Сожаления (гет)

Il était une fois un petit garçon,

Qui vivait dans une grande maison.

Sa vie n’était que joie et bonheur,

Et pourtant au fond de son cœur

Il voulait devenir grand,

Rêvait d’être un homme.

Chaque soir il y pensait,

Quand sa maman le berçait.

Ферма Ритвельдов оказалась больше, чем Инеж ожидала. Двухэтажный дом из белого камня внутри был просторным и очень светлым. Инеж попыталась представить, каким было детство Каза здесь. Но сам он замер на пороге, глядя внутрь затравленным взглядом, и она пока отложила фантазии.

— Каз? — осторожно позвала она. — Всё хорошо?

Он сглотнул, медленно кивнув, однако продолжая смотреть внутрь слегка расширившимися глазами и опираясь на трость обеими руками. Было немного странно видеть его с ничем не примечательной тростью вместо привычной с головой ворона и в деревенской одежде вместо черного костюма. Впрочем, и Инеж для этой поездки сменила обычные брюки и блузу на провинциальное ситцевое платье. Они не хотели выделяться на фоне местных жителей.

Но вот Каз наконец, прохромал вперед, и Инеж последовала за ним.

Гостиная с большим дубовым столом, несколькими креслами, стульями и резным буфетом оказалась на удивление чистой, словно в доме по-прежнему жили.

— Ты нанял кого-то ухаживать за домом? — спросила Инеж.

Каз кивнул:

— И работать в поле. Я не хотел, чтобы… — на мгновение он прервался, после чего тихо заключил: — Чтобы ферма умерла.

Инеж понимающе улыбнулась и осторожно взяла его ладонь. Каз слегка дернулся, но в следующее мгновение сжал ее пальцы.

— Почти всё осталось таким, как я помню, — удивленно произнес он, замерев рядом со столом и медленно обведя взглядом комнату.

— Ты ни разу здесь не был после… После? — мягко спросила Инеж.

Каз помотал головой:

— Давно хотел, но не мог собраться с духом, — повернув к ней голову, он посмотрел ей прямо в глаза. — Спасибо, что согласилась поехать со мной.

— Конечно, Каз, — Инеж улыбнулась. — Всегда.

Он пересек гостиную, потянув ее за собой, и подошел к двери, ведущей, видимо, на кухню.

— Здесь па отмечал наш рост.

Каз отпустил ее руку, чтобы осторожно, почти боязливо провести обнаженной ладонью по косяку двери, и Инеж с восхищением обнаружила на нем зарубки в два столбика. Рядом с одним, который поднимался выше, было написано «Джорди», рядом с другим — «Каз».

— Мне тогда ужасно хотелось вырасти и догнать Джорди. И он дразнил меня из-за этого, говорил, что всегда будет выше меня, — он невесело усмехнулся и покачал головой. — В итоге я все-таки перегнал его.

Его голос дрогнул, и Инеж сморгнула навернувшиеся на глаза слезы. Безумно хотелось крепко обнять его, но она не была уверена, поможет это или наоборот — только сделает хуже. Однако Каз уже взял себя в руки и криво улыбнулся ей. Инеж тихонько вздохнула и сделала вид, будто поверила ему.

— Познакомишь меня с домом? — мягко спросила она и поспешно добавила: — Но только если ты готов. Если ты…

Каз прервал ее, сжав ее ладонь свободной рукой.

— Я готов.

Его голос прозвучал гораздо увереннее, чем Инеж ожидала, и она коротко кивнула.

Вначале Каз провел ее по первому этажу. Кухня — «Иногда я помогал маме готовить… Ну, пытался помогать». И Инеж ярко представила темноволосую женщину с такими же резкими скулами, как у Каза, которая хлопотала у плиты, а рядом с ней — худенького темноволосого мальчика с блестящими темными глазами и яркой улыбкой. Он рассыпал по столу муку, проливал молоко, ронял яйца, в итоге перепачкавшись с ног до головы и превратив кухню в поле боя. Зато они вместе готовили яблочный пирог, и женщина только смеялась и целовала сына в щеку, благодаря за помощь.

Гостиная — «Все вместе мы собирались только за ужином, когда па возвращался с поля, а мы с Джорди приходили домой, закончив со своими обязанностями и нагулявшись». Инеж почти виделa, кaк двое мальчишек — взъерошенные и, возможно, чумазые — влетают в комнату, и мать отправляет их умываться. Они ворчат, но идут в ванную. А потом приходит уставший отец, и все собираются за столом, делятся друг с другом событиями прошедшего дня.

