Картина

* * *

Первый мазок ложится поверх хлопкового холста, купленного недалеко от площади, в один из жарких дней во Флоренции.

Пятна, сильно разбавленной масляной краски, смешанной в этой же мастерской, перемешиваются между собой. Художник, в надежде создать границу света и тени, в четных попытках контролировать капли, изменяет форму пятен, убирая или добавляя краску.

Резкие тени, очерчивают скулы будущего лица, гордый подбородок, некой, живущей за этой картиной девушки.

Чувствуя боль и медленно появляющиеся сознание, творению хочется взглянуть. Но она ещё не может увидеть мастерскую окутанную душным воздухом, хлопочущего мастера, застывшую позади неё девушку.

Она даже не может услышать возможно звучащие из другой комнаты звуки viola organista ⁽¹⁾, удивительные переливы шумного, богатого города, не может услышать как за окном, двоя мужчин размышляют о «Начала» Евклида ⁽²⁾, как еврейский мальчика, рассказывает друзьям о еврейском гетто в Венеции.

А в то время, художник, любуясь своей натурщицей, все больше и больше изменяет вид картины.

* * *

Ах, скольким ангелам она обязана, свету от которого проснулась сегодня.

Почти белая краска, с теплым отливом, ложится на подбородок, лоб, нос принявший очертания причудливого творения автора, ещё не завершенного, но объятого светом.

Тени, позади её витиеватой прически, приобрели ещё более темный тон в глазах смотрящего, а на скулах постепенно отступают, вытесненные светом, и неспособные противостоять ему, постепенно смегчаясь.

Постепенно высыхающая краска, на её, уже уверенно, начертанных губах, казалась инородной, когда как ещё приобретающие очертания глаза, ощущали плавные движения мастера. Уже не такие беспокойные как раньше. Скурпулезные и выверенные.

Она попыталась открыть губы, но они все так же остались в застенчивой улыбке.

В один момент, после того как на холст упал свет, до того отгороженный фигурой мастера, все внутри картины наполнилось туманным, расплытым, белым пятном. Белым, но таким же как и свет на ней, имеющем разные оттенки.

Картина увидела пол мастерской, кисти лежащие неподалеку, платки и мастера.

За секунду до того как она была готова заплакать от колющего чувства в глазах, мастер вернулся и преградил столь агрессивный свет.

Количество разбросанных туда сюда света и тени на его лице, хаотичные мазки ниже подбородка, мастерски описанное одеяние в складки, такое же как у неё. Мастер смотрел своими белками и темными зрачками куда то в сторону от картины.

Там, на стуле, сидела девушка, наверняка так же как и картина окутанная благородным светом.

Картина была ещё молода, но она знала, что является написанием образа кого то столь же прекрасного как и она сама.

* * *

Одеяния мастера розовые, пол в мастерской коричневый, кисти окрашенные во всевозможные краски, серые заляпанные платки.

Мир оказался таким прекрасным.

Её глаза уже не болят, она наблюдает за мастером, за его немного неуклюженными движениями, покрасневшими щеками при каждом взгляде в сторону от неё.

Она видит мастера почти всегда. Утром он садится за работу над ней, с чашкой кофе, в дальнейшем обязательно перепутав её с водой для кистей, днём, он жуёт закуски, роняя кусочки себе под ноги, вечером, почти засыпая, бормочет пословицы: «Chi la dura la vince» ⁽³⁾, «Chi dorme non piglia pesci.» ⁽⁴⁾, «Chi fa da sè, fa per tre.»⁽⁵⁾, «Chi la fa l’a…spe…tti…»⁽⁶⁾, а когда он засыпает, в неудобной позе, на неудобном стуле, картина любуется светом и тенями на его хмуром лице, белыми, спутанными волосами ниже подбородка, неровного цвета лицом.

Её мастер, так старается над ней. Она ещё ни разу не видела натурщицу, но уже благодарна этой девушки. Как жаль, что после написания, она не сможет остаться подольше здесь, в этой мастерской, с мастером.

* * *

Эта девушка не окутанная ярким светом и не имеет столь выразительных глаз, и на фоне неё картина смотрится оригиналом и божьим творением.

Картины имеют характер вложенный в них мастером, но почему же в душе все больше преобладает чувство превосходства, так несочетаемое с милой, скромной улыбкой.

Может ли картина быть полностью уверенная, что это её чувства? Или натурщица, до того невидимая и неслышимая, более неживая чем сама картина, передала ей все больше своих черт?

Острый, гордо поднятый подбородок, выраженные скулы, напомнили картине те первые, теневые, без доли удивительного света, наброски.

За свой короткий путь, черты лица картины приобрели мягкость, глаза — блеск, губы налились ярко розовым, кожа омылась светом, волосы — огненно рыжими прядями завились в не мешающую картине прическу, лёгкую и парящую.

У неё нет ничего общего с этой несуразной, бледной, с тяжёлыми волосами девушкой.

Но мастер смотрит на неё и не смотрит на картину, краснеет и ждёт оценки.

«Ему понравится»

Проносится в тишине скрипучий голос.

Картина не может говорить, но она уверена, что её голос был бы нежнее, уверена, что она должна нравится только мастеру.

А мастер смотрит не на картину.

* * *

Несколько раз, в мастерскую через окно, прилетали яркие листья. Девушка не приходила больше и не видела мастера. Тот всё сидел рядом с картиной. Уже не писал — думал, не бормотал поговорки — думал.

И теней на его лице становилось все больше, и одияния его, уже не так красиво складываются — они мнутся, и волосы уже не такие белые.

Картина не понимала почему. Ведь на её лике такой же свет, её прическа всё так же идеальна, её одежда всё такая же элегантная. И мастер смотрит только на неё.

И до того, когда он смотрел на неё, то не отводил взгляда и прикасался кистью, мазком за мазком. Сейчас он выдыхает дым, окутывая одухотворенное лицо картины, затмевая её от собственного взора.

Вечером наступила гроза. Мастера не было дома и картина переживала, что дождь со стороны открытого окна навредит ей

Тут послышались шаги, грубые, не жалеющие старые доски пола, шаги. Мастер ворвался в мастерскую. Весь грязный, красный и шатающийся из стороны в сторону.

Увидев её, он схватил испачканную кисть с ближайшего столика и замахнулся все проговаривая:

«Bacco, tobacco…»

Стук.

Тишина.

Мастер упал, приговаривая:

«Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere.»⁽⁷⁾

* * *

Её касались ещё многие.

На следующий день пришли люди, забрали картину. Какой то мужчина, медленно, но не так умело как мастер закрашивал грязный след, оставшийся от кисти.

На неё накрыли ткань и она уснула.

Проснувшись в комнате молодого дворянина, оценивающе и скользяще рассматривающим её, она осознала свой конец.

Его взгляды не были наполнены тем стремлением к чему-то, с которым на неё смотрел мастер и не были наполнены той любовью, с которой мастер смотрел на девушку.

Она не умерла при осаде города, как умерли многие её соседи по галерее.

Как умерли несчастная в браке девушка и несчастный в браке дворянин.

Смотря на пожилого человека, рассматривающим её на одном из итальянских аукционов, она вспоминает мастера.

Люди не помнят день своего рождения.

Картины помнят первый мазок своего создания.

Люди не вечны.

Картины почти достигли божественного бессмертия.

Люди умирают.

Картины хрупки, но шансов жить у них больше.

Пока жива картина, жив и мастер.

1) музыкальный инструмент, наброски, которого были придуманы Леонардо Да Винчи в 1488.

Вернуться к тексту