Орудие мести (джен)

Девушка была облачена в какое-то рубище. Сквозь огромные дыры в подоле виднелись бледные голые ноги. Чуть вьющиеся каштановые волосы спутанной тусклой копной спадали с плеч, пухлые губы покрывала корка сухой потрескавшейся кожи, и только глаза на исхудавшем лице были яркими, голубыми. Киллиан едва заметно поморщился: всё это могло быть признаком лихорадки, а возиться с больными он не любил. К тому же, времени не было: уходить нужно было быстро.

— Ты пришёл убить меня, — произнесла девушка почти равнодушно, так и не поднимаясь с узкой койки.

— Освободить, лапушка, — возразил Киллиан мягко и посмотрел на узницу тем проникновенным взглядом, что уже на протяжении второй сотни лет лишал встречавшихся на его пути женщин воли к сопротивлению.

Он опустился на колени, освободил её ноги от кандалов.

— Руки, — потребовал коротко, и девушка покорно протянула ему скованные запястья.

Но когда Киллиан жестом велел ей встать, не двинулась с места.

— Пойдём, — проговорил он доброжелательно. Киллиан не собирался пугать её. — Ну, же, красотка! — "Она и впрямь очень хорошенькая", — отметил он краем сознания, но не позволил себе задерживаться на этой мысли. Снизу уже доносились голоса чёрных рыцарей. — Твоего отца похитил монстр. Тот самый, что держал тебя в услужении. Ты же хочешь спасти отца? — разыграл он главную карту.

Эти слова подействовали, девушка стряхнула оцепенение и бросилась к выходу:

— Ты выведешь меня отсюда?

— Для этого я и здесь, лапушка... — хорошо бы девица прямо сейчас рассказала ему, где Тёмный хранит своё волшебное оружие — тогда бы ему не пришлось тащить её с собой. "А ещё лучше — карту бы начертила, так?" — поддел сам себя Киллиан. Когда в его жизни всё было просто? Не вышло и на сей раз: не успел Киллиан расспросить встрепенувшуюся девушку, как дверь камеры распахнулась, и на пороге появилось двое чёрных рыцарей.

— Держись меня, прикрою, — небрежно кинул он, вынимая саблю из ножен.

* * *

За сто шагов от берега Киллиан пустил в небо горящую стрелу. Эта девушка — служанка Тёмного — всё еще сидела у него за спиной, он чувствовал её дыхание у себя на шее, а обхватывающие грудь девичьи руки сковывали движения. Но это было не важно, уже не важно. Как и загнанная вусмерть лошадь. Как и преследующие их по пятам чёрные рыцари. И ноющий порез на плече. Важно было другое: его ребята увидят стрелу и подгонят шлюпку к берегу. Он спасётся. А вот Крокодил теперь не уйдёт — не тогда, когда Киллиану вот-вот откроется, где тот прячет свою смерть.

На «Ве­сёлом Род­же­ре», ког­да на­дував­ший па­руса ве­тер от­нёс их по­даль­ше от оставшихся на бе­регу ры­царей из гвар­дии Злой Ко­роле­вы, в бес­силь­ной зло­бе сот­ря­сающих воз­дух ру­гатель­ства­ми и лез­ви­ями ме­чей, он от­вёл её в свою ка­юту. Представился с вычурной галантностью:

— Киллиан Джонс. Капитан Киллиан Джонс, с твоего позволения. А ты, лапушка, вроде знатного рода?

Она смазано пожала плечами:

— Просто Белль, — называть себя полным титулом после года, проведённого в служанках, и нескольких месяцев заключения казалось ей глупым. Пол под ногами качался. Её спаситель — капитан корабля — смотрел пристально, и она невольно поправила лохмотья: рубаха на ней была изорвана настолько, что, пожалуй, Белль могла считаться скорее раздетой, чем одетой. Впрочем, жест почти машинален, без подлинной стыдливости. Дощатый пол уходил из-под ног, прикреплённая к потолку медная лампа мелькала перед глазами, а в душу Белль снова заползало то холодное равнодушие, что овладело ею там, в башне у Королевы. — Мой отец... — начала она тихо, но осеклась: левый рукав плаща капитана Джонса потемнел от крови. — Вы ранены?

Она спросила, не ранен ли он, внезапно перешла на "вы", взглянула на его намокший от крови рукав, а потом и на культю, увенчанную стальным протезом. В широко распахнувшихся голубых глазах Киллиан увидел жалость, и ему это было не по нраву.

