Основной компонент любви (гет)

Лорд Феанаро говорил уже полчаса, но Атаринкэ почти не слушал его. Он даже не мог точно сказать, с чего началась беседа, точнее монолог отца, что делал в то время он сам и как реагировал. Мысли Куруфинвэ младшего были далеко — на другом конце Тириона, в небольшом, но добротно построенном доме с садом и клумбами с ромашками при входе. Атаринкэ думал о любимой, которая завтра должна была стать женой, и он совершенно не понимал, зачем ему знать как, когда и какой рукой ему предстоит что-то взять, или отдать, или надеть, какая будет разница, если они с Лехтэ хотят быть вместе и готовы принести клятвы.

Всё началось с утра, когда пришёл Нолдоран. Дед был неумолим, и сразу же решил напомнить внуку о традициях. Не выдержав, Курво повел себя не очень достойно, рявкнув, что за два раза-то можно запомнить, а для одного требуется иное — искренние чувства. Финвэ дернулся от этих резких слов Атаринкэ и его взгляд разом помрачнел.

— Прости меня, атар атаринья, я сказал, не подумав. Просто совершенно не желаю слушать, кому я завтра должен буду кивнуть, а кому обязательно сказать пару слов и каких именно слов. Я хочу быть с любимой, остальное мне не важно.

Искусник действительно сожалел о вырвавшихся в гневе словах — деда он любил и понимал, что тот желает ему лишь добра, подсказывая заранее, что должно будет сделать и когда. Но перед внутренним взором Куруфинвэ стояла Лехтэ — улыбающаяся, манящая, такая любимая и желанная.

После такого утреннего разговора Атаринкэ еще раз проверил кольца, убедился, что его подарок, что он приготовил для невесты, на месте и дожидается завтрашнего дня, точнее вечера — он решил вручить его, когда они останутся наедине.

Мелькнула шальная мысль уехать на охоту, но днем… Время тянулось бесконечно, братья были чем-то очень заняты. Ах да, они же помогают с приготовлениями.

— Да кому это все нужно! — не выдержав, Курво стукнул рукой и прошипел сквозь зубы. Проходящий мимо Макалаурэ очень удивился услышанному.

— Ты передумал, брат? — с недоумением спросил он. — Свадьба, конечно, завтра, но еще не поздно…

Тут менестрель немного замялся, не зная, какое слово лучше подобрать.

— Линдо! Ты чего? Я люблю Тэльмэ и хочу жениться на ней, но вот это все, вся суета… она раздражает, очень.

Понятливо вздохнув, Кано лишь хлопнул брата по плечу, еле слышно сказав:

— Да скоро уже, скоро, почти дождался, еще немного, зато какой итог.

Менестрель немного загадочно улыбнулся и словно из воздуха достал лютню. Удивительно, но Атаринкэ немного успокоился и даже вышел прогуляться в сад, где и встретил отца.

Ему бы послушать того, кто и сам всегда свысока смотрел на правила и сложившиеся порядки, но с первой же фразы Атаринкэ скрипнул зубами и ушел в себя.

Курво потянулся осанвэ к любимой, но ощутил лишь раздражение, грусть и волнение. Перебив отца, хотя он не позволял себе такого ранее, Искусник рванул за ворота.

* * *

— Мири, в самом деле, не все ли равно, какие именно ленты будут у меня в волосах? — с некоторой долей грусти в голосе спросила Лехтэ старшую сестру.

— Ты должна быть самая красивая, — уверенно ответила Миримэ, — поэтому мой ответ нет.

Лехтэ вздохнула. Похоже, ей оставалось только смириться. Хотя сама она лично не видела особой разницы между широкими лентами и узкими, перламутровыми и цвета слоновой кости. Но разница определенно была, и сестра никак не могла определить, какой же именно вариант делает ее неотразимой. А ведь была еще сама прическа, букет, а также два вида пояса — с жемчугом и перламутром. В конце концов Лехтэ предоставила сестре самой подбирать вариант, который ей покажется подходящим, и позволила себе ненадолго погрузиться в радостные, но от этого немного тревожные мысли.

Как оно все будет? Что она будет чувствовать, думать? Каково это — стоять перед любимым и приносить клятвы, которые свяжут их отныне и навсегда, до конца Арды? У нее даже на секунду мысли не возникало, что может быть иначе, даже несмотря на пример Финвэ. Нет, у них, конечно, все будет хорошо! Но волновало ее при этом немножко другое. Волновало до такой степени, что сердце начинало нервно биться, а щеки то бледнели, то краснели. Что это значит — стать женой? Женой того, кто так дорог. На кого она до сих пор просто смотрела-то зачастую с большим смущением, и дыхание перехватывало, а по телу пробегало такое… незнакомое, чему она никак не могла дать названия, а спросить у любимого не решалась. Как она будет с завтрашнего дня рядом с ним вместе каждый день? Вместе вставать, вместе заниматься делами, вместе ложиться по вечерам.

Лехтэ прижала руки к груди и сияющими глазами обвела комнату, посмотрела за окно. Там было небо, окрашенное золотом Лаурелин, и деревья сада. Под окном ее комнаты жил соловей, и они с ним уже стали почти друзьями. С ним завтра придется навсегда проститься. Немножко жаль, но повод к этому такой радостный! И пусть она пока не может понять, что будет делать или чувствовать потом, когда завтрашний хлопотный день наконец минует, но ведь другие как-то разбираются со всем этим! И она разберется! Да и муж ей наверняка поможет.

Последняя мысль согрела сердце и успокоила мятущуюся, трепещущую от волнения фэа. Лехтэ расслабилась и улыбнулась светло и ясно, и уже более активно включилась в обсуждение. Не прошло и нескольких минут, как выбор был сделан, и Лехтэ, выбежав из комнаты, устремилась в сад, намереваясь спрятаться ото всех и тихонечко там посидеть, мечтая.

Однако намерениям ее не суждено было осуществиться.

— Атаринкэ! — воскликнула она и радостно улыбнулась.

И бросилась на шею жениху, который как раз распахнул калитку и вбежал в сад.

* * *

Куруфинвэ подхватил невесту и закружил ее.

— Я так соскучился, Лехтэ, — сказал Искусник, поставив Тельмэ на дорожку, но совершенно не желая выпускать ее из объятий.

— Я, наверное, тебя отвлекаю, да? Но если у тебя найдется время, мы могли бы немного прогуляться.

Лехтэ кивнула, и они, держась за руки, вышли за калитку. Атаринкэ слушал, о чем говорила ему невеста, а сам любовался ею, желая сделать её самой счастливой.

* * *

Говорили обо всем и ни о чем — о самом важном, о том, что ожидает их обоих завтра, и о всяких пустяках. Теперь, держа будущего мужа за руку, идя с ним бок о бок, Тельмэ чувствовала себя гораздо спокойнее и увереннее. Казалось, одно его присутствие дает ей силы. Она рассказывала о последней подготовительной суете, вспоминала то смешное, что успело сегодня произойти, и между делом поглядывала на Атаринкэ, тут же, впрочем, в смущении опуская глаза.

