Хаос чувств (гет)

— Занятие окончено… Эту тему мы продолжим на следующей лекции, — прерывисто пробормотала Евгения Сергеевна, отряхивая ладони от меловой пыли, и, плавным вальяжным движением вытащив из файлика лист, пододвинула его к краю стола, — старосты, отметьте присутствующих.

Старосты резво подскочили с мест и помчались отмечаться: с Филатовой спорить себе дороже — все неосторожно сказанные слова могут с лёгкостью зачесться на экзамене, — напротив, чем быстрее и оперативнее исполнят её приказы, тем лучше — тем быстрее она, звонко цокая каблуками, нас покинет.

Когда старосты, оглядываясь на своих подопечных, отметились и вернули ведомость обратно, а Евгения Сергеевна, собрав вещички, вышла за дверь, гнетущая тишина сменилась оживлённым шумом — большинство студентов, переговариваясь, поскидывали вещи в сумки и лениво направились на выход. Со всего потока в аудитории осталась только наша группа: следующая пара у нас стояла здесь же.

Кристина, дождавшись, когда кабинет опустеет, заблокировала телефон и тоже поднялась, спешно собирая вещи в кожный маленький рюкзачок.

— На работу? — догадалась я, сцепляя пальцы в замок, чтобы размять их и похрустеть фалангами. Подруга всю лекцию смотрела в телефон, ловя предупреждения и замечания от Филатовой, и переписывалась, как я случайно подсмотрела, с Вероникой — администратором кафе, в котором она и работала.

— На неё родненькую, — кивнула Крис, выпрямляясь и закидывая на плечо рюкзак, — срочно вызвали. Деньжата лишними не бывают, так что… — она описала в воздухе полукруг и замолчала, давая мне возможность додумать мысль самостоятельно. «Так что я снова забиваю на учёбу и мчу на работу». — Скоро мой автобус подойдёт, так что я побежала. Если будет возможность, отметь меня. И да, буду поздно, ложись спать без меня, — она кокетливо подмигнула, подалась ко мне, обнимая за плечи, и наперерез плетущимся к двери однокурсникам выбежала из аудитории, послав напоследок воздушный поцелуй.

Я проводила её до двери сиротливым взглядом, осмотрела пустующее соседнее место и вздохнула, подпирая рукой щёку. Мне тоже неплохо было бы найти работу: из ресторана, где я работала официанткой, меня феерично вышвырнули, когда я осведомила начальство о том, что не смогу упахиваться как обычно, что летние каникулы заканчиваются, начинается пятый семестр, а мне, прогулявшей все экзамены и зачёты, ещё предстояло идти на пересдачи. Впрочем, никого из администраторов я не виню — вышвырнули и вышвырнули, — никто не будет таскаться со студентами, входить в положение и подстраиваться, меняя график: никому не нужна лишняя головная боль. Поэтому я отныне свободная и безработная… До тех пор, пока не закрою все долги. Потом уже можно влезать в новые, устроившись на новую работу. Или на старую — мне в Досках работалось неплохо.

Ждали начало следующей пары мы недолго — вскоре после ухода Филатовой в беседу группы староста написала сообщение.

Виктория: Пары по электротехнике не будет

Недолго думая, все повалили к выходу. Объявилась и сбежавшая Кристина.

Крис: Повезло, даже не прогуляла

Я не стала исключением: засунула неоново-розовую тетрадку в рюкзак и через весь корпус поспешила на улицу: лето, как и начало сентября, выдалось жарким, потому в аудиториях, окна которых выходили на солнечную сторону, было невыносимо душно. Учиться в таких сродни пребыванию в аду, но никого это не заботило: ни диспетчеров, которые ставили пары в аудиториях, ни нашу «верхушку», которая ничего с проблемой не делала. Хоть бы жалюзи повесили, что ли. Или плёнку на стёкла наклеили.

Не успела я, обрадованная отменой пары, и шагу ступить на крыльцо, как в кармане завибрировало. Достав телефон, я прикрыла дисплей ладонью, чтобы рассмотреть в отблесках солнца на экране имя контакта, и хмыкнула: звонили мне с неизвестного номера.

Я, недолго думая, поднесла палец к кнопке сброса вызова, но тут же остановилась. Я обычно не отвечаю на незнакомые номера, к тому же случаи телефонного мошенничества участились, но с тех пор, как в деканате мне сделали выговор за игнорирование звонков секретарей, приходится идти против своих желаний. Да и номер необычный: с тремя шестёрками на конце.

Нажав на кнопку вызова, я поднесла телефон к уху.

— Да.

— Добрый день. Инея Котеева? — недружелюбно спросил мужчина на том конце провода. Меня едва ли не передёрнуло: Инея Котеева — не лучшее сочетание, больше мне по душе звучание имени и отчества — Инея Александровна — совсем другое дело. Но кто я такая, чтобы ко мне обращались по имени и отчеству?

— Да, это я. С кем имею честь говорить? — прочистив горло, спросила как можно строже. А в ответ тишина, прерываемая едва слышными помехами.

