Дегустатор (гет)

Орихиме заболела. Сухой и холодный климат безжизненной пустыни Уэко Мундо оказался губителен для слишком хрупкого человеческого организма, и слабость и недомогание атаковали юную принцессу уже на второй день ее добровольного заключения в стенах замка Пустых. Ее обычно равнодушный страж сердился, подгонял арранкар из медблока и молча проклинал свою миссию, возложенную на него Айзеном-сама.

В один из таких дней, когда Орихиме, как ни старалось местное братство из медкорпуса, окончательно слегла с температурой, Улькиорра впервые решил остаться в комнате Женщины на ночь и лично проследить за малейшими переменами в постоянно ухудшающемся состоянии ценной пленницы.

Принцесса бредила, металась по постели, и, когда Кватро уже собрался снова вызвать медперсонал, вдруг позвала Куросаки Ичиго. Имя того, кого Улькиорра ввиду слабости последнего некогда пощадил в окрест приказам Владыки, теперь отозвалось неприятной судорогой в области солнечного сплетения. Арранкар недовольно хмыкнул и вместо того, чтобы идти за кем-то из слуг, лениво откинулся на высокую спинку стула. По всей видимости, Женщина, что бы она ни говорила по поводу своего отречения от мира живых и как бы ни клялась в верности Айзену-сама, по-прежнему продолжала надеяться на чудесное спасение, надеяться, что друзья придут вызволять ее из лап грозных Пустых. «Пф… Бред…», — подумал Улькиорра. «Куросаки-кун, пожалуйста…Ах!....», — простонала Орихиме, сильнее кутаясь в толстое стеганое одеяло, — ее трясло. Испарина, выступившая на лбу, вымокшая от пота одежда, кожа болезненно-серого цвета — все это отнюдь не красило Принцессу, отметил про себя арранкар, — только волосы кислотно-рыжего цвета не гармонировали с общей картиной, выделяясь неприятным, непристойным и даже пошлым пятном, раздражающим взор. «Черт… Как я мог допустить, что Женщина дошла до такого состояния?!», — ругал себя Пустой. «Куросаки-кун…», — все тихонько звала Орихиме. «Глупая Женщина, — продолжал сердиться Кватро, расстегивая молнию на косоде. — Ничего не остается… Когда кто-то, включая ее саму, болен, то ее сила становится бесполезна. Ничего не остается, кроме…», — с этими мыслями он стянул куртку и улегся поверх одеяла рядом с пленницей, четко решив, что сумеет поддержать ее организм, если подпитает его своей реацу. Она, конечно, не квинси и не может поглощать духовные частицы из воздуха и уж тем более не Пустой или Синигами, чтобы подпитываться чужой реацу, но все же если попробовать наполнить ее тело силой, которая по мощности превосходит ее собственную, то что-то может получиться. В противном же случае пленница просто умрет. Тогда голова Улькиорры первой полетит с плеч. Продолжая злиться на себя за свою нерешительность, приведшую в итоге к таким последствиям, Кватро по-прежнему как-то слишком уж робко обнял Женщину и попробовал сконцентрироваться. «Куросаки-кун..», — снова прошептала Орихиме. «Да что ж такое?!..», — снова сердился Улькиорра. И, наконец, решил забраться под одеяло и обнять Принцессу сильнее. «Я — не Куросаки. Я — Улькиорра, — отчеканил он, нависая над лицом Химе, — глупая Женщина», — добавил со вздохом, прижимая дрожащую от болезни хрупкую человеческую девушку к своей груди и старательно окутывая ее своей реацу.

* * *

Иноуэ проснулась от того, что все тело как будто покалывало от ощущения странной силы, распирающей ее саму изнутри. Не открывая глаза, она попробовала пошевелиться и вдруг напуганно повернула голову влево — Улькиорра мирно спал, обнимая свою пленницу, и в ус не дул, что эта самая пленница сейчас отчаянно борется с желанием завизжать что есть мочи. Немного успокоившись, она, наконец, заметила, что воздух вокруг них чуть колеблется, поблескивая зеленым светом.

‒ Это его реацу? — подумала Химе и вдохнула глубже, будто можно было почувствовать запах чужой духовной силы.

Снова повернувшись к Улькиорре, она подалась чуть вперед, принюхиваясь к его волосам и краю маски.

‒ Странный запах, — заключила про себя Иноуэ. — Пахнет как в сосновом лесу после дождя — озоном… и чем-то еще…электричеством что ли… Хм…

Сифер открыл глаза, когда Орихиме пыталась обнюхать его шею.

‒ Что ты делаешь? — изрек он своим самым будничным тоном без тени содержания вопроса в вопросе.

‒ Я… А... Это совсем не то, что ты подумал! — спохватилась Принцесса и шарахнулась от него как можно дальше.

