Бумажные журавлики (гет)

Одиночество — самое страшное, что может случиться с человеком. И не важно, кто этот человек, бедняк или богач, простак или хитрец, глупец или гений. Одиночество не стучится и не ждет, пока ему откроют, у него есть ключи ото всех дверей.

Зюскинд Патрик "Парфюмер. История одного убийцы"

* * *

Фотографии. Они пришли к нему в совершенно чистом конверте. Ни адреса, ни имени отправителя, лишь смутное ощущение потери. Он не любил просить, тем не менее переступил через свою гордость. Его услышали, дали время. Он посвятил его воспоминаниям.

Его жизнь никогда не была простой, она была сосредоточенной в разных областях: поиск, движение, ожидание, боль, наконец прозрение. Прозрев, он почувствовал на себе истину этого мира. Как гласила пословица: Лучше горькая правда, чем правдивая ложь. Сколько он помнил себя, ложь всегда стояла у него за спиной, не давая крыльям раскрыться. Тем не менее, он был свободен, настолько, насколько может быть свободным пловец, у которого на шее привязан груз, нескончаемо тянущий его на дно.

* * *

Наверное он был мёртв. С тех самых пор, как потерял Её... Точнее, он умирал и рождался каждый раз видя её лицо во сне. Осознание беспомощности, вина, это погубило маленького мальчика, породив симбиоз человека и зверя. Он перестал существовать как личность, заменяя внутреннее состояние пылающим огнём холодной ненависти.

Он умел ненавидеть, но забыл как любить. Пока не встретил другого такого же мученика как и он сам. Он не без причины пытался дознаться, что же она за человек. Именно — она. Обычная женщина отбросившая вуаль страха, протянувшая ему руку помощи. Ему казалось смешным, её любознательность, попытка изучить его с точки зрения психиатрии.

Он сам был не плохим психиатром, знал все лазейки, все точки соприкосновений, все внутренние желания, не контролируемые вспышки животных инстинктов. Он долго учился сдерживать свои порывы, пытаясь излечить, точнее изучить других. И вот он сам в кресле, лицом к лицу с ней, своей погибелью. Потихоньку они притирались к друг другу, подбирали пароли, чтобы открыть очередной уровень доверия. Их гамма чувств сменялась так же быстро, как день сменяла ночь. Ему было жаль, что она никогда не уступит ему, ведь его тактика работала лучше, чем её доброта.

"Ганнибал..." — она всегда произносила его имя с придыханием, точно пробуя на вкус.

В ответ, Лектер ни разу не называл её по имени. Впрочем, ему хотелось, очень хотелось. Приватные разговоры — это одно, а вот ужин тет-а-тет, это совершенно другое. Ганнибал воспользовался своим искусством, чтобы поразить Беделию. Дю Морье приняла его, не зная, что у него на уме.

Они говорили, часами, днями, их не волновало, что они заходят слишком далеко. После нескольких месяцев, Лектер стал замечать, что их отношения с Дю Морье выходят за рамки, как река из берегов. Беделия стала не просто его психиатром, а доверенным лицом. И в тоже время, Ганнибал не собирался расширять их границы познания, до тех пор, пока не случилось непоправимое.

Лектером овладела жажда. Мужчина познал власть, увидел в глазах жертвы агонию. Его успехи "восхитили" местную полицию, и привлекли внимание ФБР. Лектер намекнул ей, что им пора перестать встречаться, что он не нуждается в её услугах. На что Дю Морье ответила:

"Ганнибал, мне понятен Ваш порыв, но честны ли Вы с собой? Вас что-то тревожит, этот импульс внутри, он рвётся наружу, осталось определиться, хотите ли Вы освободиться?"

Он смотрел на Дю Морье немигающим взглядом. Она умная женщина, скрыть очевидное пустяки, если ты общаешься с малознакомым человеком, но она... Она более восприимчивая натура, страстная, она не оставит попыток пройти через запреты. Он предполагал, что узрев его душу, она отступится, поэтому явил на свет своё истинное "я". Вопреки его ожиданиям, она не проявила и капли сомнений, вверяя ему себя.

* * *

Его признание гарантировало место в Аду, впрочем, он его и не покидал. Очередные жертвы, кровь, насилие. Это обосновано, они угрожали другим, и он с превеликим удовольствием взял на себя эту работу — убирать "мусор" в обществе забывшем мораль и правила. Он не был героем, он был изгоем, ужасающим кошмарным созданием, и лишь одно грело его душу — она.

Когда трагедии участились, а обстановка в городе накалилась до придела, Ганнибал решил — пора уходить. Не бежать, а именно — уходить. Отступление, лучше чем быть пойманным. Лектер поделился с Беделией своими планами, она восприняла это спокойно, не смотря на то, что ранее её вызывали на допрос в ФБР.

