О больших потерях (джен)

Федор Нечитайло был веселым и амбициозным человеком, талантливым художником и с приятным характером, который рос на протяжении его сложного творческого пути. И из маленького зажатого паренька-художника он стал руководителем целой большой анимационной Студии, имел большой авторитет среди других и большие связи, был неотъемлемым гостем на сходках, становясь медийной и известной личностью. И вот тогда он встретил свою любовь—Лину. Он и не думал влюбляться. Это получилось спонтанно. Они случайно встретились на сходке, пофоткались, пообщались о чем-то отвлеченном, но уже тогда они поняли что будут связаны прочными нитями судьбы…

История их отношений была мила и светла: они шутили друг над другом, критиковали, смеялись и любили, нежно, тепло, жестко и открыто и Федор уже был на верху счастья, у него было все! И он не представлял как все могло закончиться одним вечером.

Лина и сама не знала о своей болезни, а когда узнала, то было уже поздно. Федор замечал за девушкой ее странную задумчивость и изредка излишнюю раздражительность, поэтому старался на сколько мог быть рядом с ней: катался по стране, работал, фиксировал вместе с ней ошибки в проекте и следил за ее состоянием, на что Лина отмахивалась и говорила что все в порядке, игнорируя усиливающую с каждым разом болезнь, что пожирала ее изнутри. И вот однажды все кончилось.

Федор просто не верил происходящему. Он всю ночь сидел на коленях и бережно обнимал Лину, прижимая ее бездыханное, но такое красивое и измученное болезнью тело, с бледным красивым лицом, застывшей улыбкой. Его пальцы мелко дрожали, из глаз текли одна за другой слезы и он неотрывно смотрел на девушку, ожидая ее пробуждения и вслушиваясь в ее сердцебиение, надеясь что все это дешевый пранк и она очнется! Но нет… Федор чувствовал как нечто острое и пылающее прожигает его легкие, сжимает горлу и протыкает сердце, отчего оно стало стремительно, но медленно покрываться толстой корочкой льда и он чувствовал что в нем что-то стало быстро рушиться. Тот самый образ вечно веселого и креативного творца, который опирался по большей части и на Лине и на Студии и на всем… Лина была его миром, музой, всем… и теперь ее нет.

Последние слова Лины о ее любви навсегда запечатались в его сознании и утром, когда первые лучи солнца коснулись его кудрявых волос, он горячо и мягко поцеловал ладонь Лины, уложил аккуратно на кровать, убрал руки на груди, закрыл глаза, поправил ее волосы, тихо вздохнул и ушел, закрыв за собой дверь. Федор ровным шагом шел по коридору, не обращая внимания на остальные комнаты, где только все просыпались и приступали за работу и еще не знали о смерти двоих сотрудников Студии…

Когда к нему подошла Кира с вопросом, она едва не вздрогнула, увидев перед собой потухшие глаза Федора и его приглушенный, холодный голос:

—Работай, Кира. Это не важно. Я справлюсь.

Сказал он и скрылся на кухне. Он взял из холодильника бутылку пива и налил первый бокал.

Он пил три последующих дня, и пил не просыхая. Будь Лина жива… Нет, об этом думать ему не хотелось. Думать не хотелось вообще ни о чем, и он только смотрел в стену, тихо подвывая. Все это время он не выходил из кухни и не отвечал никому из своих друзей, когда к нему обращались. Время тянулось странно медленно, но будто бы и слишком быстро… Он полностью утратил связь с реальностью, но совершенно этого не понимал, — пока на третий день не потерял сознание от голода и усталости.

Ваня вздрогнула, услышав грохот на кухне. Переглянувшись с остальными, она отложила карты, вскочила с места и побежала к кухне и замерла, увидев перед собой лежащего на полу Федора в окружении пустых бутылок и банок пива, вина и чего-то еще. Здесь пахло куревом и спиртным, в пепельнице и на столе лежали несколько десятков сигарет и было видно по его состоянию что единственное чем он питался за эти дни это никотин и спирт.

—Ребят! Срочно! Нужна помощь, Федя в отключке!

Закричала отчаянно Ваня, зовя остальных, пока она набирала скорую.