Отцовский кабинет — «После того, как ма умерла, па, если не работал, запирался здесь на весь день». На этот раз представившаяся картина была печальна. Потерявшийся в своем горе отец, оставшиеся без матери дети, вынужденные наблюдать, как он отдаляется от них. Тоскливая тишина, окутавшая дом.

На втором этаже, где находились спальни, Каз уже ничего не рассказывал, только коротко обозначил, где чья комната. Инеж чувствовала, как ему тяжело находиться здесь, где воспоминания о том, что он потерял, окружали со всех сторон. И поспешила под благовидным предлогом увести его на улицу.

Donna, Donna, Donna, Donna,

Tu regretteras le temps,

Donna, Donna, Donna, Donna,

Où tu étais un enfant.

После вечно хмурого неба Кеттердама здешнее было удивительно синим и безмятежным. А воздух вместо уже привычного запаха рыбы, соли, застоявшейся воды, водорослей и прочих не самых приятных ароматов, благоухал цветами и спелыми фруктами. Инеж попыталась представить, как маленький Каз бегал по полям, купался в речке, которая виднелась вдалеке, лазил по деревьям… Счастливое детство обычного мальчишки с фермы, которое закончилось слишком рано.

Каз медленно поднялся на небольшой холм неподалеку от дома и замер, тяжело опираясь на трость обеими руками и глядя на расстилавшиеся впереди поля. Инеж встала рядом. По-прежнему хотелось его обнять, но она по-прежнему не решалась. Некоторое время они молчали, пока Каз не заговорил, глядя вдаль:

— Знаешь, когда я мечтал стать взрослым, мама улыбалась и говорила, чтобы я не торопился вырастать, что я еще пожалею о том времени, когда был ребенком. Тогда я не понимал этого, — помолчав, он заключил с едва уловимой горечью: — Зато понимаю теперь.

Инеж прикусила губу и осторожно накрыла рукой его сложенные на трости ладони. Каз продолжал упрямо не смотреть на нее. Но в его всегда холодном непроницаемом выражении лица проступило нечто уязвимое — то, что дозволялось видеть лишь ей. И он перевернул лежавшую сверху ладонь, чтобы взять ее руку и переплести их пальцы.

Puis il a grandi, puis il est parti,

Et il a découvert la vie:

Les amours déçues, la faim et la peur.

Et souvent au fond de son cœur

Il revoyait son enfance,

Rêvait d’autrefois,

Tristement il y pensait,

Et il se souvenait.

Инеж подумала о двух потерянных мальчиках, оказавшихся один на один с жестокой жизнью. Боль утраты, разочарование в людях, голод, страх, болезнь.

— Я тоже порой жалею о том беззаботном времени, когда еще могла быть ребенком, — задумчиво произнесла Инеж, — и о той девочке, которой я была тогда.

В конце концов, она понимала Каза, как никто: ее детство тоже закончилось слишком быстро, хотя и позже, чем у него.

— Но знаешь, — Инеж повернулась к Казу, немного крепче сжав его ладонь, и он оторвался от горизонта, посмотрев на нее, — я не жалею о том, кем я стала. Как бы противоречиво это ни звучало. А кроме того, — с дразнящей улыбкой добавила она, — если бы всего этого не случилось с нами, мы бы с тобой никогда не встретились.

Каз невесело усмехнулся и покачал головой:

— Что было бы лучше для тебя.

Инеж нахмурилась:

— Вовсе нет.

Каз уже собирался что-то сказать, но она перебила его, вскинув свободную ладонь:

— Возражения не принимаются!

Улыбка Каза стала гораздо более веселой. Он на удивление послушался и не стал пытаться внушить ей, какая он неподходящая для нее партия. Вместо этого заявив:

— Думаю, мы встретились бы в любом случае.

Инеж с преувеличенным удивлением приподняла брови.

— Каз Бреккер, с каких пор ты веришь в судьбу?

Полностью повернувшись к ней, он наклонился и прошептал, будто доверяя величайший секрет:

— С тех пор, как встретил тебя.

Инеж засмеялась и встала на цыпочки, чтобы коротко его поцеловать.

— Я была бы рада познакомиться с тобой в любой жизни.

Parfois je pense à ce petit garçon,

Ce petit garçon qu’il était.

Порой Инеж с грустью думала о том мальчике, которым когда-то был Каз, но она восхищалась тем мужчиной, в которого он вырос.