‒ Вижу, тебе намного лучше, значит, лечение пошло на пользу, — Кватро поднялся на локте, собираясь вылезти из-под одеяла, но почувствовал, как его крепко схватили за руку.

‒ Это ты что здесь делаешь?! Да еще и голый! — завелась Орихиме. «Ей бы и правда подошла роль принцессы викторианской эпохи, слишком уж картинно она изображает смущение», — отметил про себя Пустой, однако вслух произнес:

‒ Не шуми. И не преувеличивай. Тебе было плохо прошлой ночью. Если бы я не подпитал тебя своей реацу, ты бы умерла, — отрапортовал он, но высвобождать руку из цепкого захвата Химе не торопился.

‒ Для этого не обязательно было раздеваться. И от температуры не умирают, — обиженно процедила пленница, отворачиваясь лицом к спинке дивана.

Улькиорра убрал одеяло и собрался сесть. Странные мысли лезли в голову, и, казалось, еще чуть-чуть — и смущаться начнет он сам.

‒ Постой. Улькиорра-кун, а Пустые ведь питаются душами? — спросила девушка и уставилась вполоборота на Кватро, невинно хлопая ресницами.

«Она что рехнулась из-за болезни?!» — возмутился арранкар, но ответил скупым:

‒ Да.

‒ А какие они на вкус? — как само собой разумеющееся выпалила Принцесса.

‒ Кто?! — не понял Кватро.

‒ Ну души.. которые вы едите. У них же наверняка тоже есть вкус. Может быть, души хороших людей вкуснее, чем злых? Или наоборот?

‒ Я… не знаю. Я не поглощаю души, — Улькиорра растерянно смотрел на пленницу — его реацу что ли на нее так подействовала?!

‒ Вот как… Но раньше же поглощал… Неужели не помнишь? — нотки разочарования мелькнули в голосе Химе.

‒ Не помню, — отрезал арранкар, в который раз вознамерившись встать.

‒ Улькиорра-кун, а какой ты на вкус?

Сифер аж замер, напрягшись каждой мышцей.

‒ Да ты просто с абсолютно новой стороны мне открываешься, Женщина! — вкрадчиво, с властной ухмылкой протянул он и подался чуть вперед, хищно смотря на девушку. — Хочешь попробовать меня на вкус?

‒ Я… Нет! Это не то, что ты подумал! Извращенец! — Орихиме краснела и оправдывалась уже второй раз за сегодня, а день только начинался. — Я просто подумала, что ты мог бы себя немного поранить, чтобы я попробовала твою кровь, например. Ты ведь все равно регенерируешь…

Кватро чувствовал, что определенно что-то упускает. Или Женщина решила просто поиздеваться над ним, воспользовавшись тем, в каком положении он сейчас оказался, а заодно и отомстить за то, что позволил себе остаться в ее покоях и спать с ней в одной постели, или разум дражайшей пленницы просто не выдержал его концентрированной реацу, и она помешалась. Других вариантов не было.

‒ Ведь ты знаешь обо мне все... мою силу, мои мысли, мои убеждения, моих друзей, а я о тебе ничего не знаю. Сегодня утром я даже не сразу поняла, что вокруг меня твоя реацу — ты ведь всегда ее скрываешь… Такая густая и необычная, — продолжала упорствовать Орихиме.

‒ И ты решила меня понюхать, — мрачно заключил Кватро, не зная, то ли смеяться, то ли плакать — здоровье пленницы-то пошатнулось из-за него, и физическое, а теперь еще и психическое.

‒ Нет. Я сначала стала прислушиваться к твоему телу и попробовала сосредоточиться на том тепле, которое от него исходит, — на полном серьезе делилась своими измышлениями она.

Улькиорра щурился и буравил девушку каменным взглядом, тщетно стараясь вникнуть в суть ее монолога. Слова достигали его сознания, каждое из них сообщало отдельную информацию, но в общую картину они не складывались, сквозным потоком проводя логические заключения Принцессы через его мозг.

‒ Абсурд, — вывел он и откинулся на спину, оставив пустые попытки покинуть покои коварной женщины.

‒ Совсем нет, — по-детски обиженно протянула Химе. И продолжила, вдохновленная тем, что ее страж не сопротивляется и не собирается уходить. — Позволишь мне попробовать тебя?

‒ Хм… Хочешь узнать меня на вкус. А пожалеть потом не боишься, Женщина? — в глазах Кватро ясно читалось, что у него созрел злостный план.

‒ Не боюсь, — с вызовом ответила Орихиме.

И Улькиорра прокусил себе губу.

