Пепел победы (джен)

«Депрессия подобна даме в чёрном. Если она появляется, не гони её прочь, а пригласи к столу, как гостью, и послушай то, о чём она собирается сказать». Карл Густав Юнг.

Фик посвящается всем, кто знаком с этой суровой дамой лично. В знак сочувствия, поддержки и восхищения их мужеством.

* * *

Этот сон Гарри Поттер видел так часто, что успел выучить наизусть, тем более, что сюжет повторялся из раза в раз без изменений. Всё начиналось с того, что Гарри стоял в Визжащей Хижине и смотрел в глаза умирающего Северуса Снейпа.

После этого Гарри оказывался на берегу озера: со всех сторон к нему слетались дементоры, а он пытался вызвать Патронуса, но у него ничего не получалось. Не получалось потому, что он никак не мог вспомнить, как выглядит его Патронус.

И, наконец, последний эпизод: пустой железнодорожный туннель. Гарри стоит на рельсах и каким-то образом видит (хотя вокруг темным-темно), что путь перед ним разветвляется. И ему надо выбрать, куда идти дальше: прямо, направо или налево. Смысла в этом нет никакого, ибо Гарри прекрасно знает, что все эти пути равно ведут лишь к очередной бесполезной развилке. Дурная бесконечность без капли надежды.

Именно так Гарри описал бы свои видения, если бы вёл дневник. Просто, сухо, без истерики. В конце концов, он же не девушка. Будь он девчонкой, он бы написал ещё и о том, какая тоска наваливается на сердце, когда кошмар внезапно вторгается в его обычные сны. Потому что всякий раз Гарри понимает, что должен будет досмотреть его до конца.

А это, между прочим, то ещё удовольствие. Всякий раз после таких увлекательных сновидений Гарри стоило немалого труда вспомнить: Снейп не умер, его спасли, Патронус — олень, как у отца, а рельсы обязательно куда-нибудь да ведут. Становилось легче. Можно было перевернуться на другой бок и спать дальше: обычно кошмар повторялся не раньше, чем через несколько дней.

То есть, это раньше он повторялся лишь изредка. На каникулах. А теперь, когда Гарри вернулся в Хогвартс, проклятый сон преследует его каждую ночь. Вот уже вторую неделю…

Гарри лёг на спину и посмотрел в тёмный потолок… А ведь всё так хорошо начиналось! Как радовалась Гермиона, что война закончилась, и можно будет, наконец, поучиться спокойно, без приключений. Рон, купивший себе «Молнию» (к ордену Мерлина второй степени прилагалось хорошее денежное вознаграждение), мечтал о квиддиче. Джинни и Гарри предвкушали удовольствие сидеть за одной партой. А в поезде выяснилось, что и Невилл решил пройти седьмой курс заново (а то в прошлом году он больше со Снейпом воевал, чем учился). Теперь им только Луны не хватало для полного счастья, но она в школу не вернулась: отец не пустил.

Когда Невилл рассказал друзьям эту новость, они лишь пожали плечами. Всё-таки, родители — сумасшедший народ. Ну что может случиться с детьми теперь, когда и все ужасы и несчастья остались позади? Пора перестать горевать и бояться: настало время думать о будущем, мечтать, строить планы и радоваться мирной жизни…

Этим-то и занимались пятеро гриффиндорцев, пока «Хогвартс-экспресс» мчался на север среди зелёных холмов. Шутили, травили анекдоты, обсуждали, кто кем будет после школы. Гарри и Рон этот вопрос давно решили и принялись уламывать Невилла присоединиться к ним.

— Аврор — это круто! Настоящая мужская работа!

— Точно! Это тебе не гербология! Романтика! Приключения!

Невилл смутился.

— Извините, ребята, — проговорил он, виновато взглянув на друзей, — но мне приключений по гроб жизни хватило…

— Мне тоже так казалось, — махнул рукой Гарри, — думал, хватит с меня. Женюсь, заведу кучу детей и ни черта больше делать не буду. А теперь…

— А теперь ты раздумал жениться, негодник?! — в притворном ужасе ахнула Джинни.