— Пустяки, — пробормотал он как можно небрежней и перевёл разговор на её отца. Выразил сожаление, что они не могут отправиться к Тёмному прямо сейчас — в ближайшие дни, а, может быть, и недели, воины Королевы будут поджидать их во всех портах. Сожаление — искреннее. Киллиан умел ждать, но остановка в полушаге от победы раздражала. Складывая губы в привычную усмешку, он внезапно заметил, что его гостья стала ещё бледней и, кажется, едва держится на ногах. Что ж, торопиться некуда. Ему и вправду хотелось быть любезным.

Он уступил ей свою каюту, предоставил в её распоряжение кувшин с пресной водой — очень щедро, учитывая, что до Аграбы у них будет не так много возможностей пополнить её запасы, — и сундук, заполненный разными женскими штучками: одеждой и всяким таким. Киллиан уже и не помнил, как к нему попали эти вещи. Может быть, раньше они принадлежали Миле? Разницы нет, свою любовь к ней он хранил в сердце, а не в каких-то старых тряпках. Эта девица — Белль — благодарила немного неловко, словно родители не учили её говорить "спасибо", а потом слабо зардевшись — на чётко очерченных скулах проступили бледные розовые пятна — опустила ресницы и спросила о мыле. Такие нежности на «Весёлом Роджере» не водились, но вездесущий Сми по первому зову принёс из камбуза щёлок.

— Отдыхай, лапушка, — позволил Киллиан и оставил её в покое до утра — по правде говоря, лишь потому, что ему самому был необходим отдых. Рана ослабила его, и он ещё не сообразил, как лучше поступить с этой девчонкой.

* * *

Юбка оказалась слишком длинной, рукава — широкими, и когда девушка поправляла волосы — обнажались шрамы, оставленные оковами на тонких запястьях. Белль по-прежнему была бледна, но от того сонного отрешённого состояния, в котором она пребывала накануне, не осталось и следа.

— Тебя покормили? — поинтересовался Киллиан.

— Да, спасибо, капитан, Чекко позаботился об этом, — поспешно ответила она, и Киллиан мимолётно удивился: уже зовёт их кока по имени. — Но вы обещали рассказать мне, что с моим отцом.

— Конечно, красавица, — сахарно ответствовал Киллиан. — Монстр держит его в плену.

— Румпельштильцхен? — уточнила Белль, и голос её странно дрогнул.

— Тёмный... Когда ты покинула его замок, он посчитал, что Анволия не выполнила свою часть сделки, и забрал сэра Мориса. А тот ничего не может поделать — Тёмный почти неуязвим. Почти, — вкрадчиво повторил Киллиан, — но я слышал, есть волшебное оружие, которое может убить колдуна. Кинжал, на котором начертано его имя. Не видела такой, лапушка?

Девушка судорожно вдохнула, провела языком по сухим губам:

— Зачем это вам, капитан?

Не такая уж она и простушка.

— Я хочу помочь сэру Морису, Белль. Твой отец — хороший человек. Когда-то он помог мне, и теперь мой черёд отплатить ему тем же. Ну и, к тому же, отличный повод произвести хорошее впечатление на его красавицу-дочь, — Киллиан надеялся, что достаточно убедителен. Тут надо дозировать осторожно: унция сочувствия, две унции праведного гнева и флирт по вкусу. За всем этим никто не заметит лжи, к которой капитану пиратского судна было не привыкать. Как бы иначе он вёл дела с купцами, которым было вовсе не обязательно знать, что товар в трюмах не только контрабандный, но и краденый? Как бы защитил свою команду от назойливого правосудия? Да и в соседстве с Пеном проявлять благородство было бы слишком опасной оплошностью, так что остатки честности капитана Джонса покоились где-то на заросших высокой травой Неверлендских берегах. Ещё одна причина ненавидеть Крокодила. Этот урод не только убил его любимую и превратил самого Киллиана в однорукого калеку; Румпельштильцхен отнял у него честь — ею пришлось поступиться ради мести, и теперь у Киллиана не оставалось почти ничего: только ненависть, да море, да «Весёлый Роджер», да команда таких же подлецов, каждый из которых был готов перерезать глотку «своему капитану», стоит лишь проявить слабину. — Так тебе попадался этот кинжал?