Сектантка и тёмный сталкер (гет)

Солнце садилось. Его край едва виднелся над крышей многоэтажки напротив. Почти ясное после Выброса небо рассекали рваные клочья облаков.

Толстые ветви «Лозы», по которым плавно скользила химическая «Комета», обвивали оба дома. Когда аномалия подлетала к укрытому тенью балкону, в её неверном зелёном свете сверкали оптический прицел и пронзительные жёлтые глаза тёмного сталкера.

Стронций сидел рядом с замершей на позиции «монолитовской» снайпершей. Её звали Обречённой, и именно тёмный сталкер напомнил ей прозвище.

Лицо девушки походило на безжизненную маску, в бесцветных глазах никогда не отражались эмоции. Стронций помнил её до того, как она, наплевав сначала на предупреждения, а затем — и на его мольбы не совершать роковой ошибки, ушла к Монолиту. В отличие от многих, она вернулась живой, но навсегда лишилась собственной воли.

Стронций не мог забыть её последнюю улыбку, когда Обречённая прощалась с ним перед походом к Монолиту. Он и рад был бы пойти с ней, но ранение не позволило. Хромая, он нагнал её в баре «Сталкер» и, отдавшись порыву, прижал к себе.

— Прислушайся, прошу... — прошептал Стронций. — Монолит — бред. Ты сгинешь там. С ЧАЭС обратной дороги нет, это билет в один конец!

— Слишком многое поставлено на карту. Я не могу отступить сейчас, — вздохнула Обречённая. — Хотела бы остаться, но... Прости.

Тепло улыбнувшись напоследок, она скрылась за дверью... Стронций чувствовал, что больше не увидит её прежней — и оказался прав. И вот, спустя месяц, сидя с ней на балконе верхнего этажа, он смотрел в пустые, лишённые выражения глаза.

— Я должен был удержать тебя тогда... — сокрушённо проронил Стронций. — Скажи честно, ты слышишь Монолит?

— Его голос отдаёт нам приказы, — механически ответила Обречённая.

Тёмный печально вздохнул. Зомбированную сектантку не переубедить. Сердце разрывалось от боли, он не мог смотреть на безучастное лицо Обречённой.

— Что эти уроды с тобой сделали... — едва слышно прошептал Стронций.

Из головы не шли их частые разговоры. Раньше они могли долго сидеть у костра вечерами, иногда даже молча, просто наслаждаясь мгновениями спокойствия. После похода Обречённой к Монолиту Стронций по-прежнему оставался с ней на посту. Она говорила мало, да и то — в основном, о своей вере, и никогда — о прошлом.

Стронций мечтал вернуть всё на круги своя, но такие повреждения психики и облучение нервной системы необратимы. Сталкерша навсегда стала пленницей своих иллюзий, очередной пешкой в руках «О-Сознания». Стронций не смог вразумить её.

Он до последнего надеялся, что она не забыла вспыхнувшего между ними огня, но натыкался лишь на мёртвый взгляд. Даже ранящий холод не причинил бы страданий страшнее, чем гнетущее чувство вины: не уберёг, и потому рядом с ним теперь сидела бездушная кукла.

Минут пятнадцать оставалось до боя — быть может, последнего для обоих. Уже грохотали выстрелы на окраине Припяти. С Радара шли «неверные», как называли их «монолитовцы». Обречённая не боялась смерти, и Стронций не собирался оставлять её на позиции одну. Даже если им суждено погибнуть здесь, он не повторит своей ошибки.

Обняв Обречённую, тёмный пообещал:

— Я останусь с тобой до последнего...