Я остановилась посреди университетского дворика, уже готовясь сбросить вызов: снова реклама банк, попытки убедить взять кредит, ипотеку или купить квартиру в новостройке? Но подобные товарищи с сомнительными предложениями обычно тараторили без умолку, не давая вставить и слово, а этот молчит… Причём зло и тягостно.

— Касьян Владиславович, — представился мой незримый собеседник, но имя мне ни о чём не сказало — первый раз слышу. Я замялась, медленно шагая к курилке перед корпусом, из-за которой виднелась остановка.

— Эм… Мы знакомы? Что вам от меня нужно?

— Рябинин, — невпопад продолжил мужчина и устало добавил: — я у вас вёл конструкционные материалы и буду вести исследование биологического эксперимента. Вам моё имя вообще ни о чём не говорит? — мне потребовалось несколько секунд на осмысление ситуации, осознание своего плачевного положения и нахождение решения проблемы. Рябинин, значит. Только теперь я вспомнила, что его фамилию где-то слышала, да и видела в списке научников, аккурат напротив своей. Значит, это ему я буду пересдавать экзамен по конструкционным материалам, с ним и курсовую буду делать. Замечательно! А то прошла уже половина сентября, а от него ни слуху ни духу.

— А-а-а-а! — протянула я театрально-удивлённо, невольно прикладывая ладонь ко рту, — извините, пожалуйста, слышно плохо было, вот я и не поняла с первого раза, — но он на мои извинения никак не отреагировал, кажется, тяжело вздохнул и серьёзно потребовал:

— В ближайшие несколько дней зайдите ко мне. Чем быстрее, тем лучше. Мне нужно с вами поговорить.

— Да-да, конечно, — невольно кивнула я, разворачиваясь к корпусу, — я, кстати, прямо сейчас свободна и всё ещё в универе. Если вы на месте, подскажите, какая аудитория?

— Двести двадцать восьмая, — послышалось из динамика после секундной паузы.

— А корпус первый, да?

— Именно. Этаж подсказать? — холодно отозвался Касьян Владиславович.

— Да уж сама найду, — невольно огрызнулась я и тут же нажала на кнопку сброса вызова. Какой-то хамоватый он — настроение что ли плохое у него? Или это ко мне у него такое эксклюзивное отношение, как к заядлой прогульщице? Ну да, а как он ко мне должен относиться, если я ни на одну его пару в прошлом семестре не пришла? Вот он и злится — это понятно. Но всё равно, хамить — это уже слишком. С таким человеком пересекаться мне не хотелось, но раз позвали, нужно идти. К тому же преподаватель мне звонит впервые, обычно они связываются с секретарями, и те уже передают студентам необходимую информацию. А здесь… Позвонил сам? В груди поселилась тревога, неужели после того, как я отмучилась два курса, у меня начались проблемы из-за прогулов?

Я неторопливо вернулась в корпус, поднялась на второй этаж и, без труда отыскав нужную дверь, постучала костяшками пальцев по косяку. Не дождавшись, пока мне ответят, осторожно приоткрыла дверь и вошла.

На кафедре стояло два стола, за одним из которых сидел симпатичный молодой человек. Он, поправив очки, вскинул голову, заскользив по мне равнодушным взглядом, и отложил лист в сторону. Я невольно улыбнулась ему: не просто симпатичный — вполне себе красивый, с губ едва ла не сорвалось заученное: «вы готовы сделать заказ?». Видела я его впервые. Может, недавно закончивший обучение аспирант?

— Здравствуйте, я ищу Рябинина. — Я прикрыла за собой дверь и остановилась около ряда стульев, что стояли вдоль стены. — Не подскажете, где я могу его найти?

— По какому вопросу? — равнодушно поинтересовался аспирант, склоняя голову к плечу. Хам какой-то, даже не поздоровался, но я по-прежнему старалась беззаботно улыбаться и, несмотря на явное пренебрежение в голосе, быть вежливой:

— Эм… Мне позвонили, вот я и пришла, — пожала плечами, сжимая в руке телефон.

— Быстро вы. Я-то думал, вы продолжите от меня бегать, — отозвался он, и я окончательно выпала из реальности: так это он? Вот он и есть Рябинин?

— Я не бегала от вас, — растерянно заметила я, прокручивая в мыслях телефонный разговор пятиминутной давности. Голоса и правда похожи.

— Присаживайтесь, разговор будет долгим… — попросил Касьян Владиславович, и я, подойдя к нему, послушно опустилась на стул, хотя с удовольствием бы осталась стоять на пороге — подальше от него. — Я писал вам на почту, просил секретаря повлиять на вас, попросить зайти ко мне, но вы упорно игнорируете меня… — я потупила взгляд: сообщения секретаря я не могу прочитать уже вторую неделю, всё, что она мне шлёт — сплошные напоминания о пересдачах, что их смотреть? А писать на почту — прошлый век, лучше бы, как сейчас, взял мой номер да позвонил. Но на незнакомые я не отвечаю, если бы не тяга к мистике и числам «13» и «666» — не взяла бы. Сам бог велит нам не пересекаться, что я могу сделать?

