↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
…Ей пять лет. За окном — гроза, и ослепительные вспышки молний выхватывают из темноты причудливо искаженные дождем силуэты домов, деревьев, машин и людей.
— Мама…
— Я здесь, Бекки. Не бойся. Я с тобой, и папа тоже. Все хорошо… Хочешь, спою колыбельную?
— Конечно!..
И все будет хорошо. Все всегда будет хорошо, ведь мама с ней…
* * *
…Ей восемь лет. И ей немного скучно: папа целыми днями пропадает на работе — ловит всяких нехороших людей, а мама уехала к родственникам в Сан-Диего. Но она скоро вернется, а к Рождеству у Бекки будет братик… А папа сегодня дома, и они скоро пойдут гулять в Центральный парк. Вот только новости посмотрят…
…- Только что поступило сообщение: пассажирский самолет, выполнявший рейс Сан-Диего-Нью-Йорк, потерпел крушение под Питтсбургом. Родственников погибших просят связаться…
— Нет! Папа, не слушай ее, она врет! — схватив отцовский пистолет, Ребекка со всей силы запустила им в экран.
Грохот и звон разбитого стекла.
Девочка отчаянно вцепляется в отца, не замечая ни своих слез, ни его — ведь так хочется верить, что ее мать не попала на этот рейс… Но она достаточно взрослая, чтобы понимать — чудес не бывает.
* * *
…Ей двенадцать, и она в первый раз убежала из дома. Отец и раньше бывал не прочь выпить, но никогда не напивался до такого… Похоже, смерть матери сломала его, но, проклятье, это же не повод лупить собственную дочь!
Шмыгнув разбитым носом, Бекки с ногами забралась на скамейку, уткнувшись лбом в колени. Ничего, скоро папа придет в себя, и все будет по-прежнему…
— Что с тобой, деточка? — добродушно интересуется усевшаяся рядом пожилая женщина.
— Упала, — сердито отвечает Бекки, коротко взглянув на непрошеную соседку.
— И не стыдно тебе? Небось, с мальчишками бегала, как сумасшедшая, или вовсе подралась. А девочкам так себя вести нельзя, девочка должна…
— Не трогайте меня, ладно? Я хочу побыть в тишине.
— Что это ты о себе вообразила? — возмущается старушка,- Порядочные девочки так себя не ведут. Ты должна слушать, что…
— Да ничего я тебе не должна, кошелка старая! — Бекки соскакивает на землю. — Нашлась тут училка! Своих детей воспитывай, а от меня отвяжись, дура!
Она убегает — неважно, куда, лишь бы прочь от этой несносной старухи, прочь от страха и боли. Она бродит по улицам до утра, когда голод заставляет ее выдернуть из кармана зазевавшегося пьяницы бумажник — почти пустой, но этого хватает на пару хот-догов. И это оказывается очень просто…
* * *
…Ей едва исполнилась тринадцать, но она уже знает две трети шпаны с Манхэттена в лицо и по кличкам и даже знакома кое с кем из боссов. Она — девочка на побегушках, изредка пробавляется воровством или таскает у мертвецки пьяного отца служебные бумаги. Правда, она редко бывает дома — когда отец трезв, он почти не замечает ее, когда пьян — беспощадно избивает, хотя всякий раз вытаскивает ее, когда она оказывается за решеткой. А это бывает все чаще — копам вечно нужен козел отпущения, чтобы продемонстрировать начальству, что они работают. А поскольку Бекки уже на плохом счету — она просто идеальна для этого, даже если и не сделала ничего.
Она редко бывает дома и ничуть не чаще — в школе, но все это ее уже не заботит. Она начинает привыкать к такой жизни…
* * *
…Ей пятнадцать лет, и она выглядит почти взрослой. Она научилась стрелять без промаха — отец частенько забывает про свой личный «Браунинг», и она этим пользуется. Правда, она еще реже бывает дома — но от побоев это не слишком помогает. Не отец, так копы, не копы, так уличная шпана, похотливо разглядывающая девчонку. Большинство, конечно, не рискует связываться с малолеткой, но кое-кого пришлось успокоить. Радикально — мысли о женщинах их оставили надолго…
…Звон ключей. «Выходи, мелочь, и скажи спасибо своему папаше». Бекки молча выходит из камеры, молча идет по коридору, выходит на улицу…
…- Мелкая дрянь! — отец успевает напиться за считанные минуты. — Мне осточертело тебя вытаскивать из-за решетки, в следующий раз там и останешься!
