В доказательство всего (гет)

Этого не могло случиться, но случилось.

Рей хорошо знает себя и собственное тело, это так. Все стало очевидным некоторое время назад, но у нее не хватало решимости поделиться новостью с кем-то. Да как вообще оправдать произошедшее? Ее охватывал ужас от осознания, что рано или поздно придется объясниться, ведь любой, кто сумеет сопоставить числа, легко поймет и все остальное. Плен длился ровно сорок семь дней, пока не подоспела спасательная миссия. И ее выдержки хватило до… двадцатого дня?

Возможно, решат, что он ее изнасиловал. Звучит правдоподобно, но Рей тошно при мысли о лжи подобного толка. Она не сможет.

И еще она боялась того дня, когда узнает он. Потому, что он узнает. А возможно, проскальзывает ненароком мысль, уже узнал. Каким-то образом. И он захочет забрать его. И защищать его от него придется ей.

Ночью Рей опускает руки на живот, отмечая мельчайшие изменения. Она вспоминает те три раза, когда они были вместе, и ей хочется иметь возможность отмотать время вспять. Те события кажутся такими туманными, словно она жила в нереальном мире, где смысл или последствия не имели никакого значения. Она вспоминает первый раз, когда он подобрался так близко, что ей пришлось вжаться в стену. Когда он едва ли не умолял присоединиться к нему, ведь иначе ее бы убили.

— Тогда убей меня.

Он растерял остатки контроля, разнеся всю скудную мебель в ее камере, прежде чем она снова оказалась притиснутой к нему так близко, что его дыхание ощущалось возле ее уха.

— Как же ты все усложняешь. Пожалуйста...

Он не желал увидеть ее мертвой. Вовсе нет.

Она вспоминает второй раз, когда он пришел к ней, и по какой-то неведомой причине у нее не нашлось сил оттолкнуть его.

Она вспоминает третий, когда сама пришла к нему и провела ночь в его постели, словно это являлось чем-то почти нормальным.

Ситуация напоминает отвратительный сон, но вполне материальное доказательство росло и набиралось сил внутри нее прямо сейчас.

Из всех окружающих людей первым что-то подозревать начинает Финн. Вероятно, потому что он всегда пристально наблюдает за ней. И со времени ее возвращения он начал следить за ней гораздо внимательней, отмечая всякий раз, когда она отказывается от еды, когда лишний раз останавливается, чтобы перевести дыхание. Подходил уже пятый месяц с тех пор, как она видела Кайло Рена в последний раз, и ее одежда становилась слишком тесной.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — наконец спрашивает Финн однажды вечером, застав ее в одиночестве. Он говорит с улыбкой, но глаза остаются встревоженными. И у нее не поворачивается язык солгать ему. Да и какой смысл? Она уже чувствует ребенка, начинающего шевелиться, и позволяет себе расплакаться на знакомом плече и почувствовать теплые объятия.

— Я убью его, — обещает Финн, и Рей смеется ему в рубашку, потому что не нуждается в чьем-то заступничестве, и им обоим это прекрасно известно, но все равно ей приятно слышать такие слова. Приятно чувствовать объятия и приятно не прятать свой секрет, сжимающийся в груди, тяжелым грузом, давящим на легкие. Она вздыхает с облегчением.

— Тебе придется рассказать остальным, — продолжает он, пропустив свои пальцы между ее, пока они сидят бок о бок под звездным небом. — Они уже подозревают, но сообщить им тебе нужно самой.

— Знаю, — тихо отвечает она, но все, чего ей хочется прямо сейчас, так это лечь на спину и окунуться в прохладный ночной воздух, чувствуя чужую руку поддержки. Положив ладонь на живот, она ощущает движение, и в первый раз за все время оно успокаивает ее, а не пугает. Здесь мой ребенок, говорит она себе.

Она рассказывает на следующий день. Ей очень, очень страшно сказать Люку, страшно разочаровать его, заставить его стыдиться за нее. Ей страшно сказать Лее, ей известно, насколько смешанные чувства испытывает генерал в отношении сложившейся ситуации. Ведь это ее внука она носит внутри, ребенка ее единственного сына — ребенка убийцы, лишившего жизни человека, которого она любила.