Гарри потянул её за руку, и девушка, рассмеявшись, упала в его объятия. Невилл поспешно сунул нос в какую-то книжку.

— Ну, а ты, Гермиона? — спросил Гарри по завершении поцелуя. — Уже выбрала, чем будешь заниматься?

— Почти, — вздохнула Гермиона, слегка отстранившись от Рона, — очень трудно выбирать, когда имеешь столько разных возможностей… Я бы, наверно, всё-таки занялась магическим Правом. В нашем законодательстве полно дыр! Правовая защита требуется не только эльфам-домовикам. Нынешним летом я имела возможность убедиться. Представляете, когда…

— Ой, Гермиона, пожалей! — взмолился Рон. — Я уже слышать обо всём этом не могу! Лучше скажи: ты не голодная? Кажется, тележка едет…

— А я буду домохозяйкой, — сказала Джинни после второго кекса. — Как мама.

— Ничего не имею против, — проворковал Гарри, и Невиллу снова пришлось отвернуться.

Словом, всё было прекрасно. Так бы ехать и ехать и никуда не приезжать… Покидать весёлое купе не хотелось, но Гарри с Гермионой были назначены старостами школы и поэтому должны были присматривать за порядком в поезде. Вернувшись с очередного обхода, они не застали в купе Джинни. Рон сидел бледный и подавленный, а Невилл, отвернувшись, смотрел в окно, хотя разглядеть что-либо в наступающих сумерках было довольно сложно.

— Джинни ушла в туалет, — промолвил Рон убитым голосом, — плакать. Это я виноват. Вспомнил Блевальные Батончики…

— Ох, Рон! — с укором вздохнула Гермиона; Гарри еле удержался, чтобы не обозвать Рона придурком.

Чем он, спрашивается, думал?! Хотя… они всё равно вспомнили бы об этом, не сейчас, так потом. Школа без близнецов Уизли, без их шалостей и весёлых изобретений… В душу впервые закралась мысль о том, что тот Хогвартс, куда друзья так мечтали вернуться, остался в прошлом — вместе со Всевозможными Волшебными Вредилками.

Джинни вернулась в купе через полчаса — с красными глазами и распухшим носом. Она мужественно пыталась улыбаться, но спасти положение было уже невозможно. Радостное настроение улетучилось без следа. За окном совсем стемнело, пошёл дождь. Он сопровождал их весь остаток пути до станции Хогсмит, а потом стучал в окна карет. Мокрые фестралы забавно фыркали, но тем, кто их видел, — а видели их теперь очень многие — не приходило в голову смеяться.

Прекрасный замок, как всегда, сиял огнями. Из Главного холла на громадное крыльцо лился тёплый свет. Никаких следов разрушений. Как будто войны не было вовсе. И всё же, поднимаясь по широким ступеням, Гарри с трудом отгонял от себя воспоминания о безжизненных телах, распростёртых на сером граните. Сколько там было живых, сколько мёртвых? Тогда, в мае, он шёл мимо, он спешил навстречу собственной гибели и не смел остановиться…

Страшные видения нахлынули с новой силой, когда друзья вошли в Большой зал. Гарри услышал, как Джинни шепчет:

— Вон там лежал Фред… там Тонкс и Люпин… там Колин…

Гарри сделалось не по себе при мысли о том, что сейчас в этом зале начнётся праздничный пир. Разве это возможно, разве это честно — веселиться здесь, где каждый камень помнит о потерях, боли и смерти?.. Победитель Вольдеморта огляделся: вокруг не было ни одного радостного лица. Разве что будущие первокурсники, вошедшие в зал следом за Хагридом, слегка разрядили тяжёлую атмосферу. Малыши, даром что замёрзли и промокли до нитки, таращились по сторонам с изумлением и восторгом.

После церемонии распределения новый директор Хогвартса Минерва МакГонагалл произнесла речь, в которой призвала всех присутствующих воздать честь героям войны. Гарри, Рон и Гермиона были вынуждены подняться со своих мест и кланяться в ответ на аплодисменты: громче всего они звучали, конечно же, за столом Гриффиндора. Райвенкло и Хаффлпафф горячо поддержали овацию. Слизеринцы вели себя сдержанно. Их стол был сегодня самым тихим, хотя МакГонагалл не забыла упомянуть о подвиге своего предшественника на директорском посту, бывшего декана Слизерина профессора Северуса Снейпа.