Все как всегда. Крики, зуботычины, пара ударов по ребрам ногой, когда она упала…
— Сучка, никакой благодарности! — пьяное животное, совсем недавно — целую жизнь назад — бывшее ее отцом, стягивает с нее джинсы.
…Он почти изнасиловал ее. Почти — только потому, что забыл, что он собирался сделать, да и вряд ли бы смог. Выругался, добавил пару оплеух и рухнул на диван, мгновенно заснув.
…Она не выдержала. Все чувства просто исчезли — как исчезает свет, уходя за пределы человеческого зрения…
Подняться. Взять «браунинг». Взять подушку. Бросить ее на грудь спящему и выстрелить в сердце. Собрать деньги, патроны, спрятать оружие под одеждой. Разгромить квартиру. И — прочь. Из дома. Из Нью-Йорка. Из страны…
* * *
…Ей шестнадцать. Или уже семнадцать? Она не обращает внимания на такие пустяки. Гораздо важнее другое — просто выжить. Выжить по ту сторону закона, где ничуть не безопаснее, чем в кратере вулкана…
…«Браунинг» решает спор не только в Кейптауне — в Лос-Анджелесе он ничуть не хуже. Она давно бросила считать убитых — знает только, что ее карьеры в Нью-Йорке и здесь хватит минимум на пожизненное, и потому собирается вообще убраться из Штатов. Прав был Умник, когда говорил, что она — кочевник, свирепый гунн… А ведь она тогда чуть было не застрелила его. Только все это уже ничего не значит — ни Умник, ни дьявольский Лос-Анджелес, ни даже Америка. Остались только потрепанный сухогруз — здесь и сейчас, и неведомый Роанапур — впереди. Как там говорил Умник — срывай день? Вот именно так она и живет, причем уже давно. Вчера уже нет, завтра может и не настать — остается только «сейчас» и «здесь»…
Бросив последний взгляд на исчезающий за горизонтом город, Реви ушла к себе в каюту. Еще одно мгновение стало прошлым…
* * *
…- Детка, ты — огонь! — Парень лениво потягивается. — Я тебя еще увижу?
Реви безразлично пожимает плечами. Какая ей разница?.. Случайные заработки, случайные связи — она не задерживается нигде. Срывай день… Она и срывает.
Вот и сейчас она забыла случайного любовника раньше, чем вышла из комнаты. У нее есть дела, а прошлое — прошло…
…- Так ты и есть Двурукая? — чернокожий атлет внимательно изучает ее из-под темных очков.
— А ты — Датч?
— Да. Я слышал, ты неплохо стреляешь?
— Тебе соврали. Я стреляю идеально.
— Ладно, посмотрим… И, если твоя стрельба меня устроит, получишь постоянную работу. Согласна?
— Согласна.
— Тогда — прошу на борт…
* * *
…Этот парень просто бесит ее. Какая жалость, что она не пристрелила его еще на «Меланезии», или на катере, когда ее скрутил Датч, или… Да когда угодно! Хотя, с другой стороны, перепить Двурукую — проблема, а ему это почти удалось… Да и потом он отличился, ничего не скажешь — неохота признавать, но без него они сейчас кормили бы рыбу у Палавана. И, что еще круче, этот парень чем-то приглянулся Балалайке, а это… Ха, это довольно редкая вещь.
А еще — и вот в это Реви и сама бы не поверила — на какое-то мгновение ей попросту стало жалко этого «белого воротничка», моментально превратившегося в столь же белую ворону в чужом для него мире…
— Кажется, я знаю кое-кого, кому пригодился бы матрос. Они перевозят грузы…
— И иногда нарушают закон. Знаю…
…Если бы сейчас кто-нибудь спросил Двурукую, зачем она позвала в команду этого японца, ответ был бы прост: «Да хрен его знает… Может, пригодится…» Но гораздо вероятнее, что вместо этого она просто прострелила бы любопытному колено…
* * *
…Она зла, как сто чертей, и никак не может понять, за каким, собственно, чертом Датч припахал ее к долбаной развозке, да еще и на пару с этим идиотом? Хотя…
Идиот-то идиот, но в церкви таки разрулил дело именно он. Вот еще бы он перестал демонстративно жрать и нести эту чушь…
«Чушь» изрядно бесила. Особенно — потому, что Реви не могла не признать, что кое в чем парень прав. Может быть… Но вот наезжать на нее это ему права точно не дает!