—Черт возьми…

Ругнулся Вернар, нагнувшись к начальнику и проверил его сердцебиение. слабое, но есть.

—Неотложку… срочно!

Первым, что Федор увидел, когда пришел в себя, была фигура рядом. С первого взгляда ему показалось, что это Лина, но вскоре он понял, что это — Макс, сидящий почти вплотную к нему на диване.

— Очнулся! — довольно громко объявил актер, взглянув на побледневшее лицо друга. — Так, у кого сахар? Вы слышали, что говорили врачи? Федь, не бойся, с тобой все в порядке, ты просто не ел слишком долго… Сейчас мы тебя накормим, и тебе станет лучше, слышишь?

—Не трогайте меня!

Бросил Федор, пытаясь встать на локтях и замахнулся на Макса. Его потухшие черные глаза горели яростью, скрытой болью и бессилием, было видно насколько сильно он пытается сдержаться, пытается быть сильным и ответственным за всех, не взирая на смерть любимого человека. Федор умирал, заканчивался последний этап.

Федор все же принял сахар и Кира принесла ему немного лапши с бульоном. Он же реагировал на все безразлично, потерянно и иногда огрызался, когда кто-то пытался слишком близко подойти и ел. Лишь бы заполнить пустоту едой.

—Завтра продолжаем творить и работать. Я еду вечером к себе на квартиру… завтра созвон как обычно. И это не обсуждается.

—Но…

Проговорила неуверенно Ваня и получила полный боли и учтивости взгляд Федора. Душа черствела, как и сердце.

— Ему определенно нужна помощь… Но какая именно, пока непонятно

Вздохнул Макс, провожая Федора взглядом. Его бы сейчас обнять, утешить… Но ничего из этого он бы не принял. Все понимали это и просто не знали, как быть. Они готовы были на все ради него, но как помочь тому, кто не хочет помощи? Ему нужна была Лина, но ее рядом не было.

Мужчина шел по темнеющим улочкам Москвы, в расстегнутой куртке, с рюкзаком на плечах и с дымящей сигаретой между пальцев. Город спокойно жил и процветал, везде горели разноцветные лампочки, фонарики, пестрели на ветру различные вывески, и звучал детский смех, говор людей и отдаленная музыка. Город будто обретал новую жизнь вместе с горой красок и новых запахов, но Федору было безразлично. Он чувствовал себя Потерянной душой во время Праздника жизни и плутал сквозь людей, раздражаясь от их смеха, говора и пения. Он чувствовал как живительный свет города и его особая атмосфера пыталась протиснуться сквозь плотную и крепкую завесу его души, растопить сердце, но все было тщетно. Его не радовала окружающая действительность, не имела смысла, не видев рядом с собой Лину, не чувствуя ее мягкое касание и теплое дыхание, не слыша ее чудный голос.

Так он и приехал домой. Квартира его была такая же черная как и его душа. Он молча бросил рюкзак, снял куртку и вошел в ванную, увидев перед собой в зеркале его: радостного, с длинными кудрями человека, у которого все еще впереди… он немного постоял, вынул из шкафчика ножницы и начал аккуратно и медленно срезать волосы, чтобы достигали до мочек ушей, потому что их видеть и трогать могла только сама Лина… после убийства того что было внутри него, он приступил к внешности.

В тот вечер он впервые прошелся острым лезвием ножниц по собственной руке… Боли не было. Была кровь, но какая разница? Это всего лишь тело, от которого он теперь с радостью отказался бы, если бы это было возможно. В голове промелькнула мысль о том, что было бы неплохо истечь кровью прямо в этой ванной.

Спать он завалился прямо там, не переодеваясь. Холодный кафель показался ему хорошим последним пристанищем. И тем не менее после нескольких часов сна он открыл глаза — и в первый миг ему показалось, что он ослеп. На деле же просто в ванной было темно: он забыл заплатить за электричество, и свет отключили. Что ж, он не стал ничего с этим делать, ведь ему в сущности было все равно. Теперь эта квартира только для сна, ведь в ней больше нет Лины.

