Спасение (джен)

Мир Марты Кабрера готов уйти из-под ног, обрушиться, когда нотариус зачитывает завещание Харлана. Она не понимает, что происходит. Не понимает, зачем Харлан это сделал. Она буквально кожей чувствует ненависть тех людей, что ещё сегодня утром твердили ей, что считают её своей семьёй.

Этого не может быть.

Марта не может понять — это голос в её голове или кого-то из семейства Тромбри. Возможно, и то, и другое. Марта не может заставить себя отвести взгляд от нотариуса — словно ищет от него какой-то помощи. Спасения, которого она после случившегося не заслуживает.

Безумие!

Она не чувствует в себе сил посмотреть в глаза кому-либо из Тромбри — все они ненавидят её. И ненавидят с каждой минутой всё сильнее. И возненавидят ещё сильнее, если она послушается последних наставлений Харлана, если примет его волю.

Это незаконно.

Кажется — это говорит Донна. Или Джони. Или Линда. Марта слышит это на задворках своего сознания.

Чувство вины затопляет её сознание. Топит её. Не даёт вдохнуть достаточно воздуха, чтобы справиться с ошеломлением, с почти суеверным ужасом. Набатом стучит в ушах, не давая услышать всё, что говорят сейчас в этой комнате.

Поднимается невообразимый гвалт — сразу, как только до Тромбри доходит, что это не чья-то дурацкая шутка. Марта, впрочем, не уверена, что это не так — это и есть шутка. В духе покойного Харлана. Он мог бы счесть подобное весьма забавным — составить завещание, что лишает имущества всю его семью.

Марта слышит словно в тумане — скорее даже догадывается, чем слышит — смех Рэнсома, он, кажется, знал о том, что его вычеркнули из завещания, со вчерашнего вечера, визгливый голос Джони, какое-то презрительное замечание Джейкоба — будто бы у него бывают другие замечания.

Они все вырывают друг у друга завещание, смотрят на него, не в состоянии поверить. Они все напоминают стервятников. Или коршунов, что вот-вот набросятся на неё, разорвут на части с завидным проворством. Они кричат. Голос Линды — властный, железный голос — звучит громче всего.

Где-то в подсознании прочно поселяется мысль, что надо бежать. Сейчас. Спуститься вслед за покинувшем комнату Рэнсомом, сесть в свою машину и гнать домой. Скорее. Пока ещё не поздно.

Но Марта не может пошевелиться. Не может сопротивляться. Она переводит взгляд на Блана. Ищет спасения теперь у него.

Всё семейство Тромбри надвигается на неё. Наступает. Оказывается всё ближе и ближе. Блан тоже подходит к ней. Он старается заслонить её. Встаёт между ней и разъярённой толпой, просит всех успокоиться. Но Линда кричит Марте что-то. И Джейкоб. И все они.

— А на вашем месте я бы смылся, — Блан приобнимает Марту за плечи и почти разворачивает её.

Это помогает. Придаёт сил — весьма мало, чтобы перестать нервничать, но вполне достаточно, чтобы начать двигаться. Почти судорожно. Скорее по привычке, нежели действительно смотря себе под ноги.

И она идёт прочь от этой комнаты. Марта знает — Блан ещё пытается сдерживать разгневанное семейство. И Марта благодарна ему за это так сильно, что едва ли может выразить словами. Но так же знает — она просто обязана добраться до своей машины. Дальше всё будет проще. Нужно только никого не сбить по дороге домой. На негнущихся ногах спускается по лестнице. Она удивлена, что не скатывается по ней кубарем и не ломает себе шею. Но лестница — ещё не всё. И Марта двигается дальше. Недостаточно проворно. Недостаточно быстро — Тромбри легко нагоняют её у крыльца.

Марту просят поговорить с ними. Правда, просьбы эти скорее похожи на требования. Джони и Ричард, кажется. У Марты кружится голова. Она не в силах говорить сейчас, о чём и говорит им. Оборачивается, чтобы дойти до машины, и видит прямо перед собой Линду.

Марту окружают со всех сторон. Кричат, требуют, почти угрожают. Она старается справиться с этим. Старается изо всех сил. Она обязана справиться — Харлан хотел этого, раз поступил так. Марта забирается в свою машину, захлопывает за собой дверь. Пытается уехать. Тщетно — машина отказывается заводиться, и Марта чувствует, что силы покидают её. Марте хочется разрыдаться. Ей почти физически больно.

Гудки автомобиля раздаются левее. Марта оборачивается, не слишком, правда, надеясь на спасение. Помощь поступает именно оттуда, откуда Марта ждёт её меньше всего — Рэнсом. Рэнсом сидит в своей машине и машет ей. Зовёт к себе. Его Марта уж точно предполагает увидеть скорее в толпе разъярённых Тромбри, чем своим спасителем. Он — единственный из Тромбри, кроме, разве что Джейкоба, с которым Марта никогда особенно не общалась при жизни Харлана.