Ощущение своей же крови во рту, неприятно ноющая ранка, нарушенное восприятие собственного тела и из-за этого неспособность реагировать на боль так, как следует всем живым существам, то, что он сам себя поранил, поддавшись на глупые провокации человеческой женщины, и разогревающий нутро банальный азарт в итоге вылились в то, что он — Кватро Эспада — из могущественного арранкара превратился в экзотическое блюдо. «Бред», — снова подумал Сифер и развернулся лицом к пленнице. Она, как и полагается избалованной принцессе, эгоистично ждала, когда ее маленькая прихоть будет исполнена. Улькиорра поднялся на локте и еще раз зубами больно надавил на ранку. «Хочет моей крови? Получит», — и уверенно подался вперед. Чуть прикоснувшись к губам Орихиме, он остановился.

Сказать, что Иноуэ была удивлена, значит, не сказать ничего. Дернуться назад, что есть силы, ей помешала спинка дивана. А Сифер, свободной рукой опершись на подлокотник и нависая над пленницей, полностью отрезая той путь к отступлению, неловко шевельнул влажными губами, заставляя девушку приоткрыть от неожиданности рот и попробовать на вкус то, ради чего и затевался весь этот абсурд.

Орихиме замерла. Оздоровленная Его реацу, пропитанная Его запахом, согретая Его теплом, а теперь еще и напоенная Его кровью — кровью того, у кого и физической оболочки то быть не должно, не то что крови, кровью того, кто давно умер, всеми покинутый и забытый, кто и сам забыл, что мертв, кровью того, в чьем сознании большинство из того, что она говорила, просто не имеет места быть, того, кто давно не помнит, что значит существовать, жить по-настоящему, — она чувствовала себя почти языческой Богиней, которой только что поднесли жертву. «Вот что значит выражение «попробовать на язык» », — думала Принцесса, сглатывая скопившуюся во рту жидкость, сглатывая его силу, его чувства, его самого. Ощущения путаются, вестибулярный аппарат пытается обмануть мозг, подавая ему неверную информацию о положении тела, и ей всерьез начинает казаться, что она куда-то падает. Пустота служит ей временем и пространством, точкой отсчета и завершения, великим началом и концом света — всеобъемлющими всем и ничем. Пустота обхватывает ее тело, ласкает, забирается под одежду, забивает рот, нос и уши, просачивается в глотку и оседает в легких, расползаясь по внутренностям, и снова выходит на поверхность кожи через поры. Пустота причиняет боль и тут же зализывает раны влажным языком, чуть прикасается к груди, томно сжимая ее, скапливается внизу живота и растекается по ногам. И, наконец, лишает зрения. Пустота служит и телом с пятью органами чувств, и душой со всеми ее страстями, и разумом с его алогичными выводами. Мягкая, бархатная, бесцветная, ни с чем не взаимодействующая и взаимодействующая со всем одновременно — пустота занимает место самой Орихиме, потому что Орихиме и есть пустота.

Иноуэ сделала еще один глоток.

Разорвав подобие поцелуя и судорожно вглядываясь в распахнутые глаза Женщины, Улькиорра отстранился. Его губы чуть заметно дрожали, и сам он был напряжен каждой клеткой тела. Шумно вздыхая, он коснулся груди пленницы — бьется, значит, жива.

Орихиме смотрела не на него, смотрела мимо, смотрела в глубь, в пустоту. Что-то в ней неумолимо изменилось, что-то оборвалось и перестало существовать, что-то неприятно знакомое, давнее, позабытое родилось в ее глазах, что-то, что Сифер старательно прятал в себе ото всех, что-то,что всегда жило в нем самом.

‒ Хм… — наконец, прозвучал голос Орихиме, и, показалось, что можно было проследить, как звуковая волна всколыхнула пространство вокруг.

‒ Не вкусно? — удивленно спросил арранкар, растерянно хлопая ресницами и чувствуя, как абсурдность ситуации только что, вот в этот самый момент перелилась через край.

‒ Да не то чтобы… — задумчиво протянула Принцесса. — Похожа на алкоголь…горько-сладкая, и еще язык очень щиплет…совсем не человеческая в общем...

‒ Вот как…

‒ Остается надеяться, что я не отравлюсь, — со счастливой улыбкой добавила пленница.

И после ее слов у Сифера внутри будто лопнула струна, и напряжение сошло на нет. Он медленно перевернулся на спину и задумчиво принялся изучать потолок, не заметив, сколько прошло времени, прежде чем Орихиме снова решилась нарушить тишину:

‒ Улькиорра-кун…

‒ Улькиорра, — машинально поправил он ее. — Что?

‒ Ты меня поцеловал, — неуверенно произнесла Иноуэ, рассматривая профиль арранкара.

‒ Да, — с необычайной легкостью ответил Кватро.

Безмолвные своды замка Пустых снова пеленали нутро гнетущей тишиной и усталостью, подавляя всякое желание думать или двигаться.

Сифер чувствовал себя опустошенным.

Иноуэ ощущала в себе присутствие чужой пустоты.

‒ Потому что в конечном итоге все срываются в пропасть отчаянья рано или поздно… Потому что ничего не осталось в тебе и во мне…