…Черт! А парень-то не промах… Выбить у нее пистолет мало кому удавалось, и этот ублюдок в хорошей компании…
— Не смей меня называть так! У меня есть имя — Рок!
— Я тебя действительно убью!
…Это был первый раз за всю ее жизнь, когда она не смогла выстрелить. Все, на что ее хватило — заехать по морде и наорать. А потом приперся Ватсап — и все веселье пришлось прекратить…
…- Рок, дай прикурить, — забавно, а ведь у них получился почти поцелуй. Затянувшись, Ребекка неожиданно подумала: и хорошо, что Рок выбил у нее пистолет. Даже у нее должны быть какие-то пределы, иначе она станет такой же, как ее отец…
* * *
…Она много психопатов встречала на своем веку, но такую… такого… Такое!.. Такое она видит в первый, и хорошо бы, чтобы и в последний раз.
Мало того, что эти близнецы из преисподней поставили на уши весь город, мало того, что перебили кучу народу — в конце концов, это здесь дело обычное — они настроили против себя Балалайку. И теперь, благодаря этой мелкой суке, чем бы оно ни было на самом деле, Балалайка недовольна еще и «Лагуной»…
Запустив окурок в угол, Реви принялась за новую сигарету. Черт возьми, да что там творится? Вот почему она не позволила пристрелить Эду, не послала куда подальше мелкую дрянь, а еще того лучше — не вышибла ей мозги и не вручила Балалайке?.. Сейчас сидела бы тихо-мирно в баре или у себя и не дергалась бы из-за того, что Рок торчит в кубрике с психом…
…Вот черт, да что это с ним?! Да он даже на «Меланезии» лучше выглядел…
Ворвавшись в кубрик, Двурукая со все силы заехала малявке в лицо.
— …Еще раз полезешь к нему — убью, — вот интересно, с чего это она такое сказала? Что с ней такое, что любая мысль о том, что с японцем что-то случится, бесит ее даже больше, чем он сам?..
* * *
…Она ожидала проблем с самого начала, после той перестрелки было бы глупо их не ждать — но это переходит все границы!
Это было весело — до того самого момента, как чертов идиот Рок оказался в плену у террористов. А после этого… Хорошо, что бумаги она забрала себе. Но, тем не менее, Рока надо вытаскивать, и совершенно не важно, что никакой разумной причины для этого нет — когда и что Двурукая делала по разумным причинам?..
…И, во всяком случае, налет удался, несмотря на обкуренного придурка-водителя и косноязычную идиотку Типа того. Постреляли, повеселились, спасли Рока, устроили гонки с препятствиями… И, самое главное, вовремя оказались на месте с товаром. Что еще нужно?..
…- Я больше не собираюсь спасать твою задницу, ты, придурок! Все затраты на твое спасение вычтем из твоей доли, а в следующий раз, если влипнешь — молись!
…Ага, как же… не собирается она его спасать… Уж себе-то могла бы и не врать, Двурукая…
…- Чтоб тебя!
* * *
…Она в ярости. В дикой, застилающей глаза, черной ярости, которую из последних сил удерживает под контролем. Потому, что на ее глазах избивают Рока. И потому, что она не может, не имеет права вмешаться. Потому что, стоит ей это сделать — и белобрысый недоносок, исколотый пирсингом, как последняя проститутка, схватится за оружие. Да, это будет последнее, что животное успеет сделать — но тогда начнется большая резня. Начнется раньше времени, а это будет катастрофой…
… — Рок, ты в порядке? Прости, что я не помогла тебе. Этот ублюдок…
— Все нормально, я знаю. Его целью была ты, а не я…
… — У тебя нервы, что стальные канаты, Рок. Ты сразу все правильно понял. Если бы я сейчас достала пистолет…
…Она видит, что Року больно — парня били со знанием дела. И она видит, как он старается не показать, насколько сильна эта боль, и кого-то другого он, несомненно, обманул бы. Но не ее, и она старается утешить — как умеет.
— Ты не волнуйся, Рок. Я его обязательно убью — во что бы то ни стало…
…И ведь сработало, надо же…
* * *
…Она… Нет, это не ярость. Это страх… Да, сейчас она может признаться хотя бы себе — она боится. За Рока. За этого чертова идиота, который вздумал сцепиться с Балалайкой, да еще и на ее поле…
И вот теперь она целится из двух стволов в Балалайку и Бориса, а безумная русская приставила ствол ко лбу Рока и готова нажать на спуск.