К центру города по обоюдному молчаливому согласию они не пошли. Наоборот, дойдя до конца улицы, туда, где начиналось широкое, словно море, и такое же бескрайнее разнотравье, они свернули и направились прямо в поля, не разбирая дороги. Лехтэ то и дело нагибалась, чтобы сорвать тот или иной приглянувшийся ей красивый цветок, и скоро собрала довольно внушительный букет. Бело-желтые ромашки и алые маки, ярко-синие васильки и неприметный на вид, но такой ароматный клевер, колокольчики, лютики, анютины глазки и ярко-оранжевые эшшольции. Цветы были такие разные, но все вместе они составляли нечто совершенно удивительное.

Былинки трав тихонько покачивались, повинуясь легкому дуновению теплого ласкового летнего ветерка. Хотелось бежать и бежать вперед, а потом упасть и лежать, глядя на небо, смотря на проплывающие над головой облака, и тихонечко улыбаться, чувствуя присутствие любимого, что был рядом.

Именно это Лехтэ и сделала, предварительно попросив Атаринкэ подержать ее букет. А потом они лежали совсем близко и вполголоса переговаривались, и она даже отважилась положить голову ему на плечо.

А спустя время, когда свет Лаурелин уже начал меркнуть, они встали и направились назад в Тирион.

* * *

Время пролетело незаметно, и пора было возвращаться. У калитки они остановились.

— Сегодня последний вечер, как ты моя невеста, — нежно проговорил Атаринкэ, проведя рукой по волосам любимой и осторожно касаясь ее губ своими. За первым поцелуем последовал второй, третий — горячее, глубже, ближе. Усилием воли заставив себя отпустить любимую, Куруфинвэ попрощался и пожелал добрых снов.

— До завтра, мелиссэ, до нашего самого счастливого дня!

Искусник немного побродил по улочкам Тириона прежде, чем вернуться домой, где его ожидала еще большая суета.

— Я к себе, — вместо приветствия выдал Курво, но на лестнице был перехвачен Нерданэлью.

— Сынок…

— Аммэ, все хорошо, я спокоен, но устал. Ты же не хочешь, чтобы я завтра зевал весь день?..

Быстро чмокнув мать в щеку, он скрылся за своей дверью. Сон долго не шел, но когда вала Ирмо сподобился послать ему видения, свет Тельпериона уже начал немного бледнеть. Да и показал он Атаринкэ что-то странное — тьму и холод, рыдающую Лехтэ, уходящие вдаль телерийские корабли. Когда же виденье закончилось, наступило смешение света, а потом Куруфинвэ разбудил отец.

* * *

Лехтэ коснулась пальцами губ, на которых все еще чувствовался вкус поцелуя, и какое-то время стояла, просто глядя Атаринкэ вслед. Потом улыбнулась и, подхватив юбки, вбежала в дом. Нашла сестру и, недолго думая, вручила ей собранный на прогулке букет.

— А ну-ка постой, — окликнула ее Мири, когда Лехтэ уже было собралась уходить.

Та обернулась и посмотрела вопросительно. Миримэ же подошла, снова вручила букет ей и обошла вокруг, явно что-то прикидывая. Лехтэ ждала.

— То, что надо, — наконец объявила сестра и пояснила: — Именно этого букета и недоставало, чтобы сделать твой образ завершенным и в самом деле неповторимым. С ним и будешь завтра выходить замуж. Я сохраню его. А теперь иди отдыхай.

И Миримэ в шутку сделала характерное движение руками в направлении двери. Лехтэ смешно наморщила нос, поблагодарила сестру и выскочила из комнаты. Хотела было и впрямь направиться к себе в комнату, но решила вначале заглянуть на кухню. Наскоро поужинав молоком с хлебом, поднялась наконец к себе и, раздевшись, нырнула под одеяло. Она закрыла глаза, и перед внутренним взором снова поплыли видения с картинами сегодняшней прогулки.

Так Лехтэ и уснула с улыбкой на губах.

* * *

Проснулась она тоже радостная.

— Дочка, — позвала ее леди Линдэ, осторожно тронув за плечо.

Лехтэ распахнула глаза и, откинув одеяло, порывисто встала. День ее свадьбы!

Смешение Света уже успело погаснуть, уступив место только одному Лаурелин. Лехтэ распахнула створки окна и высунулась по пояс, полной грудью вдыхая напоенный ароматами трав свежий утренний воздух. Интересно, как там мелиндо? Встал? Или еще спит? Может, послать осанвэ? Лехтэ думала, думала, а потом решила, что пусть уж лучше увидит его и услышит сразу на свадьбе. Не стоит сейчас отвлекать — наверняка тоже чем-нибудь занят.

Кстати, о делах — ей и самой пора собираться.

Аммэ стояла в стороне и терпеливо ждала, давая дочери возможность просто полежать и подумать о предстоящем дне, за что Лехтэ была ей благодарна. Наскоро приведя себя в порядок после сна, она проворно сбежала вниз.

— Доброе утро, папочка! — радостно воскликнула Тельмэ, вбегая в кухню, и быстро поцеловала Ильмона в щеку.

На столе уже стояла ваза с фруктами, пышный, мягкий хлеб, масло, дымился в чашках ароматный квенилас. Лехтэ принюхалась и уловила нотки жасмина.

— Спасибо, атто, — от души поблагодарила она и, выбрав хлебец попышнее и порумянее, уселась за стол и принялась намазывать его маслом.

Утро разгоралось. Мысли Тельмиэль витали где-то далеко. Там, где сегодня должно было состояться торжество. Она все пыталась угадать, чем сейчас занимается Атаринкэ, на какой стадии сама подготовка. Сделано ли уже все-все возможное, или верные как раз теперь бегают, наводя лоск и добавляя последние штрихи?

Со стороны её семьи то немногое, что было в их силах, давно сделано. Самоцвет, который аммэ должна подарить ее мужу, как раз на днях привез ее брат Тарменэль откуда-то из пещер Пелори, и самой Лехтэ он очень нравился. В первый раз заполучив его в руки, она просидела с ним у окна пару часов, любуясь игрой света и крохотными золотистыми искрами в глубине кристалла. Отец провел в мастерской два дня и сделал камню достойную оправу из серебра. Конечно, он не был знаменитым мастером, и все же дочь считала, что у него получилось. Подвеска должна была великолепно смотреться на Атаринкэ.

Так же был готов подарок, что сама она сделала для будущего мужа. Он уже вместе с прочими ее вещами дожидался своего часа в ее новом доме — парадный наряд.

Конечно, сначала она хотела сделать что-то иное, например, пояс. Но, посмотрев, что именно предпочитает носить Атаринкэ, поняла, что изготовить тяжелую пряжку она не сумеет никогда в жизни, а то, что ее руки были в состоянии сотворить, он ни за что не наденет. Обращаться же к мастеру в данном случае не хотелось — сделать подарок она желала именно сама. Обдумав все варианты и посовещавшись с братом, Тельмэ в конце концов села за парадный наряд.

Лехтэ так замечталась, что не заметила прихода сестры. Только когда Миримэ уселась напротив, выразительно при этом приподняв брови, поняла, что прошло уже достаточно много времени и следовало бы, пожалуй, поторопиться.

