Благими намерениями... (джен)

Поздним вечером, задержавшись в гостях, я возвращался домой через родной поселок. Фонарные столбы проносились один за другим, яркий свет отражался в автомобиле. За окном виднелись хорошо знакомые пейзажи: пустырь, мост и поворот, а там до города уже рукой подать, поэтому настроение было приподнятое. Однако увиденное на мосту что-то оборвало внутри меня. На перилах сидел человек. Вряд ли он пришел сюда посреди ночи полюбоваться тем, как над рекой стелется туман. Предчувствие подсказывало: быть беде. Не раздумывая ни секунды, я остановился и спросил, все ли в порядке, но он лишь безразлично обернулся, хмыкнул и отхлебнул из бутылки. Пришлось повторить вопрос.

— Свет убери, в глаза бьет, — ответил недовольным голосом. Я выключил фары и вышел из машины.

— Друг, это не очень хорошая идея.

Он помолчал, глядя в пустоту, затем снова обернулся на меня.

— Откуда тебе знать, что я хочу?

В темноте лица не было видно, но по голосу парень был моим ровесником, что окончательно убедило: надо идти спасать молодую жизнь. И я пошел, стараясь не делать резких движений.

— Ну, вряд ли ты сюда порыбачить пришел. Здесь рыба не водится, эта речка промышленная, с завода.

Мои слова заставили его оживиться. Темный силуэт поднял голову.

— Местный, что ли?

— Можно сказать и так. — Я замер в нескольких шагах от него, прикидывая, успею ли схватить и оттащить от края, если что. — Вырос здесь, потом перебрался в город. А ты?

— А я всю жизнь тут прожил. — Мой собеседник вздохнул, словно глубокий старик, повидавший все на свете.

— Неплохо. Хочешь, поговорим об этом? Ты это… Только не прыгай, ладно?

Он усмехнулся и позвал присоединиться к нему. Я осторожно уселся рядом, стараясь не смотреть вниз.

— Ну так… Как тебя зовут?

— Имя ничего не значит. — Он отмахнулся и сплюнул в речку.

— Пожалуй, да, имя не главное. Главное, что из себя представляет человек.

Он молча опустил взгляд на бутылку, сжал ее в руках. Я не сводил с него глаз, чувствуя за него ответственность, совсем как за любого из своих учеников. Все-таки права была мама — несколько лет педагогической практики не прошли бесследно, кое-что оттуда перебралось и в мою повседневную жизнь, повлияло на мышление и отношение к людям. Вот и приходилось посреди ночи делить перила с запутавшимся бедолагой.

— Будешь? — Он протянул бутылку. Ветер принес с собой кислый запах пива.

— Не могу, я за рулем. Кстати, хочешь, довезу тебя куда-нибудь? Дорога расслабляет не хуже выпивки.

— У меня одна дорога, — совсем уж безысходно выдал он.

— У нас у всех она одна, но… Блин, друг, глупо торопиться туда самому, раньше времени. Подумай о близких, о…

— Их больше нет. Не о ком думать.

Холод, прозвучавший в его голосе, заставил зябко поежиться, несмотря на теплую погоду. Я вспомнил, как самому нелегко дались похороны отца, как сжался ком в горле и подкосились ноги, стоило увидеть его в гробу.

— Прости, мне очень жаль. Я тебя хорошо понимаю. Терять близких — это ужасно, но нужно жить дальше, нужно продолжать двигаться. У меня в классе есть девочка с инвалидностью, у нее недавно умерла…

— В классе? — Он снова перебил. — Ты не староват для школы?

— Некоторые считают, что наоборот. Я преподаватель.

Он с интересом окинул меня взглядом, отхлебнул из бутылки.

— Хорошо. Что там с этой девочкой?

— Девочка, как я уже сказал, с инвалидностью, нуждается в постоянной опеке, живет в маленькой бедной семье. Зимой у нее умерла мать, и они остались вдвоем с отцом, с мизерной зарплатой, в задрипанной коммуналке, и, знаешь, они не плачут и не скорбят, а просто… живут, принимая все как есть.

— И все? — Мой собеседник явно был разочарован.

— Ну да. — Я пожал плечами, пытаясь вспомнить еще похожие истории.

— Я думал, концовка будет поэпичнее. — Он залпом выпил пиво и бросил бутылку вниз. Всплеск воды заставил соскочить с перил.

— А я думаю, тебе хватит пить. Пойдем, пожалуйста. — Мне стало не по себе от резко изменившегося настроя моего приятеля. Пора уводить его отсюда, пока хмель окончательно не затуманил его рассудок.