…- Давай успокоимся, сестрица… Ты же не хочешь, чтобы здесь случилась такая же бойня, как в день святого Валентина?..
… — Сестрица, если ты закончила, то отпусти его. У меня пальцы устают… — это правда, но еще больше она устала бояться за жизнь Рока, которому вздумалось позубоскалить под дулом пистолета. И — вот уж чудо — это и спасло им обоим жизнь…
… — Рок! — это самая настоящая истерика, но ей плевать, — у тебя дерьмо вместо мозгов!..
… — Нет, я не злюсь! Я вне себя от ярости! Если бы это был не ты, в твоей башке уже красовалась бы пара новых дырок!
— У меня к тебе просьба, Реви, — ну вот как на него злиться? — съездишь со мной в мой район еще раз?
…Ну вот как на него злиться?..
* * *
…Она предлагает ему уйти — для его же блага. И получает ответ…
— Реви… Забыла? Я уже мертв…
… — Я здесь не для того, чтобы вернуться. Я здесь для того, чтобы забыть…
…Она молчит. Она понимает Рока, даже слишком хорошо. Лучше, чем он сам. К сожалению… Ему не хватало решимости? Да нет, он давно все решил, вот только не знает, как сказать. Она, впрочем, тоже. И потому молчит. Ведь единственное, что она могла бы сейчас сказать — спросить: «Рок, ты что, в любви мне признаешься?»
Но она не спросит, а он не ответит — да и зачем? Все и так ясно…
* * *
…Она свихнулась, это точно. И она, и чертов самурай, ухитрившийся сломать ее пистолет — они оба свихнулись. Только так она могла объяснить хотя бы себе, почему она сейчас валяется на мостовой с мечом в голени…
…- Не болтай. Сейчас вытащу эту штуку. Будет больно, так что готовься.
…Больно — это еще слабо сказано. Она отчаянно стонет сквозь стиснутые зубы.
— Подними ногу, я остановлю кровь.
…Она повисает на нем, а он, почти обняв ее, все еще пытается вбить в голову этой девчонки Васиминэ хоть немного соображения. Безуспешно…
…- Рок, отвернись!
…Он не отвернулся. Он честно смотрел до самого конца. А потом, когда на первом же шаге Ребекка зашипела от боли, молча подхватил ее на руки и понес…
* * *
…Она все еще удивляется — как можно быть таким наивным? Казалось бы, этот японец должен был избавиться от своего идеализма, но нет… И, возможно, это к лучшему.
…- У тебя есть дурная привычка лезть в самое пекло, не думая о последствиях, особенно, если ты загораешься какой-то идеей… Но что, по-твоему, я чувствую, следуя за тобой?
…Да, действительно, что она чувствует? И что чувствует он?
… — Ты — серебряная пуля. Дорогая неукротимая пуля, способная убить любого монстра. Но воспользуйся ей неумело — и сам станешь добычей монстра…
…Она стоит перед ним почти обнаженной, но обоим нет до этого никакого дела. Она говорит «у нас», а не «у меня». Ее ответ очевиден для них обоих. Они выстрелят — и будь что будет…
* * *
…Она открывает глаза. За окном — гроза, и ослепительные вспышки молний выхватывают из темноты причудливо искаженные дождем силуэты домов, деревьев, машин и людей… И ее мыслей. Смутные, короткие и ослепительные, словно вспышка молнии, воспоминания. Мгновения ее пути…
— Реви? — ну вот, разбудила Рока…
— Все в порядке, — она поворачивается к нему, — наверное, гром разбудил… Спи, Рок.
— Только после вас, — при вспышке молнии она отчетливо видит, как он улыбается. — Спи, Реви. И забудь, что там тебе приснилось — все это ерунда. Мы дома…
…Дома… Интересно, как давно она последний раз могла сказать это? Лет десять назад, уж никак не меньше…
— Рок… — она снова поворачивается, устраивая голову на его плече.
— Ну чего?..
— Спасибо, что заставил вспомнить: есть на свете такая штука — дом… — закрыв глаза, она прислушивается к его дыханию, пока не засыпает.
И на этот раз ей не снится ничего.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|