В итоге, пройдя через бесконечные «как» и «почему», собравшиеся переходят к решению более насущных вопросов, например, «что же делать теперь?».

— Он явится за ребенком, — уверенно произносит Лея. — После родов необходимо спрятать его в безопасном месте. Нужно найти кого-то, кто сможет позаботиться и защитить его от тех, кто придет за ним.

— Без меня? — переспрашивает Рей, метнувшись рукой к животу, инстинктивно защищая его без всяких раздумий. — Вы хотите забрать у меня моего малыша?

— Это време…

— Нет. Совершенно исключено, — Рей чувствует, как ее трясет и понимает насколько болезненный для нее этот вопрос, о котором ей не приходилось задумываться раньше. Никто не заберет у нее ребенка! Нет ни одного варианта, где она бросит сына или дочь на случайной планетке, оставив ему перспективу считать дни в бесконечном календаре, гадая, вернется ли за ним хоть кто-то. — Мой ребенок останется со мной. Никто о нем не позаботится лучше меня. Если вы решите спрятать нас, то только вместе!

Они не отсылают ее в безопасное место. По сути, после памятного разговора, эту тему едва ли упоминают вообще, несмотря на ее стремительно увеличивающийся живот. Понемногу она начинает уставать все сильнее и сильнее, пока в один прекрасный день едва находит силы подняться, чтобы попрощаться с Финном и По, прежде чем те отправятся на задание. Она заставляет себя, ведь, как говорят, перед родами ходить полезно, и еще потому что она никогда не позволяет им улететь, не сказав «прощай». Никогда нельзя предугадать, что принесет завтрашний день.

Рей гуляет сама по себе. Она пытается не замечать ноющую боль в спине, и боль, охватывающую ноги, вместо этого окунаясь в легкий ветерок, треплющий волосы, и ощущение мягкой травы под ногами. В подобном месте она вполне сможет растить ребенка, даже в самый разгар войны, и это кажется настоящим подарком. Ей бы ни за что не хотелось вернуться с малышом на Джакку, где никогда нельзя знать: ограбят тебя, обманут или заморят голодом. У нее не было никого, а теперь появилось подобие семьи, люди, на которых она может опереться.

Пусть тебя и не зачали в любви, ее мысли обращаются к ребенку, но в ней ты будешь рожден.

Она поднимается на холм.

В чем же ты был зачат?

Рей до сих пор не знает ответа. Между ними существовала неоспоримая связь, но ее сути ей не удавалось уловить. Было ли это просто вспыхнувшей страстью? Разве возможно нечто настолько простое, примитивное, почти животное? Она выкидывает эту мысль из головы. И все же это не любовь, ведь ей не удается найти ничего, что можно увязать с любовью в ее понимании. Оно напоминает нечто более узкое, и единственное, что приходит на ум — нужда — и в этот же миг она сгибается пополам от резкой сжимающей боли.

Обхватив себя за живот, она жмурится от болезненной вспышки. Когда та проходит наконец, она решает, что лучше вернуться назад. Рей встает прямо и вдруг видит его. Его, стоящего прямо перед ней. Сначала кажется, это не может быть правдой — откуда он здесь, но вот он делает шаг вперед, и Рей тянется к поясу за несуществующим оружием.

— Я не причиню тебе вреда, — произносит он.

— Ты здесь, чтобы забрать меня, — в отчаянии выплевывает она и не слышит в ответ отрицаний. Так глупо, думает она, попятившись. Глупо уходить настолько далеко, глупо не скрыться, пока еще был шанс, глупо быть такой неуклюжей, беременной и бесполезной. Тоненький голосок в голове робко добавляет, что глупость еще и то, как сердце слегка дрогнуло при виде его лица. Потому что именно его лицо, а не маска приближается к ней. Его лицо, а не маска становится последним, к чему обращается ее взгляд, прежде чем все вокруг окутывает туман, и она падает в его объятия.