— Секретарь ничего не передавала, почту я не смотрю, а… — я замолчала, и пока он не разозлился, нехотя протянула: — извините, в общем. Больше такого не повторится, я не хотела, чтобы…

— Достаточно, — пресёк он мои потуги извиниться, не дав мне договорить. Это ж надо, какой командный голос, и кому принадлежит… Этому очкарику… Он, словно почувствовав мой взгляд, поправил очки. — Пришло распоряжение из деканата. Меня назначили вашим научным руководителем… — и замолчал. Я усмехнулась, получается, сейчас меня будут уговаривать сменить научника? — Как вы собираетесь делать работу, если даже не знаете, как выглядит преподаватель? Я преподавал у вас конструкционные и биоматериалы в прошлом семестре, но вы не соизволили прийти ни на лекции, ни на практики, ни даже на экзамен, — теперь узнала, и должна отметить, что выглядит он неплохо. Но больше на студента похож. На высокомерного грубого хамоватого студента, которому ещё нужно поучиться взаимодействовать с людьми. И со студентами в частности. Или хотя бы научиться скрывать предвзятое отношение: по глазам вижу, что меня принимают за второй сорт.

— Так уж получилось, — пожала я плечами, улыбка уже давно стёрлась с губ. Строить из себя невесть кого трудно, особенно улыбаться тому, кому не хочется, — понимаете, я работала всё время, — призналась я, надеясь, что он войдёт в моё положение. Но, глядя на него, поняла, что надежды мои несбыточны, потому как такие как он, скорее, относятся к тем преподавателям, которые как раз-таки против того, чтобы студенты работали. Мол, если учитесь — учитесь. Если работаете, то вам не место в учебном заведении.

— А сейчас вы не работаете? — спросил он, скучающе глядя мне в глаза.

— Сейчас — нет. Мне нужно решать вопросы с долгами, как следствие — чаще ходить в универ и реже на работу, поэтому меня уволили. Или, как сказала администратор, отправили в бессрочный отпуск. Но я теперь планирую нагонять программу. Так что мы с вами будем видеться чаще, — зачем-то добавила я. Касьян Владиславович сцепил пальцы в замок и поднёс к губам, я поспешила пояснить: — если вам станет легче, то у меня цели идти к какому-то конкретному преподавателю не было. Вот к вам и направили, секретарь видимо написала в список того, к кому идти совсем не хотят, — впрочем, не удивительно, — так звёзды совпали…

— Вот как. Судьба, хотите сказать? — скептически поинтересовался он.

— Может быть. Я, на самом деле, в деканате разборки устраивать не хочу, и списки уже утвердили, так что ничего не поделаешь. В смысле, ничего не поделаете. Вы.

— Вы на моей дисциплине вообще не повалялись за семестр. Как вы себе представляете работу над курсовой? — задал Рябинин вполне резонный вопрос и снова зыркнул так, что кровь в жилах застыла.

— Ну… Как… Как обычно, — пожала я плечами, — никто же не выделяет преподавателей индивидуально для прогульщиков, которые, может, и год этот не закончат, к кому-то нам нужно идти. Если бы курсовую можно было не писать, то я и не писала бы. — Что уж греха таить — лучше говорить честно, без приукрас и утаек.

— Вот оно как. Одним словом, вам плевать? — догадался он, слегка подавшись ко мне.

— Мне плевать, — созналась я, — так что давайте мы с вами будем реалистами, дайте мне какую-нибудь тему, я буду стараться, чтобы сделать работу максимально хорошо и быстро, и мы с вами разойдёмся как в море корабли.

— Образование вам только для галочки? — Касьян Владиславович откинулся на спинку кресла и застучал ручкой по столу, а я закинула ногу на ногу и тоже откинулась на спинку, складывая руки на груди.

— Нет, почему для галочки? Для матери. Ну, и немножко для отца.

— И какой в этом смысл? — поинтересовался он теперь уже даже заинтересованно. Такую эмоцию на его лице я вижу впервые.

— Пока я учусь, они присылают мне деньги. Смысл есть. Правда отец настолько жадный, что от него помощи почти нет, но всё равно. Те копейки, что он скидывает, лишними не будут… — моим ответом Рябинин, казалось, остался неудовлетворен. Слегка удивлённо он вскинул брови и нахмурился. Не ожидал, что я расскажу о причинах учиться здесь честно? Думал, начну юлить?

Внезапно прозвенел спасительный звонок, перебивая мои слова, и я, едва ли не растягивая губы в довольной улыбке, тут же подскочила.

— Ой, у меня ещё пара, а я как раз решилась взяться за ум, так что побегу, — соврала я, прижимая рюкзак к груди, — но вы не переживайте, я к вам скоро приду на пересдачу, и там мы поговорим о том, как будем делать курсовую. До свидания.

Я не вышла из кабинета — вылетела, не дав ему вставить и слова, и в расстроенных чувствах поплелась на первый этаж: какой же этот Рябинин отвратный, а мне с ним ещё работать. Да что там — работать, мне ему экзамен сдавать. Нужно было не оставлять всё на самотёк и выбирать преподавателя самой: Кристина сама нередко отзывалась о некоем Касе — как, видимо, ласково его называли в группе, — весьма неоднозначно. И недаром, он, конечно, хорош собой, но его холодный, ничего не выражающий взгляд и скучающее табло меня выбесило. Нужно было выбрать ту же Иванову, хотя, к ней, доброй и спокойной, всегда очереди выстраиваются, или например, Кочеткова, который вёл у нас на первом курсе механику, тот вообще делает всё за студента… Эх, поделом мне, в следующий раз, если меня не отчислят, буду к вопросам подходить ответственнее, а не плыть по течению. Ключевое слово здесь — «если».

