Падение Роанапура (джен)

Окадзима Рокуро мертв. Мертв и похоронен под руинами Роанапура и в глубинах моей памяти… Я постарался, чтобы все, кто когда-то знал меня, уверились в том, что я мертв — и это было чистой правдой, потому, что я — не он. Я — Рок, по кличке Проповедник, которую получил, видимо, за остатки совести, а иногда меня зовут Рок-миротворец. Я почти забыл о том, каким был, но каждый раз, глядя на багровый закат над городом, который мы зовем не иначе, как Новым Роанапуром, я вспоминаю ту ночь. Ночь, когда Окадзима Рокуро умер, уступив место Року Проповеднику….

…Тот день был самым обыкновенным. Катер вернулся в Роанапур, доставив блондинку-фальшивомонетчицу с чемоданом фальшивых евро для Балалайки. Бенни, разумеется, стал на время ее присутствия малоадекватен, и за радаром практически не следил. Может, если бы не это, все бы сложилось иначе. А может и нет, да и какая теперь разница?..

Жаркий день сменился не менее жарким вечером, когда я, заглянув к Бенни за сигаретами, заметил приближающийся с северо-запада рой меток.

— Эй, Бенни, это что такое?

— Понятия не имею. Давай спросим Датча…

Босс сунулся к экрану, хмыкнул и почесал затылок.

— Похоже на бэттлбокс, — наконец, изрек он, — только откуда бы ему взяться? И в любом случае, стоит врубить двигатели. Мало ли что…

Я машинально взглянул на часы — двадцать три часа тридцать две минуты. Момент, когда время для меня остановилось…

Четыре эскадрильи американских B-52 и четыре — русских бомбардировщиков «Бэкфайр». Показательная порка, устроенная ООН…

Первые бомбы упали раньше, чем Датч успел выбраться из отсека.

Ослепительная вспышка разорвала горизонт. Тяжелый удар грома, докатившийся несколько секунд спустя вместе с порывом ветра, а затем взрывы слились в непрерывный грохот.

В этот момент до меня дошло, что Реви отправилась в «Желтый флаг». А значит… Я сорвался с места, выскочил на палубу, перепрыгнул на берег и с места в карьер погнал машину в город.

Вокруг творился сущий ад, и мне оставалось только уворачиваться от несущихся навстречу машин и падающих обломков, да молиться, чтобы бар не накрыло или чтобы Двурукая успела оттуда выскочить…

Успела. Она неслась мне навстречу, и я ударил по тормозам, так что машину занесло.

— Быстрее! Боже, что с тобой?!

— Похоже, перелом, — она остановилась, тяжело дыша.

— Дай-ка сюда, посмотрим… — я взял ее за руку, осторожно подвигал, — нет, кость цела, просто ушиб.

Рука слушалась плохо, и я соорудил перевязь из галстука для пострадавшей конечности. На все ушло не больше тридцати секунд, и машина снова рванула на предельной скорости — на сей раз к порту.

— Рок, — вытаскивать оружие правой рукой из кобуры справа не слишком удобно, но Двурукой это удалось, и теперь она протягивала ствол мне, — держи, с двумя мне пока не справиться.

Секунду поколебавшись, пистолет я все-таки взял. Несмотря на то, что стрелком был весьма посредственным — мне и сейчас далеко до Реви или Балалайки…

Город горел — похоже, кроме фугасных бомб в дело пошли и зажигательные, и пожар грозил отрезать нас от порта — и это не считая паникующих горожан… Тем не менее, нам удалось прорваться к причалу, я бросил машину и, поддерживая девушку, вскарабкался на борт. Датч, только этого и ждавший, немедленно дал полный ход и катер помчался прочь. «Лагуна» была отнюдь не одинока — все, что могло плавать — от сухогруза до рыбачьих джонок — стремилось оказаться подальше от Роанапура. Но, как выяснилось, всех нас ждал крайне неприятный сюрприз…

В нескольких метрах от борта вырос фонтан, а спустя пару секунд на нас обрушился душ горячей воды и осколков.

— Все вниз! — закричал Датч, сваливая катер в какой-то невероятный разворот, — пятидюймовка!

— Вижу цели, надводные, три… Нет, четыре… Дьявол! — Бенни был не в себе, — да их тут десяток!