Поставив на стол пустую чашку, Лехтэ встала и, сунув в рот последний кусочек булочки, пошла к выходу.

Путь их лежал в гостиную, уютно расположившуюся здесь же, на первом этаже. На кресле у окна, окруженное льющимся из окна золотым ореолом, ждало своего часа платье. Букет, такой же свежий и нарядный, как и накануне, стоял на столе в вазе, уже перевязанный лентой.

Миримэ взяла в руки платье и принялась помогать, а Лехтэ, зажмурив глаза, все пыталась угадать, кого же она увидит, когда посмотрит в зеркало. Конечно, ей не впервые было облачаться в торжественные одежды, но этого ни разу не случалось с ней здесь, в Тирионе. Узнает ли она-то существо, что скоро предстанет перед ней в зеркале? Узнает ли ее сам Атаринкэ?

Тут Лехтэ не удержалась и тихонько хихикнула. Последняя мысль показалась забавной. Ведь, как ни крути, она с детства знала, что вкусу Миримэ можно доверять — вот уж она была женщина до мозга костей, в отличие от нее самой, шалопайки. И ни разу еще сестра не ошиблась. И если лезут сейчас всякие глупые мысли в голову, то исключительно от волнения.

Скоро была уложена прическа, надеты туфли. Дверь отворилась, и в комнату неслышно вошел отец.

— Ты сегодня необыкновенно хороша, дочка, — проговорил он. — Отличная работа, Мири.

Сестра кивнула, принимая похвалу отца.

Ткань чем-то напоминала волну, а вместе с ней её напоминало и само платье. Не речку, но ручеек. Тихий, прозрачный, дарующий прохладу в жаркий летний полдень. Такой пленительный и манящий. Он течет, ловко огибая встречающиеся на пути камни, и в его прозрачных водах, где-то у самого дна, мелькают юркие, разноцветные рыбки. И такой же пленительной, манящей и переменчивой казалась та, что была сейчас в это платье облачена. В руках Лехтэ держала букет разноцветных полевых цветов, волосы были тщательно заплетены и украшены жемчугом. Лехтэ обернулась и посмотрела на себя в высокое зеркало. На дне широко распахнутых глаз явственно читалось ожидание чего-то необычного, волшебного. Губы были чуть приоткрыты словно в легком удивлении, и вся фигура, в данный момент неподвижная, выражала при этом движение вперед, летящий порыв.

Лехтэ опустила глаза и взяла подошедшего отца под руку.

— Пора, дочка, — сказал ей Ильмон.

Тэльмэ кивнула, и вместе они пошли к выходу из дома.

* * *

Убедившись, что Атаринкэ проснулся, Феанаро быстро вышел из комнаты, за что Искусник благодарно улыбнулся ему вслед. Курво было просто необходимо привести свои мысли в порядок. «Сегодня свадьба, сегодня моя любимая Лехтэ станет женой, сегодня…» Быстро вскочив с кровати и наспех одевшись, он тихо вышел из комнаты и отправился в мастерскую — ненадолго, как он решил для себя, просто немного сосредоточиться.

Очередной витой держатель для светильника был готов и теперь остывал на столе, когда в кузницу бесцеремонно вломился Морьо.

— Попался! — заявил он брату, заходя. — Так и пойдешь клятвы приносить, думаешь войти в историю, как единственный нолдо, что женился в кузнечном фартуке?! Живо одеваться! — на правах старшего даже прикрикнул Карнистир.

«Кажется, я все же увлекся», — подумал Атаринкэ, когда влетел к себе. В купальню, подобрать волосы, быстро ополоснуться, найти одежду.

— Хорош! — жизнерадостно заявил блондинистый брат, заходя в покои к Искуснику, как в свои. — Сразу видно, чей сын и внук.

— Опять ты за своё — я это я. И все тут. Раньше ты не мог не пошутить, не путает ли Лехтэ меня с отцом, теперь так.

Рассердившись, выпустил пару прядей и прическу пришлось начинать делать заново. Однако, конечным результатом он остался доволен.

Кольца, подарок — все на месте, можно отправляться.

— Оставь нас, пожалуйста, Тьелкормо, — в дверях появился празднично одетый Феанаро, который был очень серьезен.

— Как понимать твою утреннюю выходку? Держатели удались, не спорю, — сразу перешел к делу старший сын Финвэ. — Курво, ты сомневаешься в своем выборе или что-то иное тревожит?

— Ты прав, но лишь во втором своем предположении. Мне было видение — я сделаю любимую несчастной.

— Что ты такое говоришь? Ты любишь ее, сын?

— Да, только ее, до конца Арды, и никто иной мне не нужен, — искренне ответил Куруфинвэ младший, чуть вздохнув и непроизвольно сжав кулаки.

Он рассказал о странном сне, что послал ему Ирмо.

— Знаешь, не очень-то доверяй увиденному. Может, вала хотел тебе показать, как сильно твое чувство, что тебе даже во сне тяжело видеть, как плачет твоя невеста, которая вот-вот будет женой. Вы будете счастливы, как мы с твоей мамой.

Феанаро обнял сына и, немного помолчав, сказал:

— Пора!

Счастливая за Атаринкэ Нерданэль сияла, любуясь мужем и сыном, братья улыбались и шутили, а Искусник чувствовал себя немного лишним, до тех пор, пока не увидел идущую под руку с отцом Лехтэ. Кажется, в тот миг и она заметила возлюбленного, их взгляды встретились, и, махнув рукой на традиции, Куруфинвэ подбежал к невесте. Торжественная часть должна была скоро начаться, но несколько мгновений рядом хватило, чтобы сердце бешено заколотилось, а фэа полыхнула огнем.

* * *

Когда Лехтэ вышла во двор, там уже стоял Сурэ — ее любимый конь золотистой масти. Отец привез его ей в подарок еще жеребенком из одной дальней поездки, и он вырос рядом с ней. Они успели не просто стать друзьями, но по-настоящему полюбить друг друга.

Подобрав юбки, Лехтэ проворно сбежала по ступенькам крыльца, взяла протянутый братом кусочек яблока и угостила любимца. Дождавшись, пока он съест подношение, погладила по бархатистой морде:

— Ну как, отправишься со мной в новый дом, Сурэ? Или предпочитаешь остаться здесь, в привычной обстановке?

Конь потыкался ей в руку и выразительно фыркнул, словно хотел сказать: «Что за вопрос, конечно, поеду с тобой». Но будет ли ему там комфортно, в незнакомой обстановке, вот что действительно волновало саму Лехтэ. А впрочем… если что, вернуться в прежний дом и старую конюшню он всегда успеет.

Брат помог ей взобраться на лошадь, Лехтэ немного поерзала, устраиваясь поудобнее, и скоро вся их маленькая группа выехала за ворота. Город казался как будто притихший. Те улицы, были на диво пустынны, и им встречалось необычайно мало эльдар. А те, что все же попадались, с интересом смотрели ей вслед. Некоторые приветствовали, и знакомые, и незнакомые, желали счастья. Лехтэ смущалась от такого внимания, брат тихонько посмеивался себе под нос, а ей все-таки ничего не оставалось делать, кроме как отвечать. В остальное время она каким-то новым взглядом осматривалась по сторонам. Странно, но сегодня совсем иначе светил Лаурелин, по-другому играли струи в фонтанах. Дома, лестницы, башни… все было как будто на первый взгляд привычным, и в то же самое время совершенно не похожим на себя. Лехтэ удивлялась, но неизменно отмечала этот факт. А впрочем, может быть, дело было в ней самой?

