Синко Льягас (джен)

Таинство крещения совершается лишь раз, и имя дается однажды. Корабли в этом сходны с людьми. "Синко Льягас" получил свое имя в погожий день, когда легкий ветерок неторопливо отгонял облака за гряду гор, чтобы они не закрывали синеву неба над белоснежными парусами. Солнечные блики играли на золотом шитье камзолов адмирала и его брата, блестели глаза священника-доминиканца, подносящего к губам распятие. Гладко обструганные борта еще хранили запах сосен, которому предстояло смениться солоноватой свежестью моря, и деревья на берегу неотрывно смотрели на покидающего сушу собрата. Флаг развевался на ветру, словно танцуя под ему одному слышную мелодию. Брат адмирала поднимался на капитанский мостик, и глаза его сияли, как блики солнца на воде. Под восторженный гомон толпы "Синко Льягас" медленно двинулся вдоль берега, и море мягко похлопывало его ладонями по бортам, приветствуя нового друга.

Боевое крещение "Синко Льягас" получил уже далеко от родных сосновых берегов. Борт заскрипел под мачтой, срубленной ядром, но выдержал, не проломился. "Синко Льягас" качался на волнах, словно чайка, вытянувшая перебитое крыло. В бухте незнакомого острова плотники трудились дотемна, и разведенные на берегу костры освещали фигуру капитана, смотревшего, как латают рану его корабля. Потом, когда паруса снова вдохнули ветер, капитан, проходя мимо обновленной мачты, украдкой, будто невзначай провел по ней рукой, и "Синко Льягас" почувствовал это прикосновение.

Спустя несколько лет тело капитана, завернутое в ткань, соскользнуло с борта корабля, как соскользнула когда-то сломанная мачта. "Синко Льягас" еле заметно качнулся, точно пытался удержать его, но не сумел.

Вместе с капитаном исчезло и имя "Синко Льягас".

Новый капитан с глазами цвета моря звал корабль чужим именем, и "Синко Льягас" не узнавал своего отражения в воде. Перестали его узнавать и другие суда, пришедшие от его родных берегов. Теперь при встрече их борта ощетинивались жерлами пушек, и вместо соленой воды брызги железа и огня летели в его сторону. Незнакомая речь звучала на его палубе, другие имена получали все снасти и, повинуясь новым приказам, ловили ветер паруса. Отныне у корабля была чужая дорога. Но руки капитана так же согревали леер, как руки прежнего, ушедшего в морскую глубину. Его ладонь так же скользила по еще дымящимся шрамам от ядер, словно в надежде загладить их, и он с такой же заботой проверял, залатаны ли следы сражений.

И корабль берег своего нового капитана. Уворачивался от пушечных залпов, проскальзывал мимо прибрежных фортов, по стенам которых метались солдаты, находил дорогу сквозь самые неистовые штормы.

Они с новым капитаном чем-то походили друг на друга. Корни обоих навсегда были оторваны от родных берегов, оба оставили в прошлом себя настоящих, и ни один из них не знал, куда заведут его чужие звезды.

"Синко Льягас" прошел свой путь первым. Его последняя звезда носила имя "Викторьез" и хорошо знала, что оно означает. По счастью, она пришла не от родных, а от французских берегов.

К переломанным мачтам "Синко Льягас" было не привыкать. Но теперь он получил пробоину в борту, у самой ватерлинии, и сразу тяжело накренился. Соленая вода как будто закипела у пролома. Впереди жерла пушек смотрели из люков, будто многоглазое чудовище выжидало удобный момент. И когда "Синко Льягас" повернулся, чтобы ответить на удар, оно выдохнуло пламя.

У израненных кораблей не бывает крови — только пена кипит у покореженных бортов и сливается с клубами порохового дыма. "Синко Льягас" медленно пробирался сквозь едкий туман к "Викторьез". Уже поздно было стрелять в ответ. Оставалось сделать только одно.

Пена кипела вдоль его борта, когда корабли приблизились друг к другу. Матросы стали перепрыгивать на палубу "Викторьез", словно на подставленную ладонь. "Синко Льягас" передал победительнице всех, за кого совсем недавно был в ответе.

Никто не знает, куда уходят души кораблей — в синеву неба или в синеву глубины. Глаза капитана, ушедшего на палубу "Викторьез", были солоны, как море, когда он смотрел на мачты, исчезающие среди волн. Вода, хлынувшая в пять пробоин, влекла ко дну, и "Синко Льягас", уходя к первому своему капитану, возвратил себе свое имя.