Личности (джен)

— Звать-то тебя как? — строго вопросил Василий.

— Дык Федором.

— Отлично, Федор. Что умеешь? К чему годен?

— Дык могу копать. Могу не копать.

— Еще что?

— Дрова рубить могу.

— А можешь не рубить?

— Могу и не рубить.

— Прекрасно, Федор. Будешь отвечать за хозяйственность тела.

— Вась, а мы не погорячились? Вон ведь еще сколько вариантов… — тихая Лиля с сомнением посмотрела на личность по имени Федор. — Грубоват он все же.

— Да ладно тебе, веселее же так. А то наберем однотипных личностей, и куда потом? Ни один психиатр не разберет, спишет на шизофрению. А так — стопроцентное раздвоение личности.

— Тогда уж размножение, — хихикнула Лиля, покраснела и потупила глаза.

— Ладно, кто там у нас на дежурстве?

— Вроде Сереженька был…

— Вот черт! Он же опять тушку конфетами обкормит! А я потом болей! Или ты…

— Да пусть его, ребенок все же… После него почти все становится можно, — Лиля разулыбалась во все тридцать два. Она вообще была добрая и улыбчивая — пожалуй, самая дружелюбная и мирная из личностей хрупкого тела, которое природа наградила редким, почти мистическим недугом. Впрочем, насчет мистики доктор Фрейман все же сомневался. Он был склонен утверждать, что Лиля, Василий, Сереженька, Джон Докс и еще некоторые, до сих пор не представившиеся ему, но бодро хулиганившие личности являлись всего лишь результатом тяжелых переживаний его пациентки, значившейся в документах как Мария Сколкина.

— Я не хочу туда больше! — рыдал навзрыд Сереженька. Обещания мармеладок, игрушек и просто «пойдешь гулять в парк» уже не действовали.

— Сереж, малыш, что опять случилось? — Лиля, усадив его к себе на колени, пыталась кое-как успокоить.

— Они меня ле-э-э-э-эчат! — уткнулся в ее плечо Сереженька.

— Чем лечат, малыш?

— Невку-у-у-усным!

Лиля вздохнула, подняла на Василия грустные голубые глаза. Тот лишь развел руками.

— Может, пару недель без Сереженьки побудем? — спросила она робко.

— Ну может, — хмуро кивнул Василий. — Нехорошо без него. О нем все-таки больше заботятся. Да и влезть он много где может.

— В принципе, с нынешней репутацией мы все можем… много где…

— Это да. Но все же…

— Ладно… Сереж, дитя мое, — Василий, как обычно, смутился: он не умел разговаривать с детьми, — ты конфетку хочешь?

Сережа нервно дернулся и замотал головой.

— Тогда прямо: две недели сидишь тут, никуда не ходишь. Согласен?

Сережа улыбнулся, демонстрируя дырку от выпавшего молочного клыка, и закивал.

— Вот и хорошо… Лиль, надо бы опять смены сделать.

— Со сменами хуже действует. Мы становимся предсказуемы.

— Хм. Тогда я опять забыл, кто дежурит.

— Мария и дежурит.

— Основная?! Кто пустил?!

— Да ты же сам вчера разрешил ей жребий тянуть. Она и вытянула. Повезло новичку.

— Ах да! Чертова память! Как думаешь, этот старый еврейский доктор сможет мне ее подлатать, если я почаще буду к нему являться?

— Вряд ли. Мне же ревматизм не вылечил. А я у него сутками сидела.

— Да ревматизм в костях, дуреха ты! А тут — память, мозг! Как раз та часть, которой Фрейман и занимается.

— Так он мне и мозг, в смысле, мигрень не вылечил.

— Да?

— Да.

— Плохо-то до чего. Позови-ка всех, надо бы поскорее смену запустить.

Вокруг кепки с бумажками собрались личности. Всего их было десять, но основная, Мария, как раз в эту минуту общалась с врачом, а Сереженька был временно отстранен, поэтому только восемь готовы были в любую секунду вытянуть заветную бумажку: Лиля, Василий, вроде как моряк Джон Докс, новичок Федор, склонный к истерии Саша-Саша, помешанная на спиритизме Клеопатра Петровна, заносчивая Карина и наивная, глупенькая Юленька.