Действительно, десять, если не больше фрегатов блокировали Роанапур с моря. Кто-то очень не хотел, чтобы из города удалось уйти хоть одному человеку, и конкретно нам перекрыл дорогу тайский фрегат — «Наресуан», если я правильно прочитал его бортовой номер. В тот момент, когда я опустил бинокль, фрегат снова выстрелил, отправив на дно один из трех полицейских катеров. Оставшаяся пара рванулась вперед и в стороны, открыв огонь — без малейшего результата. Зато у нас кое-что было…

— Датч, как только я скажу — рванешь прямо на фрегат, — я щелкнул тумблерами. К счастью, приборы управления торпедной стрельбой работали…

— Полный вперед! — я краем глаза успел заметить, что один из катеров полиции горит и его несет прямо на нашу мишень, а затем во всем мире осталось только три цифры: курсовой угол, скорость, дистанция. Угол, скорость, дистанция… Еще чуть-чуть… Пуск!

Оставшиеся две торпеды вырываются из аппаратов, я кричу:

— Полный назад!

На несколько секунд «Лагуна» застывает на месте, а затем торпеды достигают цели. Одна попадает в горящий катер, пробивает днище, но не взрывается, отбросив катер к «Наресуану». Вторая — ровно четыре секунды спустя — попадает в нос фрегата и срабатывает. От взрыва детонируют вторая торпеда, что-то на катере и — судя по вспышке — снаряды в погребах корабля.

Так или иначе, но фрегат затонул, оставив брешь, в которую и рванулся весь сброд из горящего Роанапура, вырвавшись, наконец, на волю. Проскочив масляное пятно на месте гибели тайского корабля, Датч, после серии диких зигзагов погнал катер по прямой, затем заглушил двигатели, и вскоре наш катер растворился в сгущающейся ночи.

На подкашивающихся ногах я выбрался на палубу. Над горизонтом плясало зарево горящего города, изредка, словно отдаленный гром, доносились взрывы... Мелькнула мысль — мы неожиданно далеко ушли, без бинокля не разобрать, что творится на месте атаки. Но бинокль остался внизу, а затем я и вовсе забыл про него. Потому что увидел Реви.

Она стояла на корме, вглядываясь в далекий пожар, и никак не отреагировала, когда я ее окликнул.

— Реви? — повторил я, подходя к ней, — что с тобой?..

И осекся, когда она обернулась. Такого я не видел и не хотел бы увидеть никогда.

Пустые, мертвые, словно обугленные глаза. Прокушенная губа. Слезы, незамеченными стекающие по щекам…

— Что со мной? — голос, столь же мертвый, что и глаза, — это была вся моя жизнь — этот город… А теперь его нет… Нет ничего. И нас можно считать покойниками — всех. Нет у нас шансов, ни малейших! Нас найдут — не сейчас, так утром, — и прибьют, а мы и дернуться не сможем! Да ты вообще хоть о чем-то думал, когда притащил меня сюда? Уж лучше бы я сдохла в Роанапуре! А теперь?!

Я опустился на палубу, привалившись спиной к настройке, закрыл глаза.

— Знаешь, Реви, очень трудно думать о чем-то, когда ты только что спровадил на тот свет полторы сотни человек за раз, — сказал я, — так что дальнейшее меня пока мало волнует… Да и тебе лучше бы успокоиться.

Руки тряслись настолько, что извлечь нужную сигарету из пачки мне удалось с большим трудом. Увы, но пришел момент, для которого она предназначалась… Кое-как прикурив, я затянулся, протянул сигарету севшей рядом девушке и позволил каннабису затянуть измученный мозг дымкой забвения…

Проснувшись, я неожиданно понял, что чувствую себя гораздо лучше. Жизнь продолжалась, рядом свернулась калачиком Реви, мерно покачивался на волнах катер, солнце играло на ряби… И только Окадзима Рокуро был мертв. Осторожно, чтобы не потревожить девушку, я заложил руки за голову и стал размышлять… Все-таки самураи были правы — мертвому нечего бояться. Кто я теперь? Рок, пират, бродяга без дома и без имени. Все, что у меня осталось — катер да экипаж, и куда нам теперь? Из тьмы во тьму, по одному? Рок… Помнится, Балалайка говорила, что по-русски «рок» — судьба? Что ж, пусть будет так…

— Рок? — Реви приподнялась на локте, — ты как?