Голова немного кружилась, конечно, от счастья, и казалось, будто она слышит перезвон колокольчиков, мелодичный и нежный. Голоса сестры, мамы, брата сливались, мысли ее уносились далеко вперед, туда, где из-за поворота уже показался дворец Нолдорана — место, где и должна была пройти ее свадьба, где её ждут.

На мгновение ей подумалось, что просто сбежать вдвоем и принести клятвы наедине было бы самым лучшим вариантом, но тут же решительно отогнала крамольные мысли — такое пренебрежение традициями немыслимо!

Они подъехали к воротам, подбежавшие верные помогли Лехтэ спешиться. Миримэ же привела сестру в порядок — поправила ей прическу и платье — и вот уже перед ними распахнули двери.

Взяв отца под руку, Тельмэ пошла вперед по аллее. Туда, где слышалась музыка и раздавались голоса. Рядом шли брат, сестра и мама, которой предстояло принимать непосредственное участие в церемонии.

Конечно, Лехтэ и прежде приходилось бывать во дворце, в основном с Атаринкэ, но еще ни разу ей не доводилось видеть сад таким нарядным, так изысканно и ярко украшенным. Казалось, даже птицы слетелись специально, чтобы полюбоваться на праздник. А может быть, так и было?

Они с мелиндо увидели друг друга одновременно. Тот бросился к ней навстречу, и Лехтэ обвив руками шею его, прильнула к груди, а потом подняла глаза и все смотрела и смотрела, любуясь. Конечно, она слышала, да и видела сама, что они с отцом похожи, и все-таки… И все-таки она считала, что он такой один, не похожий ни на кого. Даже с закрытыми глазами она не смогла бы ошибиться. Выражение лица, улыбка, взгляд. Свет в глазах, та сила, которую, казалось, излучала сама его фигура. Она, наверное, не смогла бы объяснить свою мысль более внятно, и даже, возможно, никого бы не убедила, и в первую очередь самого Атаринкэ, но для себя она точно знала, что это правда. И ее тоже, наверное, никто не смог бы в этом разубедить.

Она огляделась по сторонам, слегка поклонилась собравшимся, его семье, а потом снова перевела взгляд на жениха и сказала, наконец, вслух то, о чем думала:

— Великолепно выглядишь. Очень красивый.

И в легком смущении опустила взгляд.

* * *

Атаринкэ замер, ощутив, как доверчиво прильнула к нему невеста. Он лишь слегка приобнял любимую, но не сводил с нее глаз.

— Перед твоей красотой меркнут все сокровища этого мира, мелиссэ, — он нежно провел пальцем по серебряному ободочку кольца, что сегодня сменится на золотой. — Совсем скоро, родная, нам никто не помешает быть вместе и ничто уже не разлучит нас.

Искусник выпустил руку невесты и проследовал на поляну, где должна была начаться свадебная церемония.

Деревья вокруг украшали ленты и фонарики, на столах среди блюд в вазах стояли живые цветы — яркие и нежные, садовые и полевые, но самым главным была увитая зеленью и сверкающая словно росой, которую изображали умело сработанные самоцветы, арка.

Гости собрались, семья Лехтэ тоже была уже здесь. Негромкая музыка разом смолкла — Финвэ в праздничной мантии и сверкающей короне вышел вперед, начиная церемонию.

Атаринкэ почти не слушал деда-Нолдорана, лишь неотрывно глядел на возлюбленную. Потому когда настала его пора проследовать к арке, его шаг вперед стал результатом несильного, но все же ощутимого, пинка.

— Успеешь еще налюбоваться, — прошептал на ухо очень знакомый голос.— Пора.

Атаринкэ с обоими родителями стоял по правую руку от Финвэ, по левую же Лехтэ с семьей. Речь была окончена, и старший сын Нолдорана подал отцу и государю подушечку с двумя золотыми кольцами — время принести клятвы.

Куруфинвэ и Тельмиэль одновременно взяли кольца, чуть соприкоснувшись руками — ощущение проскочившей между ними искры было у обоих.

— Я, Куруфинвэ Атаринкэ Феанарион сегодня беру в жены Тельмиэль Лехтэ, дочь Ильмона, которую люблю и с кем желаю провести все дни свои до конца Арды и даже после, если будет на то воля Эру.

«И даже если не будет», — непроизвольно подумал Искусник.

— Клянусь оберегать и заботиться, помогать и защищать и хранить верность, что бы ни разлучило нас. Манвэ и Варда да будут свидетелями слов!

И только произнеся клятву Атаринкэ осознал, что невольно изменил текст. Ему хотелось верить, что случайно, что это просто немного не те слова, они же не расстанутся теперь никогда…

Искусник взял руку любимой и надел кольцо, но видел не только ее счастливую улыбку, но и уходящие по морю корабли из своего сна. Он встряхнул головой, прогоняя морок, и ободряюще улыбнулся Лехтэ — ее черед приносить клятву.

* * *

Лехтэ заметила новые слова, что не звучали до этого на церемониях, которых никто до него прежде не произносил, но тревоги они у нее не вызвали. Ведь если принять во внимание те многие тысячи лет, что ждут их впереди… Разве можно предугадать, как сложится их судьба? Хотя, конечно, здесь и сейчас ничто плохое или хотя бы просто печальное не умещалось у нее в голове. Этот день обещал стать самым счастливым в ее жизни, и мимолетная мысль, вызванная словами любимого, мазнула легонько крылом и тут же улетела, не оставив на сердце следа.

Атаринкэ надел ей на палец золотое кольцо, и Лехтэ несколько мгновений его разглядывала, заодно пытаясь осознать свершившийся факт, а потом заговорила.

Дыхание от волнения прерывалось, но она все же не отводила сияющего взгляда от почти супруга.

— Я, Тельмиэль Лехтэ Ильмониэль, беру в мужья Куруфинвэ Атаринкэ Феанариона, которого очень люблю и с которым хочу провести все дни свои до конца этой Арды, и после, в Арде Неискаженной.

Что ж, обязательные слова были сказаны, и Лехтэ позволила себе перевести дыхание, заодно прислушавшись к тихому шепоту фэа и к тем словам, что она хотела добавить, и снова заговорила:

— В присутствии нашей семьи и друзей я обещаю любить и уважать тебя как своего супруга, привносить в дом тепло и уют, оказывать тебе помощь и поддержку, когда она тебе понадобится. Обещаю беречь семейный очаг при любых обстоятельствах и не допустить, чтобы огонь в нем когда-либо погас. Пусть будут Манвэ и Варда свидетелями моих слов!

Теперь, наконец, все слова, что рвались из сердца, были произнесены. Лехтэ посмотрела прямо на мужа долгим взглядом, а потом протянула руку, взяла с подушечки золотое кольцо и уверенным движением надела Атаринкэ на палец.