— Стоп! — Он вытянул руку, и я остановился как вкопанный. — У меня еще есть. Сядь, посидим, куда торопиться?

— Ладно, посидим. — Я вернулся на место, пока он открывал вторую. — Только это последняя, идет?

— Угу. — Он кивнул, избавляясь от пробки. — Допиваю эту, и все.

Усевшись обратно на пыльные перила, я обернулся на машину, оставленную с ключами в замке зажигания. Телефон лежал в подстаканнике. Надо бы позвонить жене, предупредить, что задержусь. Интересно, что она скажет, будет ли ругаться? Все-таки не каждый день приходится отговаривать человека от критической ошибки. Может, в психологи податься?

— Тебе нравится твоя работа? — неожиданно спросил незнакомец.

— Да, очень.

Ответ был максимально честным. И дело не только в том, что школа находилась рядом с домом, а зарплата меня полностью устраивала, вопреки распространенному мнению о том, что учителя работают за гроши. Нет, было в этой работе что-то такое, что наполняло энергией, дарило позитив, позволяя самому почувствовать себя ребенком. Детские голоса и улыбки наполняли счастьем при любой погоде. Стоило переступить порог школы, как я сразу забывал о своих проблемах. Мы с женой задумались над созданием собственного маленького чуда после того, как она пару раз посетила мои уроки.

— А я бы не смог учить мелких засранцев. — Он покачал головой. — И вообще, ненавижу сраную школу.

— Почему?

— Она сделала меня… таким.

— Каким «таким»? — В моем голосе прозвучало любопытство. Стало жутко интересно узнать взгляд на школьную жизнь со стороны.

Он сделал затяжной глоток и внимательно посмотрел на меня.

— Ты правда хочешь знать?

Я почесал лоб, чувствуя себя профессором.

— Чем больше ты о себе расскажешь, тем легче будет тебе помочь. Да и самому полегчает, когда выговоришься. Я рядом, я с тобой и готов внимательно тебя выслушать.

— Хорошо, как скажешь… преподаватель. — Он улыбнулся и задумался. — С чего бы начать? А, начну-ка с младших классов. Когда надо мной все смеялись, потому что я был толстый и прыщавый. И вдобавок носил очки.

Меня смутило негативное направление пути, выбранное моим собеседником, но я обещал его выслушать, поэтому промолчал, позволяя ему продолжить.

— Для девочек я был клоуном, посмешищем, для мальчиков — грушей для битья. Как-то раз мне разбили очки, решили попинать мой портфель в коридоре. Это же весело, правда?

Я сглотнул, вспомнив похожую сценку, виденную в далеком детстве. Трое мальчиков, смеясь, играют в футбол красным портфелем, в какой-то момент он рвется, и оттуда вылетает раздолбанный футляр с осколками. Неужели это был он? Получается, мы учились в одной школе?

— Твой портфель… Он был красного цвета?

— Да. — Он нахмурился. — А что?

— Я, кажется, видел то, о чем ты говоришь!

— Видел или участвовал?

— Видел-видел, зачем мне участвовать? Наш класс спокойный был, без дураков.

— Да расслабься ты. — Он отпил из бутылки. — Даже если участвовал, мне уже все равно. «Наш класс…» А на каком этаже вы учились?

— На втором.

— А, ну понятно. Самый ад был на первом. Даром что раздевалка близко. Возле нее мне их и раздолбали. В крошево.

— Ты рассказал родным?

Он фыркнул.

— Смеешься? Я же говорю — у нас творился сущий ад. Не знаю, какие порядки были у вас, у ангелочков со второго, а у нас все строго: не можешь постоять за себя — терпи. И я терпел. Молчал и терпел, верил, что все пройдет. Ну, знаешь, как с синяками — поболит и пройдет. Ты же не звонишь в скорую из-за синяка? Вот и здесь так же.

— А разбитые очки? Что сказали дома?

— Ничего. Я заверил родителей, что случайно разбил их сам, мне купили новые. Портфель зашили. Кстати, его с тех пор больше не пинали, переключились на меня. Ну, знаешь, там, вытянуть стул из-под задницы, запереть в женском туалете, прилепить жвачку к волосам…

Меня поражало каменное спокойствие, с которым он говорил о самой настоящей травле. Я и понятия не имел, какой кошмар творился в моей родной школе всего лишь этажом ниже. Зная отца, я не сомневался, что за меня он бы порвал любого из этих недоумков, да и я умел за себя постоять — спасибо секции по самбо. Что за дикие времена! В современных школах такого зверства точно нет. Нынешние дети намного спокойнее нас в их возрасте. Да, все поголовно сидят в своих смартфонах, но и негативную энергию они выплескивают там же — в играх, в соцсетях, в различных приложениях.