— Терпимо…

— Что дальше-то?

— Пока не знаю, но для начала послушаем, что скажет босс. Наверняка у него есть план и на такой случай…

— Вы в порядке? — из люка высунулась Джейн. Выглядела фальшивомонетчица помятой, но целой и даже не слишком напуганной, — Датч зовет в кают-компанию.

— Пойдем, — я поднялся и протянул руку Реви. Вместо того, чтобы послать меня к черту, девушка приняла помощь — и, честно говоря, мне это не понравилось. Это значило только одно — ей плохо….

Извлекая из тайника в кресле блокнот, Датч бросил на нас взгляд через плечо. Хмыкнул, увидев, что Реви так и не выпустила мою руку.

— Идем в Порт-Блэр, — сообщил он, — заберем Бориса и двинемся в Бирму.

— Как он там оказался? — удивился я.

— Его не было в городе, когда произошел налет, — босс помахал листом бумаги, — кстати, отель «Москва» эвакуировался почти без потерь. Балалайка советует посмотреть новости.

Новости оказались не из лучших. «Контртеррористическая операция» — вот как эта резня была представлена для всего мира. Тайная база террористов, мировая столица наркоторговли… До сих пор не знаю почему, но последнее меня особенно обидело. Мы, конечно, наркотиками не брезговали, но не до такой же степени…

Одновременно с этим по всему миру прокатилась волна арестов — в лучшем случае, а часто можно было увидеть что-нибудь вроде «оказали упорное сопротивление и были уничтожены». Победа над международной преступностью… Вот только победители, похоже, готовы передраться над трупом, который, к тому же, и не труп вовсе… Потери международных сил… И таки это действительно был «Наресуан», столкновение с патрульным катером, как же. Впрочем, если на этом все и сойдутся, я только буду рад (на наше счастье, так и случилось — до сих пор о нашей роли в этой истории знают очень немногие). Впрочем, были и хорошие новости — например, Интерпол не добрался до счетов «Лагуны», да и в розыск нас не объявили. Значит, еще подергаемся…

Проверив наши координаты, Датч развернул катер на северо-запад и включил двигатель. Экономическим ходом нам идти почти сутки…

…Когда мы остались вдвоем, я спросил:

— Можешь сделать одну вещь?

— Какую?

На стол ложатся перечеркнутая фотография, паспорт, часы и тонкая пачка денег — в основном, батов.

— Отправь, пожалуйста, все это моим родителям. И напиши письмо — патетически-трагичное, трогательное и можно даже глупое — про то, что их младший сын погиб, а это — все, что осталось из его вещей.

Довольно долго Двурукая смотрела на меня. Молча. Затем спросила:

— Ты окончательно свихнулся?

— Нет, — мгновенная горькая усмешка, — просто умер. Как и все мы… Ты была права…

Снова молчание.

— Я сделаю.

— Спасибо.

Вечером она появилась в моей каюте с листом бумаги.

— Читай.

Я взял письмо и принялся читать. Что ж, это вполне пойдет. Коротко, сумбурно и не слишком понятно. Убрав бумагу в конверт, я запечатал его и бросил на стол. В порту брошу в ящик — и все, прощай, Япония…

— Рок, — Реви уселась на край моей койки, — я все равно не понимаю, зачем ты это сделал.

— Несколько лет назад, — начал я, — я написал письмо, в котором сообщил , что жив, но вынужден скрываться. В общем-то, чистая правда, не находишь?.. Я просил родителей и брата не разыскивать меня, но знаю, что брат этой просьбой точно пренебрег — к счастью, безуспешно.

— Откуда?