Собственное же, серебряное, которое до сих пор сжимала в руках, вернула мужу, как того требует обычай, его же спрятала подальше с тем, чтобы после церемонии убрать в шкатулку и бережно хранить, как-то велят обычаи и голос фэа.

Они взялись за руки и одновременно шагнули в арку. Стоя под её сводами, увитыми цветами, Куруфинвэ впервые поцеловал свою жену, и счастливые они вышли на праздничную поляну, что уже ожидала их и гостей по ту сторону арки.

Все уже было готово к пиру. На столах возвышались красочные горки фруктов и ягод, виноградное вино и мирувор, свежая дичь, сыры и орехи. Пирожные самых замысловатых форм в виде разнообразных растений, фонтанов, башен и прочих фигур чередовались с рагу из оленьего мяса, бараньими ногами, приправленными шафраном, кабаньим мясом с изюмом и сливами, зайцами, кроликами, всевозможными птицами, пирогами.

Не сразу, однако голоса поздравляющих в конце концов смолкли, и тогда Нолдоран поднял первый кубок, произнеся речь о семейном счастье и важности для любого эльда семейных уз. Лехтэ, слушая эту речь, старалась не думать о двух браках самого короля, сосредоточив внимание на том, кто сидел рядом, а так же на более характерных примерах семейного счастья. Сердце билось гулко и радостно, и казалось, что сама природа сегодня ликует вместе с ней.

После Нолдорана говорил Феанаро, недолго, впрочем, ибо ему еще предстояло сказать слово в конце пира, а так же ее отец Ильмон.

Заиграла музыка, пока едва слышная, плавная, не мешающая разговорам, однако приятно услаждающая слух. Лехтэ более внимательно оглядела стол и попросила положить ей пирожных и фруктов. Вина или мирувора пить не хотелось, а вот сока, так же в изобилии стоявшего на столе, попробовала с удовольствием.

На одну из веток росшего неподалеку дерева опустилась малиновка, с интересом оглядела черным глазом стол и неожиданно для всех запела. То ли специально хотела новобрачных поздравить, то ли просто ее птичье настроение было хорошим. Конечно, она не сказала слушавшим ее эльдар о своих мотивах, однако пение от этого менее красивым не стало. Лехтэ отставила кубок в сторону и замерла, слушая переливчатую, веселую песню, и улыбка не сходила с ее лица.

Музыка тем временем сменилась на более громкую и веселую, и они с Атаринкэ, переглянувшись, не сговариваясь встали из-за стола и направились в центр поляны, специально освобожденной для предстоящих танцев.

Время летело незаметно и резво, словно тройка спешащих вперед коней. Музыка неслась вместе с ними, взмывала к небесам, и не было в округе, наверное, никого, кто не слышал бы ее веселого, счастливого, как и сами новобрачные, гласа.

То и дело во дворцовый сад заходили гости и, поздравив Атаринкэ и Лехтэ, присоединялись к празднику. Гора подарков в углу поляны росла, и Лехтэ в какой-то момент почти всерьез забеспокоилась, поместятся ли они потом все у них дома.

Время летело, день постепенно сменился вечером, наступили сумерки. Лехтэ подумала, не стоит ли ей, как в день знакомства, станцевать для Атаринкэ, но пока она размышляла, наступило время благословения.

Лорд Феанаро и леди Линдэ вышли вперед и соединили руки молодых. Обращение к Манвэ и Варде по традиции было возвышенно и красиво, после же мать Лехтэ вручила супругу дочери подарок — самоцвет на серебряной цепочке в оправе, напоминающей крылья сокола.

— Счастья вам, — просто, но искренне пожелала она.

* * *

Атаринкэ торжественно поблагодарил леди Линдэ, а потом искренне улыбнулся ей и, конечно, отцу, который преподнес похожий подарок, необычной огранки бриллиант, Лехтэ. Искусник взял супругу за руку и вновь повел на поляну для танцев.

Пальцы жены у него в руке немного вздрогнули, когда, кружа любимую, он прошептал:

— Всего один танец, мелиссэ, и мы продолжим наш праздник только вдвоем…

Куруфинвэ крепче прижал к себе Лехтэ, продолжая вести ее под музыку, и шептал ей нежные слова.

Мелодия затихла, и Атаринкэ быстро коснулся губ любимой своими, но при этом так посмотрел на Тэльмэ, что та непроизвольно вздрогнула и лишь сильнее сжала его ладонь.

Прощаться с гостями не было принято — свадебный пир длился не один день, поэтому супруги просто направились во дворец, когда заиграла следующая мелодия, волшебная, чарующая, рассказывающая о ярчайших звездах и красивейших камнях глубин, мелодия, в которой слышался и грохот волн и журчание речных перекатов, щебет птиц и стук капель дождя — Макалаурэ сдержал слово, и их с супругой уход с общего праздника был поистине прекрасным. А гости, увлеченные игрой менестреля, и не обратили внимания, что остались одни.

* * *

То, что произойдет дальше, Лехтэ себе представляла с трудом. Фэа ее трепетала и куда-то рвалась, но, удерживаемая надежно рукой Атаринкэ, тем не менее оставалась на месте. Как это будет? Ведь до сих пор она и глаза-то поднять на него зачастую стеснялась. Каково это — стать с возлюбленным, с которым желаешь быть вместе до конца Арды и только что поклялся в этом, плотью единой? Что она почувствует? Что будут чувствовать ее фэа и роа? Что при этом она будет делать?

Вопросы одолевали, и когда Атаринкэ сказал, что праздник продолжится для них двоих, рука ее дрогнула. Но музыка Макалаурэ сделала свое дело — волнение слегка улеглось, осталось только радостное ожидание, уверенность, что ее любимый обо всем позаботится и все сделает, как надо. И надежда, что сама она тоже справится с его помощью.

Лехтэ шла по коридорам и залам, но не замечала ни красоты убранства, ни деталей отделки. Краем глаза она потихоньку поглядывала на Атаринкэ.

— Мелиндо, — тихонько позвала она и, так и не решившись ничего сказать, сжала пальцы, постаравшись, впрочем, все невысказанное вслух выразить взглядом.

А вскоре оказалось, что они пришли.

* * *

Дверь оглушительно закрылась. Они одни — муж и жена. Лехтэ подняла глаза и тут же опустила взгляд, вздрогнув. Атаринкэ был так близко… Он провел рукой по ее щеке и прижал к себе, целуя. Тэльмэ задрожала от нахлынувших чувств и… страха. Она боялась и желала того, что должно было вскоре случится. Уловив эмоции супруги, Искусник улыбнулся любимой и решительно потянул за шнуровку платья, которое мгновением позже с шуршанием осело на пол к ногам Лехтэ, резко зажмурившей глаза и втянувшей голову в плечи. В следующий миг она ощутила, как Атаринкэ надевает на нее какую-то тунику. Рискнув подсмотреть, Тэльмэ обнаружила себя в своем любимом платье для прогулок.

— Возьми, пожалуйста, плащ, он там, в шкафу, — неопределенно махнул рукой Искусник, переодеваясь в привычную для него одежду.