Но он, кажется, предлагает свою помощь — должно быть, всего лишь в отместку своим родным, что набросились на него перед чтением завещания с несколько менее завидным рвением, нежели только что на Марту. Но она благодарна и этому.

Марта не слишком долго думает, прежде чем решиться — в конце-концов, выбора у неё нет. Она выскакивает из своего автомобиля и бросается в спасительный автомобиль Рэнсома так быстро, как только может, после чего обессиленно опускается на пассажирское сидение.

— По-моему, это лучшее, что могло с вами случиться! — весело кричит Рэнсом оставшимся во дворе дома Харлана Тромбри, прежде чем уехать.

Ему, кажется, даже смешно. Он включает музыку — Марта не знает ни песни, ни исполнителя, но в целом музыка кажется ей приятной. Слишком приятной для подобных обстоятельств. Впрочем, возможно, Рэнсом и считает подобные обстоятельства вполне приятными.

Марту же трясёт. От страха, от нервного напряжения, от чувства вины — оно который раз сжимает её грудь словно в тисках, — от тоски по безвременно ушедшему Харлану. Трясёт от всего, что копилось в её душе в последние дни.

Ей хочется плакать от обиды. Марта пытается взять себя в руки и успокоиться — не хватало ещё разреветься в машине Рэнсома. Но она впервые на самом деле понимает, как лживы были все те слова, которые семейство Тромбри говорило ей день за днём. Она вспоминает вечные доброжелательные взгляды, вспоминает все добрые слова, обращённые к ней. И от этого становится до жути противно. Она чувствовала их почти своей семьёй — не всех, конечно, но уж Мег, Линду, Уолта и Джони точно. На Джейкоба Марта почти не может злиться — он всегда считал её всего лишь прислугой. Он никогда и не пытался показаться к ней добрым.

Совсем некстати вспоминается вдруг, что на похороны Харлана её всё же не позвали. И после этого постарались оправдаться — весьма неловко, если подумать об этом. Уолт и Линда сказали ей одно и то же. Слово в слово. От этого слёзы снова подступают к глазам, и Марта старается украдкой от Рэнсома их смахнуть.

Возможно, ей следует что-то сказать — хотя бы что-нибудь. Слова благодарности, например. Неважно, что скорее всего Рэнсом просто стремился позлить своих родных — он спас Марту от них. Спас в тот самый момент, когда она уже перестала надеяться на то, что сумеет сбежать от не получивших желаемое Тромбри. Но в горле словно пересохло.

— Они получили именно то, чего заслуживали! — усмехается Рэнсом, когда песня заканчивается и начинается новая, и Марта замечает едва заметное сходство с Харланом, которого она никогда раньше не замечала. — Было забавно поглядеть на их вытянувшиеся лицемерные рожи, когда огласили завещание! Только ради этого стоило приехать сегодня!

Он внимательно смотрит Марте в глаза несколько секунд. Без привычных издевательской насмешки или самодовольной улыбки. Сейчас он словно стремится прочесть её, думается ей. И Рэнсом определённо ждёт от неё ответа, на который она сейчас едва ли способна. Марта может лишь сдавленно улыбнуться — выходит это, должно быть, слишком жалко.

— Не принимай близко к сердцу! — продолжает Рэнсом, снова усмехаясь, когда они останавливаются около небольшого кафе. — В моей семье никто никого не любит.

Рэнсом выходит из машины сам и открывает дверь Марте. Он даже помогает ей выбраться из своей машины — её саму ноги уже почти не держат, а руки трясёт так сильно, что она едва ли может за что-то схватиться. Она спотыкается и падает прямо ему в руки, утыкаясь носом в дорогой свитер, пахнущий не менее дорогим парфюмом. Как будто у Рэнсома может быть что-то недорогое.

Рэнсом легко подхватывает её, словно ловит полуобморочных девиц каждый день, удерживая, не давая упасть. Спасает. Второй раз за сегодняшний день. Может быть, не столь грандиозно, как в первый раз, но вполне своевременно. Не хочется появляться перед мамой с разбитым носом.

Марте хочется прижаться к нему покрепче — пусть она и осознаёт, что подобная мысль приходит ей в голову лишь из благодарности. Из благодарности, чувства вины и нервного переутомления.

— Спасибо, — выдыхает Марта почти неслышно, неловко отстраняясь от Рэнсома.

Тот усмехается себе под нос. Подаёт руку — весьма галантно, кто бы мог предположить, — словно догадываясь, что без его помощи она сейчас и шага сделать не сможет.

— Пошли, — говорит он ей. — Тебе стоит поесть.