* * *

Дома было жарко, даже два вентилятора не спасали ситуацию: пока Кристи на работе, я — с её разрешения, — перетащила второй из её комнаты к себе. Учиться было жарко, лежать было жарко. Жить тоже было жарко. Окна выходили на солнечную сторону, плотные не пропускающие свет шторы никак не доходили руки купить, поэтому мучилась я по собственной же вине. А кондиционер устанавливать — удовольствие дорогое, да и не своя квартира, зачем её обустраивать — денег жалко.

Я, устроившись на диване с протёртой обивкой, глядела в потолок и, обмахиваясь тетрадью по экономике, в которую должна переписать конспект, пыталась морально подготовиться к плодотворной работе. На руках моих методично, раз в несколько минут появлялись сине-чёрные полоски от пасты — я нередко замечала, что учёба или работа моей родственной души совпадает с моим отдыхом после пар.

Я невольно хмыкнула, кинув тетрадь рядом, подложила руки под голову и уставилась в потолок: после увольнения свободного времени стало слишком много — с уменьшением объёма работы стало больше паршивых мыслей. Я вдруг поняла, что у меня нет ничего, кроме несбыточных мечт: ни семьи, ни целей, ни денег, ни жизни. И отношений тоже нет. Хотя кому они нужны?

Наивные подростковые мечты о романтической любви, семье и загородном доме разрушились о суровую реальность — вместе с браком родителей. Родственники бросались шутками о том, что теперь подарков на праздники у меня будет в два раза больше, но мне было не до шуток: скандалы, ссоры, делёжка имущества и полное отсутствие внимания, нравоучения матери о том, что все мужики козлы, упрёки, и слова отца о том, что все бабы меркантильные и лживые. Словно меж двух огней я металась от одного родителя к другому, но нигде не могла найти необходимых подростку покоя и любви. Оказалось, их шаткий брак держался только на мне. А я, некогда глядя на них, думала, что их отношения эталон. Какой же я была дурой.

Те несколько лет, казалось, длились вечность, и я жила лишь мыслью о переезде в общагу, поступлении в колледж после девятого класса, подальше ото всех, чтобы ни отца, ни матери, никого из родственников, но мои планы так и остались несбыточными: мама, с которой я осталась жить, была против переезда.

Ожесточённая уходом отца, предназначенного ей судьбой, из семьи, она стала отпускать в мою сторону оскорбительные комментарии, будто мысль о том, что я и его дочь тоже, вызывала у неё ярость. Она, казалось, держала меня рядом нарочно лишь для того, чтобы отыгрываться за уход отца, ведь больше высказывать претензии было некому. Некого было пилить, некого было упрекать, некому было мотать нервы. Кроме меня, естественно. Варясь в такой обстановке, слушая вечные недовольства моим поведением, я протянула ещё два года. И вскоре ко всем пришло счастье: я наконец вырвалась из той душной маленькой квартирки, которую раньше называла домом, отец нашёл себе другую женщину и, недолго думая, заделал ещё детей, забыв о том, что у него когда-то была я, а мама, наконец, выжила меня из квартиры и своим поведением добилась того, что звонки и контакт с ней свелись к минимуму.

Я осталась одна. Без никого. Без отца и без матери…

И даже несмотря на то, что, обретя свободу, я страдала от одиночества, мне удалось сохранить позитивный настрой. В незнакомый город вместе со мной переехала одноклассница, даже поступила на тот же факультет, на ту же специальность и попала в мою группу. Первый раз я поверила в судьбу: Кристина, тихая и спокойная, открылась мне с совсем другой стороны — посвят, капля алкоголя, и слёзы о хреновой семье, недостатке денег, необходимости быть хорошей девочкой для нелюбящих родителей, придирающейся бабушки и ненавистной сестры. Тогда-то я, обнимая её за плечи и подсовывая ей бумажные салфетки, поняла: судьба. А в школе я, глядя на неё, вечно жизнерадостную, даже предположить не могла о том, что скрывается за напускной весёлостью и стремлением всем помочь. А она всего лишь хотела всем нравиться, как завещали родители.

Мы подружились быстро: общее прошлое и воспоминания о школьных буднях, оказывается, сплочает. Нашли двушку недалеко от универа и спешно съехали из общаги. Квартирка, конечно, была пошарпанной, как и универ, стояла ближе к окраине города, но была вполне уютной. Да и всё было близко: продуктовый, аптека, остановка — всего лишь пятнадцать минут на автобусе до университета.

Так мы и проучились два года. Совместное проживание, поддержка, которой нам с Крис не хватало от семей, и свобода, правда, ограниченная скудным бюджетом, но тем не менее: никто не устраивал скандалы, не диктовал свои условия. Наконец, мир и покой. Такая жизнь была мне по нраву.