— Твоя «сестра». Ну и Бенни, естественно… Так вот, я хочу, чтобы меня даже не пытались искать. Нет никакого Окадзимы, понимаешь? Сдох, взлетел на воздух вместе с тем фрегатом… Чистый лист…

Я замолчал. Ни тогда, ни сейчас я не знаю, как все это можно было объяснить, но Реви поняла. И не сказала ни слова, за что я ей был благодарен. Молча разулась, вытянулась рядом со мной. Наконец, сказала:

— Знаешь, Рок, ты действительно изменился. Иногда я даже боюсь тебя…

— Не стоит, — протянув руку, я распутал шнурок, стягивавший ее волосы, — честно, не стоит. Я — все тот же Рок, которого ты вытаскивала из неприятностей, только я, наконец, научился стрелять…

…На то, чтобы пройти Андаманское море с одной остановкой, у нас ушло двое суток. Этого времени нам всем хватило, чтобы прийти в себя, и когда «Черная Лагуна» пришвартовалась у частной пристани в пригороде Пантейна, Двурукая вновь была все той же бешеной Реви. Моей бешеной Реви. И любому, кто в этом усомнится, придется иметь дело либо с ее «Катлассами», либо с моим «Бульдогом», а скорее всего — со всеми тремя стволами разом… И тогда, и теперь, разве что револьвер поменялся на русский ПСМ…

Нас ждали — на пристани, только что не обнявшись, стояли Чанг и Балалайка, напряженно высматривавшие непонятно что — хотели удостовериться, что мы живы, что ли? До сих пор не знаю, да, по правде сказать, не слишком и хочу знать. Все это неважно…

— Так вы действительно пустили ко дну тайский фрегат? — спросила Балалайка, когда мы оказались в ближайшем приличном (с нашей точки зрения) баре.

— Вообще-то, это был Рок, — ответила Ребекка, и русская взглянула на меня с нескрываемым удивлением.

— Это правда?

— Да, — я кивнул, — и я бы не отказался от еще четырех торпед и парочки стволов посерьезнее, чем наши нынешние.

— Двадцатимиллиметровая пушка и все бумаги вас устроят?

Мы переглянулись.

— Более, чем, — ответил Датч, — и торпеды — не одному Року не нравятся новости.

— Все будет, — Балалайка затянулась, стряхнула пепел с сигары и продолжила:

— Поскольку мне, во-первых, не хотелось терять вашу помощь, я присмотрела несколько домов у гавани — посмотрите, какой вам подойдет, и купите, а если не хватит денег, можете обратиться ко мне.

— А во-вторых? — подозрительно осведомился негр.

— На ближайшие несколько лет нам придется отказаться от дележа этого города, — ответил за нее Чанг, — придется начинать все сначала, а значит — всем нам придется держаться друг друга против местных. Особенно учитывая, что Церкви Насилия больше нет.

— Жаль… — протянул я, — как это?

— Управляемая бомба, — вздохнула Балалайка, — прямо в их знаменитый бункер. Кто-то, похоже, сдал их, и я очень хотела бы знать, кто….

— Я тоже, — прошипела Реви.

Я только кивнул. Не сказать, чтобы я особенно ладил с этими святейшими гарпиями, но на их запасы оружия всегда можно было положиться Да и лишние стрелки, тем более — такие, не помешали бы…

— Так или иначе, мы с этим разберемся, — тон русской не предвещал ничего хорошего доносчику, кем бы он ни оказался, — а пока поговорим о ближайших делах. Наши команды здесь оказались первыми, так что…

— Я в ваших разборках не участвовал и не собираюсь, — Датч отставил стакан, — оставим все, как было.

— Датч, здесь не Роанапур. Вольницы не будет — пока, по крайней мере. Да и вообще, пора уже следовать принципу «не гадь там, где живешь». Иначе опять нарвемся.

— Значит, тут только легальный бизнес?

— В основном. Благо, кое-какие связи у меня тут имеются…

— Где их у тебя нет?

Вместо ответа Балалайка извлекла из кармана пухлый конверт.

— Ваши документы. Разбирайте, вы теперь граждане Бирмы. А теперь — о деле. Нам необходимо выработать новую стратегию, и у меня есть кое-какие наметки…

Мы проговорили до темноты, прервавшись только на то, чтобы связаться с владельцем одного из домов, которые приглядели для нас русские, и купить этот дом. Причем все это — не выходя из бара. Нам многое нужно было обсудить, и еще больше — распланировать, но, наконец, все было решено. Мы расстались, оставив друг другу новые телефонные номера и договорившись, что Джейн будет работать под покровительством Балалайки, но на всех, кому потребуются фальшивки.