— Мы собрались здесь, дамы и господа… — начал было Василий, но тут же сам себя перебил: — э, да берите уже.

Восемь рук разом рванулись к кепке, сцепились, передрались, кое-как распутались, и каждая со своей бумажкой вернулась на место.

— Опять я, — повела плечами Карина. — Между прочим, я вчера была.

— А я однажды пять раз подряд была, — парировала Лиля. — Иди. Доктора только больше не соблазняй.

— Нужен он мне. Старый пень.

Карина отправилась на дежурство, а остальные медленно разбрелись по своим делам.

— Гнал бы ты ее, — негромко шепнула Лиля Василию, когда они остались одни. — Завалит все дело.

— Не надо. Она внимание отвлекает.

— Хочешь, я буду отвлекать? — Лиля откинула назад голову, чуть приоткрыла розовые губки, глядя снизу вверх на Василия.

— Тогда я завалю все дело, — усмехнулся Василий и облизал губы. В глубине темных глаз мелькнуло ненужное на данном этапе желание. Он быстро моргнул: надо закончить дело. Потом можно будет пуститься в загул. Может, даже переселиться вдвоем в супружескую пару, каждый в своего супруга. Он как раз приметил кое-кого из знакомых Марии…

— Ты не думал про Фёдоровых? — тихо, прищурившись, поинтересовалась Лиля.

— Как раз о них… Аж не верится: столько друг друга знаем, что и мыслить стали одинаково…

— А я, кстати, не прочь опробовать тело Бориса Львовича…

— Ну я знал, что ты извращенка, но не до такой же степени, — делано возмутился Василий, прикидывая, как он сам уживется в роскошных формах Анастасии Николаевны Фёдоровой.

Друг от друга их отвлек звон битой посуды.

— У нас же нет посуды, — моментально среагировал Василий.

Лиля кинула на него встревоженный взгляд и рванула на звук.

И точно: осколки очередного нерва Марии Сколкиной рассыпались, угрожая босым ногам глупенькой Юленьки. Карина, наверняка довольная выходкой, тут же была охарактеризована Василием в самых красочных выражениях.

— Совсем с ума посходили, — ахнула Клеопатра Петровна. — Базиль, друг мой, — она взяла под руку Василия, — позволь в следующий раз я пойду, без жребия. Все-таки я имею право… по возрасту… по редкости дежурств…

— А тут ты права, Петровна, — усмехнулся он, высвобождая локоть, — но, боюсь, коллектив не поймет. — Он хлопнул в ладоши трижды. — Господа, следующая жребьевка через полчаса! Мне не нужны лишние проблемы с нервной системой.

Джон Докс, довольный, будто выпивший бутылку рома, рванул на дежурство.

— Фух. Единственные порченные нервы теперь будут только у Фреймана — выдохнула Лиля.

— И у меня, — всхлипнула Мария. Она так редко позволяла себе высказаться в компании агрессивных пришельцев, что они разом посмотрели на нее с удивлением.

— Да бросьте, дамочка, — Василию не понравилось, что она посмела вставить три слова. — Вас, если кто и нервирует, так только Фрейман. Не будь его, мы бы давно от вас отвязались.

— Сказали бы по-человечески, что вам нужно.

— А мы говорили.

Мария вскинулась, глаза ее сверкнули.

— Черта с два! Я пообещала сохранить ее — я ее сохраню!

— Ее храните не вы. Ее хранит ваш муж. Что вам стоит…

— Это стоит мне чести, совести и жизни мужа.

— Вы преувеличиваете.

— Ха! Как бы не так! Он предупреждал меня, что…

— Не хотите миром? Как хотите. — Василий вдруг резко устал. Черты лица в один момент стали резкими, глаза потемнели. — Федор, копать не надо, а вот связать и придержать капризницу — вполне.

Мария, словно обессиленная последним порывом, лишилась чувств.

— Слабоватенькая мадам, — ухмыльнулся Василий. — Лиля!

— Что?

— Следующая идешь. Надоело мне все. Только смотри: если я узнаю, что ты понравилась скоту Сколкину больше, чем законная жена…

— Не волнуйся. Я уже знаю, где у Фреймана лежат наркотики. Этого мне хватит.