Взяв тетрадь, я снова принялась обмахивать ею лицо. Ещё немного, и поднимусь, чтобы сделать экономику…

Когда Кристина пришла с работы, время перевалило за десять. Я, ждавшая её возвращения, как настоящая хозяюшка, уже накрыла на стол: разогрела борщ, нарезала хлеб, достала сметану и столовые приборы. Пока мы с ней работали вдвоём, то домашние обязанности были поделены пополам, а пока я в одиночку пытаюсь расквитаться с долгами, а Крис пропадает до вечера на подработках, всё легло на мои плечи. Впрочем, готовить я люблю, а убираться нетрудно, особенно, учитывая тот факт, что Кристина приходит под вечер и развести беспорядок попросту не успевает.

Крис быстро переоделась в домашнее и, потирая ладони, села за стол. Пока она ела, у меня развязался язык: Рябинина я полила грязью, как только могла, а она только улыбалась да кивала. У неё с ним тоже давние счёты, поэтому, когда оскорбления закончились, и я начала говорить по существу, она навострила уши и, развернувшись ко мне, приготовилась слушать.

— Эта сволочь сегодня отказалась со мной курсач писать. Представляешь? Да кто он вообще такой? Да с ним ни один студент нормальный работать не захотел, он мне ещё должен быть благодарен, что я снизошла до него! Видите ли, что-то ему не нравится. Видите ли, я к нему на пары не ходила. Подумаешь! И вообще, это мне нужно ножкой топать, бить кулаками в грудь и кричать, что я против. Это мне нужно бежать к декану и секретарю и плакаться о несправедливости распределения! Да я единственная, кто к нему по-доброму, и пришла, и поздоровалась, и даже улыбнулась. А он с наездами сразу. Представляешь?

— Вот это у тебя самооценка зашкалила, — усмехнулась Кристина, разламывая ломоть хлеба напополам.

— Ты ещё скажи, что я не права!

— Права, конечно. Кстати, о курсовой — я когда-то разговаривала с его дипломником, и, раз ты будешь работать с ним, то я тебе не завидую. Ты в заднице. В глубокой и беспросветной, — заключила Крис.

— Я сама уже поняла. И что мне делать?

— Менять научника, — выдохнула Кристина обыденным тоном, как само собой разумевшееся, — я бы первым делом побежала в деканат.

— Так списки утвердили.

— И что? Работать-то вы ещё не начали. Я вон со своим Давлатом связаться никак не могу, уверена, что и у остальных работа не идёт пока что. Только месяц прошёл с начала учёбы.

— Что ж, — потёрла я подбородок и заёрзала на стуле в поисках удобной позы, — ты права.

— Ну, если не проканает, то я могу дать контакт его дипломника, поговоришь с ним, может, он подскажет, как с ним работать.

— Ну, это уже после деканата, — расслабленно выдохнула я — Кристинина уверенность передалась и мне. Нет, с Рябинными и правда невозможно работать, нужно обязательно менять научника, причём, чем быстрее, тем лучше, а то опоздаю и будет мне весёлая жизнь. Стоило мне снова подумать про него, как снова у меня подгорело, — нет, ну какая же он сволочь! И хамло! — воскликнула я в сердцах.

— И сволочь, и хамло, — поддержала Крис, — и зануда. Жалко, конечно, лицом-то вышел, а вот характер… О-о-ой, на экзамене, на который ты, кстати, не пришла, никто выше тройки не получил, ну, разве что Валера и Марина, — Кристина отставила пустую тарелку и взялась за кружку с чаем и пирожные, — Кася наш требует беспрекословных знаний. И вроде, с одной стороны, ничего не скажешь, имеет полное право, да только… Не знаю, человеколюбия у него ноль. Сострадания ни капли, он вообще никого не жалеет. Не знаю, как ты будешь ему сдавать экзамен. Я едва на тройку вывезла, и то с божьей помощью: к нам Татьяна Аркадьевна зашла. Если бы не её влияние, то сейчас вместе бы думали, как экзамен сдавать.

Я тяжело вздохнула и, подперев щёку ладонью, насупилась. Нужно срочно что-нибудь придумывать. Может, перед пересдачей ему подарок сделать: договориться о смене научника? Он обрадуется и сразу автоматом «три» и поставит. Бред, конечно, но других вариантов у меня попросту не было.

— Слушай, а может похоронить кого-нибудь? — спросила я, вскидывая указательный палец вверх, и сразу же добавила: — ну, на словах, естественно, наплести о сложном положении в семье? Не проканает? — я с надеждой уставилась на Крис. Она Рябинина лучше знает, в конце концов, хотя бы пары его посещала, может, и подскажет чего.

— Тебе своих не жалко, что ли? — спросила она недоверчиво, на что я только пожала плечами. Может, и жалко, но ради тройки можно рискнуть. — Не, вряд ли проканает. Ты первая такая умная, думаешь? Таких гениев к нему по десять на дню приходят. И такими же толпами он и отправляет их обратно, откуда пришли. Или за справкой в деканат.

— То есть мне придётся седалище рвать, чтобы сдать?

— Выходит, что так.

— Плохо, — подытожила я, забирая с тарелки пирожное.