Федор осторожно встал с пола ванны, почесал затылок и потянул затекшие от неудобного лежания руки, взглянул на треснутое зеркало и глубоко выдохнул, чувствуя как от нескончаемой боли внутри течет медленно по щеке слеза, все тело отдавалось мелкой дрожью, на руках оставались отметины от лезвий ножниц, а в голове стоял шум. Пока он шел на кухню, он постепенно заталкивал всю боль и слабость как можно глубже, в разрушенные участки души, чтобы сконцентрироваться на работе, ведь надо было делать проекты и регулировать процессом. Перекусив большим одним сэндвичем, он открыл ноутбук, включил дискорд и позвал всех на созвон, отключив у себя камеру, чтобы они не видели лица, уселся поудобней за стол, зажег новую, не помня какую по счету, сигарету и закурил, вдохнув дым в легкие.

—Всем привет.

Проговорил он подавленным, но сосредоточенным голосом.

—Докладывайте как все проходит…

Он хотел было спросить Лину, но осекся. Ее уже давно не было в сети и она никогда не ответит на звонок.

—И я обещаю, я возьму ответственность за Духа и закончу его. В честь его автора… у меня есть все необходимое и это не обсуждается.

Серьезно сказал он и выдохнул дым, ожидая рассказов сотрудников.

— Это благородное решение, — глухо выдохнула Тараканбикс. — У нас вроде бы все идет по плану, только без Лины все не то… Однако мы работаем, и проекты постепенно продвигаются. А вам, может быть, стоит взять на некоторое время отпуск и… обратиться за помощью?

Девушка понимала, что шансов у нее немного. Все же этот метод был слишком прямым… Так говорить с Федором могла Лина, но не она. В ответ на такое он мог и разозлиться, и пригрозить увольнением — уже не шутливо.

—Еще раз ты скажешь ее имя и будешь указывать мне что делать, я тебя вышвырну к чертовой матери!

Рыкнул громко Федор и ударил кулаком по столу, отчего где-то позади ноутбука грохнула кружка. В его запыленных черных глазах кипела ярость и боль, все тело болело, было трудно дышать и сердце еще быстрее начало биться, больно ударяясь об острые стенки ледяной толстой корки. Боль, горе и злость—единственное что питало его душу. Его разум был затуманен и болен, он думал только о Лине и работе, его ничего не волновало, даже он сам. И слышать ее имя из уст других он чувствовал как насмешку, издевательство.

—У нас поджимают сроки… нужно выпустить несколько серий и комиксов тоже. И я прослежу чтобы все было выполнено в срок!

Сказал он более спокойным тоном и вдохнул дым, напряженно постукивая пальцем по мышке.

—Амазя. Как обстоят дела с озвучкой? Все готово? И да, Кира, пока не забыл. Напиши пост в группу о том что я новый автор Духа. И мои соболезнования… и поторопись, чтобы через час был пост!

— Да, с озвучкой полный порядок… Кажется, даже чуть опережаем график, только один из моих заболел. Но это ничего, он вроде уже на поправку идет.

Ответил Макс, старательно отводя глаза от экрана. Все это было слишком страшно для него… Он не был готов потерять еще одного человека и даже не представлял, каково сейчас Федору

— Пост о соболезнованиях уже в группе, а о том, что автор теперь вы, я сейчас напишу,

Спокойно сказала Кира, тут же вынимая телефон, чтобы сделать это.

—Отлично. Работу над сценарием новой серии Духа я начну сегодня, скину потом аниматорам документ и наметки на озвучку, так что все будьте на связи. Начинаем работу и чтобы все было сделано четко и слажено! Какие-либо вопросы по делу есть?

Спросил Федор, напряженно глядя в камеру, хоть он и отключил ее, все сотрудники чувствовали этот тяжелый, полный боли и горя взгляд, чувствовали через его потухший голос, в котором умирали последние нотки веселья и радости. Он превращался в строгого, закрытого и черного душой начальника, который не знал сострадания и сочувствия и он был готов уволить за что угодно. Дым от сигареты мягко окутывал потухшую лампу и добирался тонкими хвостиками до портрета самой Лины… этот милый, живой и немного надменный взгляд серо-зеленых глаз и слабая улыбка… он мягко коснулся «щеки» Лины огрубевшими пальцами и устремил тяжелый и задумчивый взгляд на нее, особенно не вслушиваясь в слова сотрудников.