Он осторожно приоткрыл дверь — конечно, коридор был пуст, и поманил жену за собой. Прокравшись до лестницы, они свернули к неприметной двери, что вывела их в дикую часть сада.

Взяв любимую за руку, он повел ее прочь от дворца, туда, где темнели деревья, озаренные светом Тельпериона. Птицы пели, не умолкая, а воздух наполнялся сладким ароматом цветов и трав. Они кружились, держась за руки, смеялись, и Лехтэ даже не заметила, когда ушел страх. Она прижималась к любимому и целовала, зарываясь пальцами в волосы, а потом, когда дыхания переставало хватать, терлась щекой о его плечо.

— Закрой глаза, доверься мне, — шепнул Искусник, беря супругу за руку.

Они прошли совсем немного и очутились на давно примеченной Куруфинвэ полянке.

— Открывай!

Тэльмэ ахнула — перед ней была серебристо-белая полянка, покрытая ромашками, после — ничего, обрыв, с которого было видно даже море.

— Нравится? — спросил Атаринкэ, расстилая свой плащ и стараясь не примять цветы. — Иди ко мне, мелиссэ.

Лехтэ села рядом и положила голову на плечо любимому, который принялся плести ей венок. Сама же она не сводила с него глаз, хотя порой глядела и на море, что загадочно блестело серебром. Ей вдруг нестерпимо захотелось коснуться мужа, провести рукой по спине, осторожно дотронуться губами до его щеки.

Еле слышный стон Атаринкэ ее немного удивил, но муж уже сам целовал ее, глубоко и жарко. Венок из ромашек чуть съехал на бок, и пара лепестков упала в вырез платья.

— Щекотно, — засмеялась Тэльмэ, чувствуя, как они проваливаются все глубже. И тут же почти задохнулась, ощутив руку мужа у себя на груди.

— Сейчас достану, — немного странным голосом проговорил он и ослабил шнуровку платья.

На этот раз Тэльмэ самой захотелось, чтобы оно сползло. Она повела плечами, позволяя мужу оголить ее грудь.

— Ты прекрасна, мелиссэ! — руки Искусника накрыли и чуть сжали полушария, заставив Лехтэ неожиданно для себя застонать.

Ладони сменились губами, и Тэльмэ непроизвольно прижалась плотнее к мужу и обняла его. Куруфинвэ потянул платье вниз, оголяя и животик жены, покрывая поцелуями и не переставая восхищаться. Он снял с себя тунику и поймал восхищенный взгляд жены, которая правда тут же принялась изучать одну из ромашек. Искусник же расстегнул ремень и ослабил завязки штанов — стало немного легче, и он продолжил ласкать супругу, наконец полностью избавив ее от платья, а вскоре туда же были отброшены его штаны.

Атаринкэ и Лехтэ замерли, глядя в глаза, словно ожидая какого-то, только им понятного сигнала. Чуть более резкий вдох, почти незаметный поворот головы и легчайшее касание руки. Время замерло, до предела сжалось пружиной, чтобы сейчас с почти слышимым звоном распрямиться. Губы находят губы, руки скользят по телу, обнимая, прижимая и не давая отстраниться, огонь начинает течь по жилам, почти сжигая.

— Мелиссэ, — хриплый шепот.

— Мелиндо, — непривычно низким голосом ответила Лехтэ. Шумный вдох и легкое касание рукой плеча, ключицы, подбородка.

— Ты прекрасна, любимая, посмотри на меня, пожалуйста.

Ладони скользят по бокам и ниже, чуть сжимают, вновь поднимаются выше по животу, накрывают грудь. Еле слышный стон.

Взгляд Лехтэ скользит по телу Атаринкэ, не решаясь нигде остановится. Она вновь ощущает руки мужа на себе, их жар и нежность.

— Люблю тебя, — шепчет Искусник, целуя ключицы Тэльмэ, постепенно спускаясь ниже.

Лехтэ стонет, но тут же замолкает и замирает, глядя на супруга.

— Любимая, драгоценная моя, счастье мое, — губы Атаринкэ вновь находят грудь Тельмэ и та, не выдержав, вцепляется ему в плечи.

Огонь и пламя, искры и вихри, переплетение рук, ног и фэар, буря эмоций и чувств и одно огромное желание быть вместе, открыться полностью друг другу.

Лехтэ стонала, прижималась к мужу, обнимала и просила о чем-то, чего сама еще не понимала. Ждать было больше невыносимо, и Атаринкэ, целуя любимую, сделал ее своей и открыл фэа, позволяя любимой знать все, ничего от нее не скрывая. Огненный танец душ, страстное сплетение тел, одна любовь на двоих — до конца Арды.

* * *

— Мелиндо!

Вдруг показалось, будто за спиной у нее выросли крылья, и они все поднимают и поднимают ее, все выше и выше. Туда, где уже нет прошлого, настоящего или будущего, а есть только одно всепоглощающее чувство, одна безграничная любовь, что сжигает роар почти дотла, а фэар дарит радость и счастье.

Фэа целиком, роа целиком. Распахнуть. Впустить в себя до конца, так, чтобы не осталось ни одного скрытого, потаенного уголка. В груди сжимало так невозможно сладко, не давая дышать. Голова немного кружилась, и Лехтэ могла бы с трудом различить, где верх, где низ. Наконец, перед глазами словно вспыхнул гигантский огненный цветок.

— Мелиндо…

Словно со стороны услышала она свой собственный крик, с силой вцепилась в плечи любимого, боясь упасть, а когда пришла в себя, поняла, что лежит, укрытая плащом Атаринкэ, и голова ее уютно покоится у него на плече.

Тихонько вздохнув, Лехтэ потерлась о него щекой и, посмотрев долгим взглядом Атаринкэ в глаза, вновь удобно устроилась.

Теперь союз нерушим. Мысль эта освещала, подобно Лаурелин, и грела изнутри. Говорить не было сил, поэтому Лехтэ молча улыбалась, заодно взглядом изучая тело любимого.

Робости больше не было. Теперь, после полного, всепоглощающего слияния ей просто не осталось места. Пальчик, поневоле рисуя узоры, следовал за взглядом, в котором явственно читалось восхищение, но Лехтэ и не пыталась его скрыть.

Тельперион горел все ярче, покрывая тело жидким, расплавленным серебром. Теплый ветерок приятно обдувал роа снаружи, однако внутри огонь по-прежнему горел ярко и жарко. Лехтэ обвела пальцем ключицы, плечи, линию шеи любимого, провела ладонью по груди и по животу. Нижняя половина была под краем плаща. У самой его границы рука Лехтэ на мгновение замерла, а потом решительно откинула ткань и принялась исследовать то, что до сих пор было скрыто от ее глаз.

Прежняя робость вдруг снова накатила горячей волной, рука дрогнула, но Лехтэ усилием воли отогнала совершенно ненужное и лишнее теперь смущение. Уже уверенно коснувшись пальцами, она погладила мужа, скользнула ниже, на внутреннюю сторону бедра, и тут вдруг услышала, как тяжело дышит Атаринкэ.

— Мелиндо, — прошептала она, убирая руку, и легонько коснулась губами его плеча.