— А когда у тебя пересдача-то? — поинтересовалась Крис, запивая сдобу чаем.

— Через два дня, — лицо её преобразилось мгновенно — в глазах я прочитала явное сомнение в том, что я сдам.

— Я для тебя шпоры оставила, — только и сказала она, постукивая пальцем по столу, — может, пригодятся. Но прячь лучше, чтобы не спалил. И телефон ещё один возьми. А лучше два. Чтобы уж наверняка. И надень толстовку с широкими рукавами, я в прошлый раз так шпоры прятала.

— Не волнуйся, как-нибудь я справлюсь, — я размяла пальцы, уж мне-то списывать не в первой. Что-нибудь придумаю.

* * *

День пересдачи наступил крайне быстро, я даже не успела подготовиться к ней морально, но зато наметила себе план действий, потому-то и пришла за час до его начала — чтобы зайти в деканат и поговорить насчёт смены научного руководителя.

В деканате меня встретила Вера — секретарь. По-доброму мне улыбнулась и, поманив рукой к себе, указала на стул.

— Добрый день. Проходите. Вы по делу или душу излить? — поинтересовалась она оживлённо и, сцепив пальцы в замок, воззрилась на меня, а я послушно приземлилась на стул.

— И по делу и душу излить. Я по поводу научного руководителя… Мы в этом семестре курсовую пишем, вот и появилось у меня несколько вопросиков.

— Списки появились, все активизировались, — махнула рукой Вера.

— А по какому поводу активизировались? — уточнила я, подаваясь вперёд.

— По поводу распределения.

— А что с распределением не так? — не поняла я, и секретарь, постукивая ногтями по столу, вздохнула и начала:

— В этом году у нас просто аврал, — призналась Вера недовольно, — преподавателей мало, да и нагрузка у всех большая, а у вас поток из четырёх групп, и в каждой от семнадцати до двадцати человек. Распределялись мы в прошлом семестре, и с тех пор многое изменилось: несколько преподавателей уволились, кого-то здоровье подвело, пришлось перераспределять. И уже не по желанию студентов, а к тем, кто был свободен. Списки уже утвердили, ничего уже не сделаешь. А недовольных много. Так по какому вы вопросу?

— Уже, видимо, ни по какому, — пробормотала я расстроенно, — поменять научника хотела, но, видимо, уже смысла об этом говорить нет. Да? — Вера только кивнула.

— У всех всё под завязку забито, у некоторых помимо дипломников по четыре студента на курсовую, преподаватели буквально вешаются, — понуро произнесла секретарь, но тут же оживилась, вновь улыбаясь так же широко, как и раньше, — а у вас кто? Почему вы вообще решили сменить руководителя? Что-то не устраивает?

— Да, не устраивает, — кивнула я и раздосадовано прикусила щеку. Вот теперь и пускай всё на самотёк. Конечно, если бы я выбрала научника сама, то не факт, что меня по итогу не определили бы к другому, но я хотя бы попыталась бы избежать столкновения с Рябининым. Но с другой стороны, откуда я знала, что у нас на факультете вообще есть такой мерзкий препод? — Я попала к Рябинину. Он сказал, что работать со мной не хочет. Представляете? Прямо в лоб. Да и я не шибко-то хочу. Но, как я поняла, от меня отказаться попросту не могут, потому что меня не к кому переводить.

— Всё верно. Вообще, вы не первая, кто приходил с этой проблемой, но в этот раз, боюсь, решить её не получится, — вкрадчиво ответила Вера. Вот и плакали мои надежды на беспроблемный семестр, — а почему не хочет-то? Что-то не поделили?

— Да знакомство у нас не заладилось. Вот и всё. Ладно, извините, что я вас потревожила. Я пойду.

— Ну что вы, — всплеснула руками Вера, — жаль, что помочь вам не удалось. Инея, — позвала она меня, когда я подошла к двери, — я поговорю с Татьяной Аркадьевной, и напишу вам. Может, всё-таки получится что-то сделать.

— Спасибо, до свидания, — улыбнувшись, произнесла я, вышла в коридор, и, ускорив шаг, направилась к лестнице: экзамен начнётся совсем скоро.

На пересдачу я шла подготовленная по всем канонам: халяву в окно позвала, чужие конспекты под подушку положила, свечку в онлайн-церкви поставила, зачётку об сдавшую всё на тройки Кристину потёрла. Должно сработать.

Должников у кабинета оказалось достаточно: собравшихся со всего потока было двенадцать человек, — впрочем, хорошо. Будет, за чью спину спрятаться, а вот помощи просить не у кого — хотя бы потому, что знакомых у меня здесь было мало: за прошлый семестр, что я почти не появлялась в универе, отношения у меня с группой ухудшились, да и сомневаюсь, что хоть кто-то из этих неудачников со мной во главе хоть что-то знает.

Пришёл Рябинин точно по звонку. Подошёл к аудитории на цокольном этаже, которая выглядела, как какой-то подвал из фильма ужасов, не хватало только мигающей лампочки, да хоть какой-нибудь лампочки — у нас же света вообще не было, и мы ожидали казни в полной темноте: то ли потому что свободных аудиторий больше не было, то ли потому что диспетчер оплошал и вписал номер кабинета в график наобум.