Федор не положил трубку вовремя, и некоторое время после окончания созвона все сидели в тишине… Потом, поняв, что начальник просто забыл отключиться, они стали уходить сами. Последними вместе с Федором остались Макс и Кира, близкие друзья и ближайшие после Феди приятели Лины

— Как думаешь, стоит с ним поговорить? — тихо прошептала Кира, обращаясь к Максу. — Я уверена, помощь ему все же нужна…

—Я думаю что пока не стоит.—отозвался шепотом Максим, напряженно сжимая губы до побеления—Он сейчас особо остро на все реагирует, но мы должны следить за ним и если что—вовремя помочь. Нужно дать остыть, но если найдешь что-то странное, пиши мне. Его адрес мы знаем хорошо. Федь!

Чуть громче сказал Макс, привлекая внимание. Федор нехотя оторвался от молчаливого созерцания ликом Лины, пододвинулся ближе к ноутбуку и потушил об свою руку сигарету, коротко зажмурившись, свернув бычок в пальцах и выбросил в урну. Боль хотя бы немного утоляла его пустоту и чернь, и он бы хотел растянуть это короткое мгновение… и обязательно найдет способ.

Поговорив еще немного с ребятами, он отключился от сети, зашел в тот самый документ Лины со сценарием и начал читать. Работа шла хоть и медленно, но продуктивно, он добавлял, что-то убирал, но не трогал что-то масштабное, чтобы оставить ту же энергию что была в сериале от Лины. И он печатал. Почти не двигаясь и не издавая лишних звуков и лишь монитор ноутбука освещал его серую комнату, которая подобно тесным стенкам гроба удерживала внутри мертвого Творца, а с крыльев на спине упали последние перья и вместо огненных крыльев были костяные, ужасные, острые и изуродованные, которые слегка двигались с противным скрипом.

Когда наступила ночь, он отправил готовый материал команде, написал требования и решил выйти из дома. К Патриаршим, к тому самому месту, где он признался в любви к Лине… он был все в такой же расстегнутой куртке и его не волновал холодный ветер… он просто шел по ночной улице, к тому самому дереву, погруженный в собственные мысли.

По дороге несколько человек узнавали его. Прежде он бы обязательно перекинулся с ними парой фраз и дал бы автограф, но теперь ему и это было не так важно… Значение в его жизни имела только Лина, а ее больше не было. Он хотел одного: прийти под то дерево и увидеть ее… Но ее там, разумеется, не было — только вырезанное им в то далекое лето сердце с инициалами осталось на коре. Он смог только опуститься на колени перед этим деревом и глухо разрыдаться, обхватив его ствол.

Федор всю ночь просидел под деревом, мягко поглаживая по стволу дерева, чувствуя шершавую поверхность дерева из-под пальцев, которые трогали дугообразное вырезанное сердце и первые буквы имен влюбленных: «Ф+Л». Он будто бы вернулся в то время: они сидели под деревом на прогретой солнцем земле, трава слегка колола их ноги, солнце отсвечивало в линзах очков Федора и воздух был пропитан их теплом, смехом и разговорами. Федор в тот день был в легкой рубашке и рваных джинсах и тихонько играл любимую мелодию, напевая песню… ради Лины он тайно посещал курсы пения и наконец научился петь и Лина любила его мурчащий, бархатистый и плавный голос, и он был рад видеть нескончаемую любовь и восторг в ее глазах.

Федор долго смотрел в черное небо, на котором тихонько мерцали звезды и они висели над лучами вечно живого города, как бы превосходя всю шебутную жизнь смертных.

Как же ему хотелось быть лучом звезды, раствориться, покинуть бренное тело и стать одной энергией, слиться со Вселенной и найти Лину… но ему это не удавалось как бы он не пытался.

Федор встал на ноги и подошел ближе к пруду. Народу было мало, да почти не было, поэтому никто не заметит человека во тьме. Он посмотрел на небо, вздохнул и пошел к воде, желая утопиться, но как только вода коснулась его ботинка, он остановился. Тихо ругнувшись за свою трусость, он немедленно пошел обратно.

