Конец начала (гет)

Ойген припарковался на стоянке в одном квартале от пляжа. Теперь он просто сидел в машине и смотрел, как ветер безжалостно треплет зелень растущих здесь всюду пальм.

Небо выглядело чистым, да и жара, несмотря на предзакатный час, не думала спадать. Только вот Ойгену казалось, что сегодня этот свежий морской ветер тащит с собой угрозу: что-то удушливое, предвестие какой-то беды уже сейчас витало в воздухе и с каждым мгновением только усиливалось.

Ойген взглянул на часы: восемнадцать тридцать. Через пятнадцать минут закат. Пора было идти.

Он вылез из машины, тщательнее завязал шнурки щегольских туфель, накинул длинный, чуть не достающий до земли плащ, и, махнув пультом сигнализации, не оглядываясь, пошел прочь, прямо в сторону пляжа.

Солнце резало глаза даже через темные очки, плащ на такой жаре казался целлофановым пакетом, отчего Ойген морщился и мысленно проклинал всех и все.

«Все как ты хотела, дорогуша, — думал он. — Дорогие шмотки, видимая роскошь, закат — что может быть романтичнее? Что может быть лучше, чем мечтать, какой будет новая жизнь, аккурат в день ее начала?»

Он усмехнулся. О да, что может быть лучше, чем начать проклинать жену через пару часов после свадьбы? Впрочем, ничего не изменишь — обещания нужно выполнять. К тому же, наверное, женщинам лучше знать, каким приметам верить, каким — нет. Пусть сам Ойген хоть трижды считал закаты и вообще западную сторону не лучшим временем и местом начинать что-то новое, здесь он решил довериться Ирэне. Уступка ему ничего не стоила, а у нее будут замечательные воспоминания на всю жизнь.

Между тем на пляже ветер казался еще злее, и, что хуже, он гнал рябь на море — не просто рябь, а довольно приличные волны, что к ночи грозились перерасти в самый настоящий шторм. Человек семь спасателей уже прогуливались вдоль воды, то и дело свистя тусующимся возле буйков смельчакам. А около их поста развевался красный флаг с символом «Купаться запрещено».

Приблизившись, Ойген с ужасом увидел, что увитая цветами арка в форме сердца, которая была призвана определить характер фотосессии (как будто белого подвенечного платья недостаточно!), вкопана почти у воды, и особо яростные волны не докатываются до нее всего несколько сантиметров.

— Где Ирэна? — Ойгену с трудом удалось подавить свой гнев. Теперь срываться на фотографе и его помощниках было бессмысленно: арку переставить они все равно не успеют. К тому же пространство вокруг тоже было усыпано маленькими белыми розами. — Начинается закат.

Солнце и правда сползло довольно низко, свет его из желтого становился все более оранжевым, а небо с противоположной стороны — все более синим.

— Будет с минуты на минуту.

Словно в подтверждение ответа, сзади послышался гул мотора, хлопнула дверца.

Ойген обернулся — Ирэна уже ступила на песок пляжа, приподняв подол платья. Но затем остановилась, чтобы разуться.

Ойген в нетерпении встал под арку. Он больше смотрел на море, нежели на невесту… жену.

— Давайте быстрее, ну же!

— Да ладно тебе. Вон, люди еще купаются, — подошедшая Ирэна чмокнула его в щеку…

Ойген тщетно пытался сосредоточиться на фотосессии. Нет, он послушно протягивал навстречу жене раскрытые ладони, обнимал ее, даже взял на руки, стараясь не слишком мять подол платья, чтобы ткань все еще прикрывала босые ступни. Но внимание целиком принадлежало морю и ветру, которые, казалось, шумели все сильнее.

А потом, во время очередного «последнего» объятия — «посмотри, как красиво, солнце уже село, но небо еще хранит тепло и свет», — Ойген почувствовал удар. Инстинктивно он притянул жену ближе к себе защищая. Она же — может, от неожиданности, может, оступившись, вдруг судорожно вцепилась в него и начала оседать.

Упали они вместе.

И тут же Ойген почувствовал воду.

«Волна! — отчаянно думал он. — Волна!»

Ойген выпустил из объятий Ирэну, чье вмиг намокшее платье опутало ему ноги, и попытался отползти — но следующая волна накрыла его с головой.

И паника. Он понял, что полз не туда, чувствуя, как течение тащит его по песку дальше в море. Соленая вода попала в глаза, склеила ресницы — и теперь ему в любом случае требовалось время, чтобы их открыть и сориентироваться.

Но времени у него не было. Волна следовала за волной. Оглушенный ударом и окружившей его водой, Ойген еще слышал чьи-то крики… Он барахтался, пытаясь избавиться от сковавшего его плаща и намокших ботинок. Вот только море отныне вертело его словно игрушку, не позволяя выбраться. Вода попала в нос и рот, становилось нечем дышать…

А потом его со всей силы швырнуло на что-то темное, различимое в остатках света даже сквозь сомкнутые веки.

И больше Ойген уже ничего не чувствовал.

…В течение многих дней перед самым закатом на изогнутый каменный пирс городского пляжа приходила женщина в темных одеждах. Каждый день она кидала в воду несколько маленьких белых роз и просила море вернуть ей хотя бы тело. Но надежда ее гасла — как к концу года солнце гаснет все раньше и раньше. И настал день, когда она пришла в последний раз — в нежно-розовом одеянии, — бросила в воду целую охапку цветов и выкрикнула:

— Будь ты проклято, море!

Больше она не приходила. Ведь в мире достаточно мест, бесконечно далеких от воды.