Мы всей группой вяло поздоровались и поднялись, но Рябинин остановил нас.

— Всё так же, как и было на первой сдаче, — я уже обернулась к стоящей рядом девушке, чтобы спросить, как было в прошлый раз, как Касьян Владиславович объяснил: — заходят пять человек, сорок пять минут на подготовку, на ответ пятнадцать — это для тех, кто не соизволил прийти, — и зыркнул на меня.

— Спасибо, — буркнула я. Да, будет трудно.

— Не за что. Первые пять человек, — напомнил он.

Я поднялась, немножко подумав, тут же села обратно и закинул ногу на ногу — зайду последняя. Может, к концу он устанет и тройку поставит просто так.

Самые смелые или торопящиеся поплелись без энтузиазма в аудиторию, дверь осталась приоткрытой, так что я видела всё, что происходит в аудитории. И это отличалось от того, что я представляла себе: никакой беготни по кабинету, никаких попыток найти взглядом телефон или шпоры. Он просто сидел и, уткнувшись в свои бумажки, вел себя вполне приемлемо для душного преподавателя. Я бы даже сказала, что он меня удивил — даже на характерное методичное шуршание внимания не обращал, хотя его было слышно даже из коридора. Кто-то явно не озаботился и не склеил шпоры скотчем, чтобы не шуршали.

Сорок пять минут прошли в томительном ожидании. Наши братья по несчастью изредка смотрели в дверной проём на нас, тяжело вздыхали и, уверена, мысленно просили о помощи. Первого Рябинин вызвал отвечать, когда время подошло к концу — ни секундой позже, словно по таймеру, впрочем, может, и правда будильник завёл.

Мучал Касьян Владиславович бедного Олега безжалостно, коварно, долго — целых пятьдесят минут, хотя на ответ отводил всего лишь пятнадцать, тогда-то я и поняла, что у ничего не знающей меня шансов было крайне мало наговорить даже на «двойку», про «тройку» и говорить нечего. Но надежда умирала последней, Олег же каким-то образом наблеял на слабое «удовлетворительно», вот и я смогу. Наверное.

Выглядел он настолько измученным, что мне стало его жалко, но каким же весёлым вышел из аудитории — прямо светился от счастья.

— Ещё один! — попросил Рябинин, и следующей забежала Агата, а я осталась выпытывать у Олега общие впечатления, дополнительные вопросы, которые я не услышала из коридора, и хоть что-то, что могло мне пригодиться, но он уже на седьмом небе от счастья всё забыл. Долго я его не продержала, поблагодарила за те крупицы информации и отпустила. Он, обернувшись через плечо, пожелал нам удачи и поспешил к лестнице.

Следующий после Олега студент отправился на пересдачу, и теперь у меня затряслись поджилки. Я ведь взялась за ум, ушла с работы, даже решила взять перерыв от мелких подработок — денег в схроне пока хватает, — и тут такой казус. Из-за одного принципиального вылететь с третьего курса? Так не пойдёт. Видимо, пора заканчивать надеяться на удачу и начать учиться… Этим я и займусь, но пока в последний раз загадала сдать хотя бы на «удовлетворительно».

Через четыре с половиной часа зашла и я — как и хотела, последняя. Взяла билет под преподавательский равнодушный взгляд, назвала его номер, чтобы Рябинин записал себе в журнальчик, и села за последнюю парту готовиться.

Так прошло ещё три часа — три часа наших с однокурсниками мучений. Я, как только села за стол, быстренько списала со шпор материал, нагло игнорируя чужие взгляды, несколько раз прочитала и, поняв, что в голове информация не задерживается, подалась вперёд, подслушивая, как Рябинин опрашивает студентов и какие дополнительные вопросы задаёт. Как оказалось, они в большинстве своём одинаковые, поэтому я принялась записывать ответы на них на листочек — всяко пригодится.

Вскоре за последним студентом захлопнулась дверь, и настала моя очередь отвечать. Я, взяв свои листы, села перед Рябининым и, одним глазком глядя на записанный текст, приготовилась отвечать. Касьян Владиславович смотрел на меня так, будто пытался дыру прожечь, а я улыбалась в ответ, надеясь снизить градус накала страстей.

— Ну вот мы и снова встретились. И правда — судьба, — стоило мне сесть ближе, меня окатило жаром. Толика волнения всё же есть. Хотя я на пересдачах была неоднократно и уже привыкла.

— Флирт в нашей ситуации не уместен, — холодно ответил Рябинин, забирая у меня листок с ответом. — Давайте начнём: быстренько пройдёмся по основному вопросу, затем — по дополнительным. Начинайте, — попросил он, но листочек мне так и не отдал. Ну не сволочь ли?

— Итак, — я прочистила горло и, нервно почесав кончик носа, начала диктовать первую строку вопроса, выученную наизусть: — материалы медико-биологического назначения. Круг материалов, используемых в медицине, весьма широк и включает материалы природного и искусственного происхождения, среди которых — металлы, керамики, синтетические и естественные полимеры, различные композиты.