На следующий день Федор пришел все такой же: бледноватый, подавленный, холодный и мертвый, в строгом черном костюме, который крепко стискивал его тело и не оставляло ни одного зазора, закрывающий его кожу. На него было страшно смотреть. Федор идет по коридору со стаканом кофе и заглядывает в другие комнаты, наблюдая за работой.

Сотрудники приветствовали его — без улыбок, но весьма ласково. Кто-то коротко сообщал о том, как идут дела, другие просто пытались завести дружеский разговор… Но все было совсем не как прежде. Это был уже не тот Федор, которого все знали: он развалился, чтобы через некоторое время собрать себя заново.

За долгое время многое изменилось не только в самом Федоре, но и на Студии. Усилился контроль над проектами, многих Федор уволил или же сместил на должность ниже, требовал слишком многого и порой невозможного, держал всех в узде и не давал свободы, не позволял никому увольняться и стал тем, кем он боялся стать: настоящим тираном, деспотичным боссом, который выплескивал всю боль и гниль на остальных. Сотрудники по разному реагировали на это, но среди них была вечно напряженная атмосфера, все хотели вернуть все как раньше, но все было очень опасно и непредсказуемо, ведь в последнее время он стал чересчур подозрительным и злым, из-за чего мог накричать за что угодно…

И вот начался день рождения Федора. Он не хотел его праздновать, потому что не имело смысла… но его коллеги решили порадовать его.

Макс как новый негласный лидер среди сотрудников взял на себя организацию этого праздника. Все должно было быть так, как любит Федор… Заодно можно было поговорить с ним обо всем, не раздражая его. Давно было пора провести этот сложный, но необходимый разговор. В конце концов, он должен осознать, что Лину никакое его поведение не вернет, а вот друзья могут отвернуться от него, если он продолжит вести себя так же. Его жизнь должна продолжаться… Так рассуждал Макс, собирая все необходимое для вечеринки. Теперь же, когда Федор пришел в комнату отдыха, он просто сдержанно улыбался.

Федор замер, увидев перед собой очень странное зрелище: повсюду висели гирлянды и разноцветные треугольные кусочки ткани, здесь было много подушек и пуфиков, окружавшие вместе с диваном стол, на котором стоял большой торт, который издалека выглядел как целый замок, расчерченный разными цветами и секторами со всеми проектами Студии и наверху был сам Феникс с поднятыми крыльями. Где-то тихо играла музыка, здесь пахло радостью, весельем и отдаленной атмосферой комфорта и творчества, к которой истинный Федя, заключенный в ржавой клетке в прогнившей душе, пытался пробиться.

—Что за черто-

Но не успел он что-либо сказать, как его повели к столу и он особо и не сопротивлялся… он просто хотел выяснить что происходит и наказать сотрудников за безделье, но что-то в нем ныло, истинный Федор бился головой об решетки и пытался вырваться, игнорируя кровь и боль.

— Твоя жизнь все же не закончилась, — пояснил Макс, усаживая Федора за стол. — Пора продолжать жить… Я понимаю, что тебе может быть не до шумных вечеринок, но давай хотя бы просто посидим вместе, как тогда, ладно?

Его мягкость топила и плавила прутья клетки внутри Федора намного быстрее, чем возможная жесткость. Макс будто бы напоминал ему о прежних временах. Он запрещал себе думать об этом, но сейчас от мыслей было некуда деться.

Федор хотел было возразить, снова накричать на всех и отменить празднование, так как он не мог представлять себе праздник без Лины, но он не мог этого сделать. Ноги словно налились свинцом, плечи чуть расслабились и тугие лацканы пиджака словно сильнее сдавили его грудь, ухудшая его дыхание. Он чувствовал как истинный Федор прорывался, лава, теплая, не обжигающая, топила прутья и он с трудом выплыл из нее, падая в пустоту своей же души…

Федор оглянул каждого. Все они пришли сюда ради него, все они спокойно, без фальши и уважением улыбались, пришли даже те кого он уволил, все стояли в колпаках и с подарками в сумках и он снова погрузился в воспоминания… Федор, еще молодой, неуверенный и зажатый в себе парень, в очках и с прыщами на лице, только начинал свой путь и на нем встречал много крутых и креативных людей… Федору стало стыдно что он себя так ведет. Но он не знал как выбраться из этого состояния.