— Так продолжалось и все средние классы. За это время ничего не изменилось, разве что лишний вес куда-то делся да прыщи ушли. Я стал выглядеть как все, а толку? Для них я как был изгоем, так им и остался. Редкие дни, когда меня не замечали, считал мини-праздниками. А потом в начале седьмого класса к нам поступила новенькая, и я… Что-то изменилось в моей никчемной жизни.

— Хочешь сказать, ты влюбился?

— Думаю, да. — Он озадаченно почесал голову. — Шикарная девчонка, скажу тебе. Белокурая, стройная, синеглазая. Она была такая тихая, спокойная, прям как я. С ее появлением во мне что-то проснулось, и я не имею в виду половое созревание и вот это вот все. Она… Как бы тебе сказать… Пробудила во мне давно забытое желание чувствовать.

Я улыбнулся и понимающе опустил голову, вспомнив свою первую школьную любовь. Познакомились на летней практике, сажая и поливая цветы на школьной клумбе. В силу несмышленого возраста наши отношения довольно быстро распались, но в воспоминаниях дни наших встреч запечатлелись приятным пластом.

— Вы познакомились? Дружили?

Он разочарованно выдохнул, задрал голову к небу.

— Да ты сам подумай — ну какие у меня были шансы, а? Я ведь никто, последнее чмо, годами терпящее побои тех, кто сильнее…

— Ты не прав. Ты сильнее их. Это они слабаки, раз толпой унижают одного.

— Да, да, расскажи мне эти свои сказочки. — Он сердито отмахнулся и приложился к бутылке.

— Послушай…

Торопясь перебить, он прервал глоток раньше времени и закашлялся, подавившись пивом. Я слез, чтобы помочь, но он уже кое-как прокашлялся сам и указал мне на перила.

— Нет, это ты послушай. Сядь и послушай. Я уже сыт по горло этими баснями о том, что если кто-то ссыт тебе в лицо — значит, это он слабак, а ты сильный, раз терпишь и обтекаешь. Нет, это так не работает. Знаешь почему? Потому что все это видимость! Мы понастроили городов, понасоздавали гаджетов, а закон природы никуда не делся! Выживает сильнейший, мать его! Естественный отбор, слышал о таком? В нас заложено это дерьмо, и от него никуда не деться! Отсев идет уже со школы! Меня отсеяли!

Я ошарашенно смотрел на него, не двигаясь с места. Крик все еще звенел в ушах. Не ожидал, что он заорет на всю округу, как сумасшедший! Вот дурак! Надо было сразу оттащить его, пока была возможность! Кто знает, куда теперь выведет этот разговор?

— Прошу тебя, успокойся. — Я поднял руки.

— Сядь, я сказал!

Пришлось усесться обратно на ненавистные перила. Сердце учащенно колотилось. Следовало осторожнее подбирать слова, иначе первый опыт в роли психолога закончится фиаско. А мне потом с этим жить. Проклятье! Ну все! Вот уведу его от моста и сразу сдам в психушку! Пусть врачи занимаются деструктивным мышлением пациента, я в этом деле явный профан.

Он отдышался, устало потер переносицу, сделал глоток.

— У тебя есть жена, дети?

— Жена есть, над детьми… работаем. — Ответ прозвучал мрачно. Никак не удавалось придать голосу позитива.

— Ну вот. Нормальная жизнь. Еще и тачка в придачу. Ты сильный. Ты сильнее меня.

Я хотел рассказать ему о том, что каждую составляющую своей «нормальной» жизни приходилось добывать где-то потом, где-то слезами, а где-то кровью, но передумал. Смысл спорить с тем, кто заведомо ставит себя в проигрышное положение? Если человеку так хочется услышать, что он жалкий червяк, пусть слушает, только без истерик.

— Ты прав, я сильнее тебя. Я сильнее, поэтому не испугался и не проехал мимо, а остановился помочь. Потому что меня учили помогать другим, несмотря ни на что.

— Но ты ведь считаешь меня долбанутым, не так ли?

— Ты рано опустил руки, вот что я считаю. У тебя все еще впереди. А ты хоронишь себя раньше времени.

Он усмехнулся и хлопнул себя по колену.

— Говоришь как типичный отличник! На какой факультет перешел после седьмого класса?

— Физико-математический.

— Ну ты ботаник! Без обид. А я на гуманитарку пошел, за ней… За своей белокурой мечтой. Хотя мог поступить на экономический, где был полностью другой класс. Но нет, я остался с этими ублюдками ради нее, потому что верил, думал, у нас все получится.