Он вскинул голову, поправил очки и заглянул мне в глаза. В при первом нашем разговоре я не заметила, что радужка у него насыщенно болотного цвета, как раз для человека с таким мерзким характером.

Глубоко вдохнув, замолкла: больше ничего мне так и не запомнилось, но Касьян Владиславович, кажется, попытался мне подсказать:

— Замечательно. Давайте начнём с металлов. Какие металлы и сплавы используются в медицине? — я осторожно начала:

— Титан…

— Так, — кивнул он.

— Золото, алюминий, — добавила, крутя в пальцах ручку.

Руки, несмотря на ситуацию, не тряслись, я вообще не волновалась, но ручка от моих манипуляций выскользнула, прокатилась по запястью, мазнув широкую линию вдоль фаланги, и упала на стол. Я поморщилась от неестественного грохота, взяла её, чтобы вывести на черновике кружочек, и воззрилась на Рябинина. Затем перевела взгляд на его руки — он пальцами бесшумно постукивал по черновым листам, — замечая блёклую полосу, что подозрительно похожа на ту, что несколько секунд назад я случайно провела на своей руке.

— Дальше, — потребовал он, но озадаченная совпадением я промолчала, недоверчиво щурясь, — хорошо, — кивнул Рябинин, — выбирают металлы и сплавы, исходя из каких характеристик?

— Ну, исходя из биосовместимости.

— Так…

— Старения материала, — я замолкла, разводя руками: больше сказать нечего. Настороженный взгляд мой по-прежнему был прикован к его рукам. Я никак не могла вспомнить, были ли там та черта или нет, потому взяла ручку, и в качестве эксперимента надавила на шарик большим пальцем и, глядя ему в глаза, провела по фаланге. Затем снова посмотрела вниз и… Да. Появилась…

Я тяжело сглотнула, и щёки мои тут же окрасились румянцем. Этого просто не может быть.

— Ладно, хоть что-то да знаете, — хмыкнул между тем Рябинин. Я, покачав головой, постаралась отвлечься от непрошенных мыслей хотя бы сейчас, когда от моей собранности зависит моя же судьба. — Какие физические и механические свойства вы знаете? — спросил он, перебивая мой так и не начавшийся монолог, и я даже на мгновение зауважала Рябинина. Ответ на этот вопрос я тоже запомнила.

— Предел текучести, предел жесткости, натяжение, усталость, упругость…

— Неплохо, я бы даже сказал — хорошо, — улыбнулся Касьян Владиславович, и мне показалось, что он не такой плохой человек, каким я его себе представляла, но только показалось: выражение его лица тут же изменилось. Он дал мне призрачную надежду на тройку и сам же её развеял, — а теперь объясните мне, что такое предел текучести и всё, что вы перечислили. Вот, я смотрю, у вас определения записаны. Значит, знаете. — Нет, всё же он сволочь, — значит, не знаете.

— Значит, не знаю, — пожала я плечами и взглянула на Рябинина, тот сидел со скучающим выражением лица, по которому не грех было бы кулаком съездить.

— Как у студентов хватает мозгов приходить на экзамен, при этом не готовясь… — задал он скорее риторический вопрос, и я слабо воспротивилась:

— Я готовилась. — Готовилась! Правда, морально, что немаловажно, и шпоры по рукавам рассовывала. Чем не подготовка?

— Готовились, значит, — задумчиво протянул Рябинин, складывая мой листочек поперёк, — хорошо, раз готовились, я дам вам шанс: назовите вопрос, на который вы сможете ответить. Я послушаю и поставлю тройку, так уж и быть, — я снова сглотнула. Это, уверена, был блеф, и всё равно прикинула, что помню, но ни одну шпору, подготовленную Кристиной, я не читала, только названия вопросов помню, да и то не полностью. Сердце забилось с удвоенной скоростью.

— Пересдача? — догадалась я после минуты молчания.

— Меня поражает ваша сообразительность.

Но сдаваться так просто я не намерена: некоторые преподаватели идут на поводу у студентов, поэтому я решила взять ситуацию в свои руки:

— А может, можно как-то поставить маленькую троечку… Вам же не в кайф снова приходить на экзамен и слушать глупости?

— Да вы правы, не в кайф. Глупость, особенно от студентов, которых я учил, я не выношу. Но ещё больше я не люблю наглость… У вас её хоть отбавляй, — воинственно произнёс Рябинин и, громко захлопнув мою зачётку, протянул обратно.

— Ладно-ладно, — пошла я на попятную, пока он не разозлился, — значит, у нас с вами осталось два незаконченных дела: экзамен и курсовая.

— Одно дело, с вами я работать отказываюсь. С Татьяной Аркадьевной мы всё обговорим.

— Правда? Что ж, — взяв ручку, вновь провела по пальцу, полоса тут же отобразилась на его руке. — Хорошо. Тогда увидимся на комиссионной пересдаче, — хмуро отозвалась я. — До встречи.

Улыбнувшись Рябинину на прощание, я вышла за дверь. Вот как оно бывает… Ну ничего, ты у меня и экзамен примешь, и лабы по исследованию эксперимента проставишь, и курсовую со мной сделаешь! Мы ещё посмотрим кто-кого, Касьян Владиславович.