На улице Балалайка пристально посмотрела на Реви, затем на меня и подняла бровь. Реви кивнула. Я не стал вмешиваться в эту пантомиму…

По дороге к нашему новому дому — в двух шагах от причала — я услышал, как Датч насвистывает какую-то мелодию. Само по себе неожиданно, а мелодия, к тому же, была удивительно знакомой, но узнать я ее не мог никак…

— Пришли, — босс остановился и принялся искать ключи, — действительно, неплохой домик. И кондиционер в наличии…

Мы вошли, бросив вещи прямо на пол. Разбирать их и разбираться с новым домом — все это завтра, а сейчас мы слишком вымотаны, чтобы думать о чем-то еще, кроме одного: расползтись по комнатам и завалиться спать… Или спать — в зависимости от смысла, который вы в это слово вкладываете…

— Знаешь, Рок, — сказала Реви, устраиваясь на моем плече, — с завтрашнего дня я учу тебя стрелять.

— Ага… — я зарылся лицом в ее волосы, — все, что ты захочешь, Македонская…

…Постепенно мы обжились в этом городе. За месяц или около того собрались многие выжившие — их оказалось больше, чем я думал. Дела постепенно наладились, мы привыкли играть по новым правилам и, в общем, устроились неплохо, хотя и хуже, чем в Роанапуре. Конечно, с былой вольницей пришлось распрощаться, и я, как ни странно, иногда жалею об этом… С другой стороны, почти наверняка настанет день, когда нам придется снова уходить — туда, где законы вне закона, где мы снова сможем вести дела, не оглядываясь каждый раз на полицию. Но, надеюсь, это будет не скоро…

Впрочем, это неважно. Мы живы, и мы вместе. Я и Реви… «Лагуна» по-прежнему мотается по всему миру, Балалайка с Чангом то дружат против кого-нибудь, то цапаются, в баре «Тропик Рака» каждый вечер затевается драка — жизнь идет своим чередом. Для всех нас, кроме Окадзимы Рокуро, но какое дело мертвым до живых, а живым — до мертвых? И какое мне дело до него? Я — Рок, по кличке Проповедник…

…Француженка настороженно смотрит на нас. Ее можно понять — вряд ли богатенький антиквар из Парижа привыкла к компании подонков вроде нас. Мне она тоже не внушает доверия, но это в нашем деле не главное…

— Вы достали его?

— Да, — я извлекаю из рюкзака сверток и аккуратно разматываю ткань. На свет появляется длинный прямой кинжал в некогда позолоченных ножнах, осторожно, он в смазке.

Надев перчатки, девушка извлекает оружие, тщательно изучает каждую деталь.

— Архаичный яванский крис сапукал, седьмой век… Да, это именно то, что я заказывала. Двадцать тысяч ваши.

— Тридцать.

— Но договор…

— Договор, — наклонилась к ней через стол Реви, — не предусматривал банду чертовых психов с черепами на этом кладбище.

Девочка немедленно сделалась еще более круглоглазой, в основном, видимо, из-за пистолетов. Кажется, она достаточно ошарашена, и я вмешиваюсь:

— Мы столкнулись с собранием агхори. По всей видимости, они намеревались совершить какой-то ритуал на этом кладбище и были, мягко говоря, недовольны нашим появлением. В договоре, между прочим, оговаривалось, что мы вправе увеличить плату в случае форс-мажорных обстоятельств… В принципе, если вам не нужен этот кинжал, мы всегда сможем его продать.

— А если я возьму его и выйду отсюда? — судя по ее лицу, японец в потрепанных джинсах и рубахе от британской тропической формы потерял все очарование. А ведь как увивалась…

— Вы не новичок в этом бизнесе…

Она и впрямь не новичок. Поджала губы, но отсчитала еще двадцать банкнот и бросила их на стол — поверх конверта.

Я неторопливо пересчитываю деньги. Тридцать тысяч евро, все правильно.

— Мы в расчете, — я потянулся за телефоном — доложить Датчу, что все готово

Француженка снова завернула кинжал, убрала его в футляр, а футляр — в сумку. Встала и неожиданно сказала:

— Знаете, месье Рок, я не понимаю. С такой манерой вести дела, как у вас, почему «Лагуна» не базируется где-нибудь в Африке?

Отчетливо вообразив, что сказал бы на это босс, мы с Реви переглядываемся и хором произносим его коронную фразу:

— Это Восток, детка. Отсюда не уходят.