— Ты же вроде сказал, что у вас так ничего и не было. — Я недоверчиво покосился на него.

— Да с чего ты взял? — Он надулся и отвернулся, помолчал. — Было. Все эти подарки, знаки внимания. Конфеты, шоколадки, валентинки на четырнадцатое февраля. На день рождения цветы ей подарил… Блин, я даже матери ни разу их не дарил, а ей подарил, представляешь? Целый букет.

— Ну и как, она оценила?

— Не знаю. Нет. Конечно, она со мной разговаривала, но вряд ли видела мою любовь. Думаю, она не понимала. А в девятом классе я увидел ее с другим. Они целовались за углом возле школы… Будто между нами ничего не было.

До меня донеслись сдавленные всхлипы и тихое рыдание. Мне стало его по-настоящему жаль. Он, конечно, псих, но психи тоже люди. Я набрался смелости и подсел поближе, осторожно приобнял его за плечи.

— Друг, не плачь, ну что ты? Это осталось далеко позади, ну. Глупо так переживать из-за случайной девчонки. Она не единственная на свете! Сколько их еще будет!

— Да, да, ты прав. — Он вытер слезы рукавом. — Кстати, она забеременела классе в десятом. Они поженились тогда же. Она родила дочку.

— Ничего страшного. Их жизнь просто очень рано наладилась. Твоя тоже наладится, вот увидишь.

Я чувствовал, как он постепенно успокаивается, перестает дрожать. Шмыгнув носом, он сделал несколько глотков, с облегчением вздохнул и положил голову на мое плечо. Я хмыкнул про себя, но ничего не сказал. Ладно, еще пару минут так, и пора закругляться.

— Дочка у нее шикарная, скажу тебе. Белокурая, стройная, синеглазая. Прям как мамка. Они живут недалеко от меня, я знаю, где она любит гулять.

— Что? — Я нахмурил брови, не понимая, к чему это прозвучало.

— Я часто навещал эти места, мне нравилось смотреть, как она играет с другими. Знаешь, при взгляде на нее я чувствовал, что получаю второй шанс. Шанс наверстать упущенное, шанс…

— Ты совсем долбанутый, что ли?!

Я отпихнул его от себя. Его долбаное пиво пролилось мне на штаны.

— Эй! Ты сам сказал, что мне надо выговориться!

— Закрой рот, животное! — Я разозлился не на шутку.

— Ну ты и… Мы же просто общались! Что в этом такого?

Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но на этот раз не от волнения, а от ярости. Потратил столько времени, выслушивая гребаного извращенца! Да если б я знал, то дал бы пинка, а еще лучше — просто проехал мимо, чтобы не слышать всего этого. Ощущение, будто окунули в чан с дерьмом.

— Она милая, но слишком доверчивая. — Он широко улыбнулся и покрутил бутылкой, собирая остатки пива. — Даже не пикнула, когда завел ее на пустырь. О, это оказалось проще простого. Ей нравились шоколадки, которые я дарил ее матери. Какая ирония, да?

— Что ты с ней сделал?! — Я вскочил с перил, сжимая кулаки. В машине заиграл телефон, но мне уже было не до него.

Ублюдок допил пиво и развернулся ко мне лицом, положил ногу на ногу.

— Признаюсь: когда мы остались наедине, мной завладело грязное желание. Но я не такой, я мыслю гораздо глобальнее, чем все эти примитивные животные. Я смотрел в ее глаза и отчетливо видел в них ту, что так и не стала моей. И я подумал — а что, если она вырастет такой же шлюхой, как и ее мать? Что, если она разобьет сердце очередному несчастному? А потом станет такой же холодной и черствой? Нет, я не мог этого допустить. Я задушил ее и оставил на том пустыре. Утром найдут, если захотят.

— Ах ты паскуда!

Матерясь, я подскочил к ушлепку и схватил его за шиворот. Бил его и орал от безысходности, а сам чувствовал, как слезы льются ручьем. Как он мог так поступить? Как ему хватало наглости сидеть и распивать тут свое вонючее пиво? А я еще поддерживал его, утешал! Тьфу!

Он кряхтел и извивался в моих руках, словно жалкий червяк.

— А потом я… Своих родителей… Тоже… Они бы не поняли… Не смогли бы… Как и ты…

Это стало последней каплей. Я ударил его в лицо, крепко приложил о перила и перевесил через них, собираясь скинуть, но в последний момент ублюдок вцепился в меня мертвой хваткой, и мы вдвоем рухнули с моста.