с профессором Ноланом из университета, а тот был заинтересован в его коллекции семян. Уже в Англии мне стало известно о заморозках, до Кембриджа я так и не добралась.

— Если Ганг замёрз, то в Аду сейчас тоже должно быть прохладно. Я надеюсь, ваши близкие находятся в лучшей ситуации, нежели мы.

Капитан всю свою жизнь провел на военных кораблях, служа во флоте Её Величества. Ему не удалось остепениться, он считал матросов своей семьёй, а бескрайние просторы морей и океанов — любимой женой.

— Я бы хотела задать вам вопрос, капитан. Расскажите мне о вашей медали.

Он все ещё держал белый крест в своей руке, рассматривая и трогая пальцем изображение короны. На лице капитана читалась лёгкая ухмылка.

— Таких наград я не помню ни у кого из моих знакомых офицеров. Сама королева Виктория вручила её мне перед отплытием. В неофициальной обстановке она надела её на мою шею и сказала, что это за выдающиеся заслуги перед престолом. С меня королева взяла клятву, что я спасу её подданных. Как видите, миледи... Я подвёл королеву.

Леди Мегхари повела головой из стороны в сторону и взяла капитана за локти.

— Капитан, вы... Та ответственность, что Её Величество возложила на вас, раздавила бы любого другого человека. Я не знаю никого, кто мог бы управлять в такой тяжёлой ситуации, и вы абсолютно не вправе так себя бичевать! Когда проклятый тиран сводил нас в могилу, вы первым сказали "хватит" и подняли оружие. Вы! Мы все шли за вами. Последний месяц был жесток к вам, только вы знали точно, насколько все плохо. И вас должны благодарить наши люди, что сейчас в тепле и в безопасности на дредноуте. Мало кто может похвастаться тем, что уступил место на нем другому и остался тут по своей воле. Но вы остались.

По смуглой щеке леди Мегхари пробежала слеза. Люди вокруг затихли и погрузились в свои мысли: действительно, многие бы убили за возможность не быть сейчас здесь. Но травма или иные обстоятельства вынудили их остаться тут. Господин Уайт потерял ногу из-за шальной пули, когда один из прихлебателей тирана подстрелил его во время боёв. Капитан распорядился, чтобы он получил необходимую помощь. Когда слабый голос ребенка Эдит Смит раздался из-под обломков, капитал лично возглавил команду для разбора завалов и потом на своих руках отнес его в лазарет.

— Вы герой. Наш и тех спасённых душ, что сейчас блуждают по замёрзшему свету.

Леди Мегхари приняла медаль из рук капитана и показала её так, чтобы всем собравшимся было видно.

— Друзья, леди и джентльмены, послушайте меня! Господь свидетель: Ад сошел на землю и род людской переживает эпоху страданий! Мы с вами жертвы этого ужаса, свидетели гибели цивилизации! Всех усилий мира не хватило, чтобы сберечь империю, сохранить мир! Но мы с вами не последние люди на земле. Все вы, каждый из вас принес в жертву всё, чтобы это было не так. Прямо сейчас наши родные и близкие люди скорбят о нас. Им тоже страшно: этот новый мир уготовил им тяжкие испытания.

Бабы, сидящие в углу, отвлеклись от своих бестолковых разговоров и обратили внимание на леди Мегхари. Господин Уайт навёл камеру на её лицо. В тот момент на секунду возникло ощущение, что стало немного теплее.

— Но они британцы. И мы с вами британцы. Наш народ переживал многое из того, от чего сам Дьявол бы онемел. Чума, Великий пожар в Лондоне, набеги северных дикарей — это про наш народ! Какая держава объединила всё, что лежит под солнцем? Англия! И покуда живы наши люди, покуда свет солнца ещё пробивается сквозь тучи и метель... Жива империя. Господь испытывает нас. Мы с вами мученики. А те, кто выживут — станут сильнее. Эта медаль — символ нашей победы. Это заслуга капитана, наш труд порадовал бы королеву. Весна настанет. Наши имена будут помнить. Это бессмертие!

Уснувший доктор Брайт поднял лицо со стола и поднялся на ноги, чтобы отдать честь капитану. Служа санитаром ещё в Крымскую войну и во время Наполеоновских войн, он в полном праве назывался военным доктором. Встав, он начал петь.

— Боже, храни Королеву...

Капитан и леди Мегхари подхватили его пение.

— Долгих лет королеве... Боже, храни Королеву...

Многие из присутствующих начали вставать со своих мест. Убогие и беспомощные, калеки, желавшие уехать, все поднялись и начали петь в унисон. К началу второго куплета все без исключения стояли и с трепетом, любовью и нежностью пели гимн, а старик Вернер сопровождал всеобщее пение музыкой.

— О Бог, о наш Господь, её врагов срази! Пусть те падут...

Чудесная атмосфера сплочённости, стойкости перед неминуемой гибелью, гордости за свое прошлое и надежды на будущее для спасённых наполнила заведение. Все присутствовавшие пели так, будто не было ни морозов, ни увечий. Тем, кому было сложно держаться на ногах, помогали устоять, каждый участвовал в этом волшебном торжестве единства.

— Боже, храни нас всех!

Леди Мегхари задержала свой взгляд на капитане. Его губы тряслись, а глаза впервые заблестели счастьем. Она вложила медаль ему обратно в руку, а сама продолжила петь вместе со всеми. Общий хор привлекал других наших людей, что в это время занимались своими делами. Последние жители Винтерхоума собрались для поддержания друг друга перед неминуемой гибелью. "Дым над стеной" стал нашим братским склепом, а священный гимн — одновременно заупокойной и ободряющей песней. Так знайте же, те, кто это прочтут. Знайте, что мы были сильны в последние моменты перед концом. Знайте же, что мы сделали всё возможное, и благодаря нам род людской всё ещё имеет шанс на спасение.

— Винтерхоум, 1886 год. Один из многих найденных дневников.