Атаринкэ перехватил ее руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. Лехтэ выдохнула, пытаясь выровнять собственное дыхание, и прошептала почему-то на ухо:

— Очень красив…

* * *

Уснули они только после смешения света — посреди ромашек, на плаще и в объятиях друг друга. Ирмо не послал им грез — счастливые, их фэар и роар отдыхали, а свет Лаурэлин все разгорался. Он и разбудил Атаринкэ, а в след за ним и Лехтэ. Он довольно потянулся, счастливо взглянул на жену.

— Мелиссэ, думаю, стоит вернуться.

Увидев некоторое замешательство жены, Искусник тут же пояснил:

— Мы не обязаны выходить к гостям и продолжать пир, если не хотим. Поверь, во дворце мы найдем, как провести время.

Атаринкэ встал и, надев штаны, помог супруге с платьем и прической.

— Прости, родная, кажется земля была жесткой, — он с сожалением провел ладонью по немного покрасневшей коже.

— Если тебе тяжело, я тебя отнесу. Если нет — тоже, — рассмеялся Куруфинвэ, поймав удивленный взгляд супруги. Он кружил любимую на руках, целовал и не мог налюбоваться.

В сад они вошли держась за руки и совершенно неожиданно встретили Финвэ, совершавшего прогулку к оранжереям. Однако Нолдорану хватило лишь взгляда на внука с супругой, чтобы понять, что не просто так они вышли из дворца этой ночью. Пожелав им отличного дня, он, не мешая им разговором, продолжил свой путь к цветам.

Очутившись в покоях, Лехтэ отметила, что они не только красивы, но и удобны. Огромная кровать, шкафы, кресла, тумбы и зеркало, проход в купальню, небольшую личную гостиную и кабинет.

Атаринкэ же тем временем убрал ненужные им сейчас плащи и взял со столика принесенные еще с вечера яблоки. Одно протянул Лехтэ, вторым захрустел сам.

— Чего бы хотела сейчас моя жена? — улыбаясь, спросил Искусник.

* * *

— Посетить купальню, — немного замявшись, ответила Лехтэ и, чтобы выиграть время, посмотрелась в зеркало.

Последние остатки смущения одолевали ее, но Лехтэ решительно их гнала. В самом деле, ведь нужно же привести себя в порядок после бурной ночи, да и просто слегка освоиться в новых покоях и почувствовать себя уверенно тоже не помешает.

При мысли о произошедшем дыхание Лехтэ невольно сбилось, а щеки заалели. Прежде ей не приходило в голову, что ее роа способно ощущать такое. Что руки, губы мужчины, любимого, мужа способны это все сотворить! Она сделала несколько шагов, подойдя к зеркалу почти вплотную, и каким-то новым взглядом оглядела себя. Дотронулась рукой до груди, медленно провела ею по животу, по бедру. Собственное роа ей тоже предстоит заново изучить. И да, эта сторона брака ей теперь безумно нравилась!

Лехтэ задумчиво закусила губу и обернулась к Атаринкэ, смотрящего на неё каким-то странным взглядом. Надкусив яблоко, снова подняв глаза на мужа, прожевала кусочек и проглотила.

— Очень сладкое, — прокомментировала она.

А потом задумалась: интересно, купальни во дворце устроены так же, как и в родительском доме? Или все же отличаются чем-то? Как туда набирать воду? Где взять необходимые принадлежности? И еще… Она будет мыться одна, или к ней присоединится мелиндо? При мысли о такой возможности дыхание Лехтэ снова сбилось, она чуть покраснела и опустила глаза, но почти сразу все-таки бросила из-под ресниц лукаво-вопросительный взгляд и спросила:

— Ты поможешь мне? Я ведь тут, — кивнула она в сторону купальни, — ничего не знаю.

* * *

— Конечно, родная, — тут же ответил Атаринкэ и немного поспешно покинул покои.

Лехтэ, теперь его жена, прекрасная и любимая, его… Образы прошедшей ночи так и стояли перед глазами, разжигая пламя и маня. Куруфинвэ наполнил купальню водой, добавил розовых лепестков и вернулся в покои. Лехтэ посмотрела на дверь, на мужа, снова на дверь.

— Я проследую за тобой, но только если ты сама этого захочешь, — ответил Искусник на невысказанный супругой вопрос.

* * *

То, что ей сейчас больше всего хотелось сделать, она решила, что осуществлять пока все же не стоит, но и позволить уйти Искуснику она тоже не могла. Поэтому, немного подумав, решила начать решать вопрос сначала. Приподняв брови, она чуть улыбнулась и спросила:

— А объяснить мне все там?

Подойдя ближе, она взяла Атаринкэ за руку и решительно потянула его за собой.

— Я ведь должна сама уметь. Ты же мне все расскажешь? Идем.

* * *

Куруфинвэ чуть ехидно улыбнулся супруге:

— Хорошо, объясню. Но там все просто, смотри — вот краны для воды. Где красный камешек, там горячая, где синий — холодная. Здесь на полках соли и масла, лепестки, как сейчас, готовятся заранее, специально не хранятся. Сюда удобно положить одежду, сейчас ты в этом сможешь убедиться, — Атаринкэ моментально оказался рядом с женой и очень быстро и почти уже профессионально избавил ее от платья, которое аккуратно сложил. Затем помог супруге спуститься в воду, даже подсказал число ступеней.

— А сейчас будет главный компонент идеальной ванны. Закрой глаза, мелиссэ, я его добавлю.

Лехтэ послушалась мужа и расслабленно откинулась на бортик. Искусник быстро разделся и тихо зашел в воду, устраиваясь рядом с женой, обнимая ее, нежно целуя.

— Посмотри на меня, любимая. Теперь видишь, что стоит добавлять для идеальной ванны, что является главным компонентом?

* * *

— Главный компонент? — переспросила Лехтэ, улыбнувшись чуть-чуть лукаво.

Объяснение вышло понятное и доступное. Более чем. Лехтэ прильнула, положив одну руку на плечо Атаринкэ и посмотрев ему прямо в глаза. Дотронулась пальцами до темной пряди, потянула слегка, принялась наматывать на палец, потом провела ладонью по его плечу и, выразительно обведя взглядом купальню, все эти полочки, флаконы, назначение которых он ей только что объяснял, наконец ответила:

— Главный компонент, я полагаю, муж? Ведь так?

И улыбнулась, снова посмотрев прямо в серые глаза Атаринкэ. И от ответного взгляда у нее, как и на поляне, слегка закружилась голова.

* * *

— Ох и наплескали мы воды, мелиссэ! Весь пол залили, — притворно проворчал довольный Искусник, подавая жене руку и помогая выйти из купальни. Он завернул ее в заранее приготовленное пушистое полотенце и отнес в спальню.

— Отдохни, родная, я пока немного приберу, — ласково поцеловал засыпающую Тельмэ и вернулся в купальню.

«А еще надо будет преподнести подарок», — подумал Атаринкэ.

Завершив наводить порядок, Куруфинвэ ненадолго оставил Лехтэ одну — он решил принести поесть не только фрукты. Раздобыть еду во дворце было просто, сложнее выбрать, чем именно порадовать супругу. Однако и эта задача оказалась по плечу счастливому мужу, и вскоре он с подносом, полным разных вкусностей, вернулся в спальню. Кровать была пуста.

