Название отсутствует (джен)

22 декабря 2012 года, 49 градусов, 9 минут южной широты, 126 градусов 43 минуты западной долготы

Летом Тихий Океан, как правило, оправдывает свое название. По крайней мере, сегодня.

Небольшое судно с вынесенной над кормой стрелой мерно покачивается на волнах…

— Долго там еще, Джек?

— Свесив голову с шезлонга, Джек смотрит на часы:

— Да уже и пора бы. По идее, они должны были всплыть минут пять назад…

— Может, случилось что?

— Ага, случилось — проф очередную рыбину углядел. Да не дергайся ты, Алекс — часовой механизм, если что, сам отцепит груз минут через двадцать. Всплывет, никуда не денется…

И оба возвращаются к блаженному ничегонеделанью. Вот когда батискаф всплывет…

Маленький оранжевый батискаф появился из воды точно в срок, отмеренный часовым механизмом, и Джек с Алексом немедленно спустили лодку.

— Что-то тут не так… — заметил Алекс, и его напарник с ним, в кои-то веки, согласился. Аппарат всплыл слишком далеко от судна, на вызовы по рации никто не отвечал, да и профессор, вопреки своему обыкновению, не спешил распахнуть люк и выскочить из тесного нутра крохотной субмарины, топорща бороду.

Запрыгнув на корпус, Джек постучал по люку, а затем, тихонько ругнувшись, ухватился за затвор. Оборот, второй, третий — и он заглядывает внутрь:

— Эй, профессор, вы в порядке? Или подшутить… Боже! Алекс, скорее сюда!

Профессор Хадсон был мертв. Он сидел, вцепившись в рычаги управления, и на его лице застыл дикий, невыразимый ужас. Одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы обеспечить самого крепкого человека кошмарами на всю оставшуюся жизнь.

Прибывший спустя несколько часов на патрульном гидросамолете врач заключил, что смерть профессора Хадсона наступила в результате остановки сердца, спровоцированной сильнейшим стрессом…

12 прериаля 3278 года Великой Эры, университет Теночтитлана

— Значит, вы обнаружили это в южной части Пасификады? — профессор Амару постукивал по голодеку, и прибор сменял картины странного сооружения, — похоже на город. Странный, неправильный — извращенный, я бы даже сказал… Но, вне всякого сомнения, это город. Скажите, Родгейр, он вам ничего не напоминает?

— Боюсь, что нет.

— А мне напоминает… — несколько движений — и на экране появились руины заснеженного города под звездным небом. Нечеловеческого, зловещего города…

— Что это?

— Это, дорогой мой Родгейр, Плутон. Те самые руины, которые обнаружил Штюммер, и где он погиб. А через несколько дней «Экзекутор» выжег это место залпом тахионных пушек… А еще нечто подобное есть на Кадии… — профессор, казалось, ушел в себя. Затем снова заговорил:

— Повторить этот фокус мы, конечно, не можем. Но если собранные вами данные не содержат ошибок…

— Профессор, эта штука убивает все живое уже в километре от себя. Наша пси-защита едва устояла.

— Значит, Саркофаг. Пусть тот, кто спит в этом городе, ожидая своего часа, не сможет воззвать, когда этот час придет И запомните, Родгейр — если вам не повезет столкнуться с чем-то подобным — уничтожайте это без раздумий, а если планета заселена — изолируйте. Не мертво то, что в вечности живет — со смертью Времени и Смерть умрет…

Дата неизвестна, юг Панпасифика

Три человека стоят на титанической адамантиевой плите. Три огромных фигуры в доспехах — золотом, черном и белом.

— Это здесь, — воин в золотых доспехах остановился.

— Что это? — спросил его спутник, облаченный в белый доспех, разглядывая плиту под ногами.

— Часть Саркофага — грандиозного сооружения, в котором заточен целый город — и этот город должен оставаться заточенным вечно — пока существует Вселенная. То, что заточено там, старше не только человечества — оно родилось тогда, когда нашей Вселенной не существовало, и переживет ее, как пережило уже не одну и не две вселенные.

— И для чего же ты привел нас сюда, Отец? — задает вопрос воин в черной броне.

Молчание.

— Иахэн и Боэс, — начинает, наконец, тот, кого назвали Отцом, — я должен был бы предоставить вам выбор, но его нет и у меня самого. Вы возведете здесь две крепости, и ваши Легионы будут до скончания времен охранять Саркофаг, дабы ничто не могло ни войти в него, ни покинуть. И даже если сами правители Хаоса будут штурмовать Терру, вы не тронетесь с места, если только они не прорвутся сюда. Ибо тот, кто, мертвый, спит здесь, не должен пробудиться никогда.

— Что ж, похоже, выбора и впрямь нет, — прислушиваясь к пустоте, Иахэн указал на юг, и по белоснежной броне скользнул блик, — я возведу цитадель у того края.

— А я — прямо здесь, — черная броня Боэса почти неразличима в полумраке.

— Да будет так! — провозгласил Император, и само небо содрогнулось от мощи, вложенной в эти слова…