—Хорошо…

Глубоко вздохнул он, снова взглянув в мягкие карие глаза Макса. Федор еле сдерживался чтобы не разрыдаться, так как боялся осуждения, унижений, он хотел быть сильным для всех, несмотря на гнилую душу.

—Что вы подарили мне?

Спросил он, попытавшись улыбнуться, но тут же улыбка сползла с лица. Было слишком больно улыбаться.

— У нас для тебя много подарков, — улыбнулась Кира. — Например, новый стилус с твоими инициалами, рубашка вроде той, что ты носил раньше, или книга, которой ты восхищался… Ну и весь этот праздник в целом! Мы будем рады провести его с тобой, потому что знаем тебя настоящего. Ты изменился, но мы любим тебя и таким…

Многие в этой компании с радостью обняли бы Федора. Пока они не делали этого лишь потому, что не были уверены, что это понравится ему. Они действительно любили его и таким.

Федор спокойно принимал подарки и старался выдавить из себя хотя бы одно слово благодарности или улыбку, но из-за приглушенных и далеко зарытых эмоций ему это было сложно, но он старался. Он чувствовал исходящее от них тепло и любовь и хотел, просто умолял, чтобы эти чувства оставались как можно дольше в его душе, но они, подобно крупицам сахара в кофе, неизбежно растворялись, одаривая его внутренности слабым теплом. Он всем вернул рабочие места, все еще не позволял прикасаться к себе и старался быть как можно добрее и внимательнее, хотя с каждой минутой он хотел сбежать как можно дальше, боясь подвоха или внезапного вредоносного сюрприза для него… и он, как наивный ребенок, ждал Лину… хотя и понимал что она не придет. Но ждал и Макс ловил эти взгляды и вздыхал, видя как разгорается и тут же потухает огонек в них.

Лина и впрямь не появилась — впрочем, этого не стоило и ожидать… Зато появилась Кира. Прежде Федор видел в ней лишь надежного помощника, но теперь, когда она была с ним так внимательна, было сложно не увидеть в ней друга. Она подарила ему идеальные маркеры, о которых он давно мечтал, и целый альбом рисунков от каждого из сотрудников Студии. Она заботилась о том, чтобы он не уставал слишком сильно, и следила за его реакцией: ей было важно, чтобы ему все нравилось.

Кира была очень ответственным, смышленым и по-своему обходительным менеджером Студии, всегда помогала сотрудникам и начальнику, умела вести деловой разговор, имела сдержанный характер, но в то же время была таинственной и загадочной. По крайней мере Федя до сих пор не мог понять кто она, из какого она теста слеплена. Именно организованностью и строгостью она и напоминала ему Лину, но не был уверен, сможет ли она проникнуться разжиревшим, в строгом плотном костюме Федором, который уже имел проблемы с сердцем и кровообращением, но все еще продолжал творить. И он хотел поделиться теплом и вниманмем ей в ответ, неосознанно… он почувствовал исходящую от нее целительную силу и он, с гнилой душой и дрожащим сердцем, пытался цепляться за нее всеми лапками и веточками, чтобы наконец избавиться от страданий…

—Спасибо вам, ребята…

Проговорил Федор, чуть отдышавшись и вытирая губы от тортика. Он попытался улыбнуться, но опять осекся и тут взглянул на Киру, показывая что все в порядке. Что-то менялось в нем, но он не понимал что именно. Кира в ответ тепло улыбнулась ему и одобрительно кивнула. Она была рада видеть, как он снова оживает… Рады были и остальные. Все они обращались с Федором очень ласково и мягко, но без жалости, которая успела ему надоесть. Его любили, ему сочувствовали, но относились к нему как к равному… Это уже было ценно. Макс рассказывал истории, как и обычно, и у Гали снова были маленькие идеи, которые можно было, как прежде, объединить в одну большую историю или вставить в какой-нибудь проект при желании… Все шло по плану.

Примечания:

Спасибо за прочтение! Скоро выложу и второй рассказ.