* * *

Лехтэ с удовольствием уткнулась носом в пушистое полотенце и некоторое время умиротворенно дремала, однако, едва за Атаринкэ закрылась дверь, поднялась и сладко, с удовольствием потянулась.

Куда бы ни отправился сейчас муж, а ей самой, пожалуй, стоит привести себя в порядок. Не обязательно, конечно, отправляться искать парадный наряд, однако просто красивое платье необходимо надеть. И еще расчесаться.

Кстати, о парадных нарядах. Лехтэ распахнула створки одного из шкафов и принялась искать свой подарок, тщательно упакованный, дабы не попасться раньше времени на глаза получателю. Оный и обнаружился мирно висящим на одной из вешалок. Сняв чехол, Лехтэ еще раз скептически его оглядела. Она все еще не была до конца уверена, что на свадьбу стоило дарить именно это, но больше ничего из того, что она могла бы сделать своими руками, не подходило.

Над парадным одеянием для будущего мужа она просидела долго, в основном отрывая время у сна. Ей нравился процесс, и она получала настоящее удовольствие, подбирая подходящий узор для вышивки, нити или камни для отделки.

Лехтэ вернулась в спальню и разложила подарок на спинке одного из кресел. Вот так. Теперь можно и самой одеться. Легкое платье любимого синего цвета с красивой, однако при этом ненавязчивой вышивкой было уместно. Уже в этом наряде Лехтэ села к зеркалу причесаться.

Она как раз успела закончить с этим занятием и отложить в сторону гребень, как дверь отворилась и её мелиндо зашел с подносом в руках.

Лехтэ встала и, улыбнувшись, подошла к супругу:

— Давай помогу.

Потянув носом и с интересом осмотрела то, что на подносе стояло.

* * *

Атаринкэ залюбовался женой, и какое-то время они так и стояли напротив друг друга, держа поднос. Потом рассмеялись, тоже одновременно, и наконец поставили еду на столик. Лехтэ сделала шаг в сторону, и Куруфинвэ увидел подарок.

— Мелиссэ, какая красота! — воскликнул Искусник, поцеловал жену и сразу стянул с себя тунику. Поймал ее восхищенно-удивленный взгляд и счел нужным пояснить:

— Хочу сразу надеть, любимая.

Сменив наряд, Атаринкэ подошел к зеркалу, взглянул на свое отражение, коим остался доволен, и взял шкатулку из верхнего ящика трюмо.

— Лехтэ, сокровище моё, прими от меня в честь нашей свадьбы, — с этими словами он преподнес шкатулку жене.

Тэльмэ засияла и, поблагодарив, открыла сундучок.

— Какая красота! Милый, ты сотворил чудо… Эти камни так сверкают, так переливаются!

— Твои глаза прекрасней всех камней на свете, — довольный Искусник любовался супругой и был очень рад, что ей понравился подарок.

— Позволь, я помогу, — предложил он, видя, что жена достает и хочет надеть украшения.

Вскоре в прическе засияла россыпь драгоценных камней, держащихся на тонких, но прочных металлических нитях, на руке застегнулся браслет, а на шее — роскошное колье. Искренняя радость Лехтэ грела и окрыляла, а уж вновь предоставившаяся возможность пропустить пряди ее волос сквозь пальцы, поцеловать запястье и огладить грудь делали Куруфинвэ невероятно счастливым.

* * *

Лехтэ накрыла руку Атаринкэ своей и, встретив его взгляд в зеркале, улыбнулась. Она так бы стояла и стояла, не шевелясь, наслаждаясь присутствием мелиндо рядом, его теплым, ласковым дыханием на шее и нежными касаниями рук.

— Я люблю тебя, — прошептала она и, обернувшись, осторожно коснулась губами губ Атаринкэ, от удовольствия чуть прикрыв глаза.

Однако дразнящие запахи, доносящиеся от столика, постепенно делали свое дело, да и организм Лехтэ все настойчивей заявлял о собственных правах. Заглянув супругу через плечо, она еще раз оглядела принесенные горшочки и блюда и немного хищно облизнулась.

— Что, есть хочется? — поднял брови муж, заметив движение супруги. — Идем.

Они пересели к столу, и Атаринкэ положил ей на тарелку тушеного в сметане кролика. Лехтэ потерла руки и принялась завтракать, не переставая, однако, при этом лукаво поглядывать. Атаринкэ охотно включился в игру и отвечал ей тем же, и скоро воздух между ними начал искриться и звенеть от напряжения.

Когда с кроликом было покончено, Лехтэ выбрала одну из вазочек и принялась за десерт — бисквитный корж, пропитанный вином и покрытый заварным кремом. Сверху лежали слоями взбитые сливки, желе, фрукты и ягоды. Десерт был так хорош, что Тельмэ так и подмывало поделиться им. Ну и что, что он его скорее всего уже ел? Это ведь было не с ней.

Зачерпнув ложечку, Лехтэ протянула ее мужу, предлагая съесть. Из ее рук.

За окном, где-то далеко-далеко, слышались звуки музыки — то протяжные и напевные, то легкие и звенящие. Тельмэ и тянуло бросить все и начать танцевать.

«Интересно, — подумала она, — кто это играет?»

* * *

Первое утро, первый завтрак, первый день — с женой, вместе. Атаринкэ казалось, что он готов любоваться супругой вечно… Впрочем именно так у них и будет. Искусник уловил настроение Лехтэ, встал из-за стола и протянул ей руку:

— Спустимся в сад и потанцуем?

Тэльмэ радостно кивнула, и они практически сбежали вниз по лестнице, смеясь и предвкушая продолжение праздника.

Их появление на поляне было встречено радостными возгласами, поздравлениями и прекрасной мелодией. Куруфинвэ закружил в танце улыбающуюся жену, чьи глаза светились от счастья, которое у них уже есть и которое еще ждет. Атаринкэ казалось, что они кружатся и в саду, и среди звезд, что не бабочки летают над ними, а искры их пламенных фэар.

— Мы вместе и навсегда! — прошептал он любимой на ушко, еще крепче обнимая Лехтэ.

«Помни свой сон, — раздалось в голове голосом, очень похожим на вала Ирмо. — И будьте счастливы, пока можете».

Тэльмэ крайне удивилась, когда закончив танец, Атаринкэ увел ее чуть в сторону и с самым серьезным видом сказал:

— Я никогда тебя не оставлю. Только если ты сама этого захочешь. Мне не нужен никто другой, просто знай это всегда, мелиссэ.

Не дав ничего ответить супруге, он начал целовать ее, не выпуская из объятий.

— Мы вместе и навсегда, — прошептал он на ушко любимой, еще крепче обнимая Лехтэ.

Эпилог

Щелчок тетивы и еще одна стрела. Последняя. Атаринкэ судорожно сжал руку брата, пытаясь вдохнуть, но сил хватило лишь на один выдох.

— Лехтэ… — фэа покинула тело Куруфина, а Карантир закрыл ему глаза.

— Теперь ты ближе к своей любимой, брат…