— К сожалению, профессор Снейп ещё не вполне здоров и пока не может разделить с нами трапезу, — промолвила она, показав на пустующее кресло по правую сторону от своего трона, — но мы надеемся, что вскоре он снова вернётся и в этот зал, и в класс Зельеварения…

На этот раз аплодисменты за слизеринским столом звучали смелее, чем за всеми прочими. Потом директор всё испортила: заговорила о погибших. Это было правильно и справедливо, но последовавший за речью пир больше напоминал поминки. Джинни снова заплакала, остальным кусок в горло не лез. Гарри встал из-за стола с больной головой. А ночью к нему снова явился кошмар: в десять раз ярче и мучительнее, чем раньше…

— Дерьмо!..

Гарри вздрогнул, воспоминания оборвались: в ночной тишине приглушённый голос Невилла прозвучал слишком громко.

Гарри откинул полог. Невилл сидел на своей кровати и при свете волшебной палочки читал учебник.

— Ты чего? — шёпотом спросил Гарри.

Невилл повернул голову и посмотрел на друга красными от усталости глазами.

— Ни черта не понимаю, — сокрушённо проговорил он. — Снейп был прав. Я полный идиот. Кретин. Ничтожество…

Гарри подумал немного и перебрался на кровать Невилла. Усевшись в изножье, он сказал:

— Невилл, не дури. Какое тебе дело до того, что говорил Снейп? Если у тебя нет способностей к Зельям, это ещё не значит, что ты…

— Проклятье, Гарри! — Невилл чуть не плакал. — В том-то всё и дело!..

Он закрыл учебник и повернул его так, чтобы Гарри увидел обложку. И Гарри лишился дара речи, прочтя на ней: «Расширенный курс Зельеварения».

— Ты это… тебе оно зачем? — спросил он пару минут спустя.

Невилл тяжело вздохнул и отложил волшебную палочку. Теперь спальню озаряло лишь слабое сияние месяца, смотревшего в узкое башенное окно.

— Ты никому не скажешь? — спросил Невилл, глядя куда-то в сторону. — Мама с папой. Им хуже… Целители говорят — ещё лет пять… и всё… Я так не могу, Гарри. Я должен попытаться сделать хоть что-то…

— Но почему именно ты? — удивился Гарри. — Есть же учёные… которые в этом разбираются…

— А потому, что судьба моих родителей никого не интересует! — с гневом проговорил Невилл. — Никого, кроме меня!.. Ты думаешь, я не пытался?.. Я писал в Лигу Алхимиков, я встречался с магистрами… Меня выслушали, потому что я герой войны и всё такое… а иначе бы и слушать не стали. У них на всё один ответ: «Молодой человек, нам очень жаль. Средства для исцеления подобных болезней не существует даже в теории. Сам Николас Фламель не мог бы…» ну, и так далее. Вот и весь разговор.

Гарри не знал, что и сказать. Поэтому сказал первое, что в голову пришло.

— Ну, раз магистры так считают… Тогда зачем себя изводить?.. Ты сделал, что мог… А выше головы всё равно не прыгнешь…

— Я знал, что ты меня не поймёшь, — прошептал Невилл. — Меня никто не понимает. Для всех вас война закончилась, вы победили, что вам ещё нужно?.. А для меня… Для меня она никогда не закончится. Молли не убила Беллатрикс. Беллатрикс жива, пока папа и мама больны… и если они умрут, это значит — Лейстрендж победила… Вольдеморт победил… Слезай с кровати, я спать хочу!..

Невилл натянул одеяло на голову и отвернулся. Гарри слез с его кровати и, подобрав упавший учебник, положил на тумбочку. Ему показалось, что свернувшийся клубочком Невилл тихонько всхлипывает. Что бы он там ни говорил, а Гарри прекрасно понимал его. Только вот не знал, чем помочь…