* * *

Строгий федерал знал своё дело. Он всеми правдами и неправдами хотел вытащить из Дю Морье признание. Только вот сам не понимал, какое именно. Он сурово смотрел на женщину, пытаясь уличить её во лжи. Верно говорят: Хочешь скрыть правду — солги. Доктор Дю Морье выглядела вполне адекватной, подвох крылся на поверхности. Кроуфорд в очередной раз задал ей вопрос:

"Где Ганнибал Лектер?"

"Мне не известно его местонахождение, мистер Кроуфорд," — в который раз ответила Дю Морье.

"Вы ведь знаете? Мы поймаем его, призовём к ответу!"

"Если Вы думаете, что можете поймать его, то лишь потому, что он сам позволит Вам это сделать," — спокойный тон Беделии выводил Джека из себя.

Беделия знала где находится Ганнибал. Но не собиралась его выдавать, ни при каких обстоятельствах. Дю Морье не боялась Ганнибала, у неё имелись свои планы на их совместное будущее. Планы. Она взращивала их, ожидая, что в любой момент её раскроют.

"Правда укрыта от глаз чужих, она священна для нас двоих," — любила она повторять.

Одна сделка срывалась, собственно говоря по её инициативе. Некий человек в верхах ФБР, предложил её интереснейшую авантюру. От Дю Морье требовался в полной мере её профессионализм, умение проникать в чужие умы, в обмен она получила бы весомый гонорар. Суть она уяснила — втереться в доверие к доктору Ганнибалу Лектеру, по возможности играть в кошки-мышки до последнего. Беделия осознанно пошла на риск, ей предстояло погружение в тёмные фантазии противника, хождение по краю, постоянная опасность. Она не учла одного — провала своей миссии.

* * *

С первого взгляда Дю Морье поняла — он не обычный мужчина, в нём слились воедино: чистый разум, риск, тайна, гордость, печаль. Причин печали Беделия не касалась, боясь обжечься. Его опалённая душа закоченела от холода, покрываясь льдом, а внутренний огонь рвался вперёд. Сестра — вот боль Ганнибала, превратившаяся в отрицание. Детская травма послужила толчком к неизбежному заточению страданий в несуществующей реальности. Он потерял Мишу, после, убедив себя в её предательстве. Одна фобия рождала другую, один мотив скрыл другой. Маленький Ганнибал был жестоко брошен в колодец своих отрицаний. Он спрятался, замкнулся, отрешился от происходящего.

Столько боли Дю Морье ни разу не встречала. Внешне, Лектер оставался тихим, учтивым, обходительным, а внутри боролся с подступающим голодом. Зверь — замеченный Беделией блестяще укладывался в облик Ганнибала, он буквально сросся с ним, стал его братом-близнецом. Женщина не проявила слабость, она вошла в "клетку" со зверем. Настоящий Ганнибал бродил где-то поблизости, в редкие моменты затмевая своего собрата.

Дю Морье научилась "вызывать" прежнего Лектера из глубин его собственного сознания. Научилась растворять свой страх перед зверем. Жалость — качество слишком нестабильное, как и понимание. Ганнибал никогда не позволял ей себя жалеть, он лишь давал ей шанс на проблеск сочувствия.

* * *

Они сбежали, стали тенями, что исчезают, когда садится солнце. Ганнибал и Беделия искали приюта. Франция, теперь Италия. Париж и Флоренция, два города которые открывали перед ними море возможностей к реализации задуманных идей.

Сейчас она отдыхала нежась в ванной, Беделия чувствовала — он следит. Минута и вот он рядом. Его сильные руки, его обволакивающий, убаюкивающий голос, его прикосновения. Шея запылала, когда он коснулся её своими губами.

Она напряглась, когда он отступил. Она пленница, не этой квартиры, не этой жизни, а этого мужчины. Когда Беделия собиралась признать сей неоспоримый факт? Наверное обман выгоднее — для них обоих.

"Беделия..." — его голос с лёгкой хрипотцой, заставил её подавить в себе надежду.

"Самоотверженно, сражаться одному на поле боя... Их больше, и они не благочестивы..." — она говорила о людях пришедших на приём.

Они оба не раз, ловили на себе оценивающие взгляды присутствующих, пока кружились в танце. Богато одетые мужчины и женщины с пренебрежением перешёптывались. Одни завистливо замечали, какая у доктора Фэлла красивая жена, другие подвергали сомнению его статус учёного, третьи лишь индифферентно взирали на "маскарад". Ганнибала пьянил этот запах: зависть, ненависть, ханжество, власть. Он только крепче прижимая к себе Беделию, вторил ритму танца, понимая всё невежество этих самовлюблённых аристократов.

"Они ничтожная часть, боготворящая власть..." — произнёс он, поигрывая бокалом с вином.

"Мы чужаки среди обитателей бездны, мы им не нужны, потому что мы им не полезны... Они привыкли к обмену, а привычки слишком трудно искоренить..." — вода остывала, ей хотелось поскорее выбраться из этого "ледника".

"Грядут перемены, это ошеломит их, сделает нашими союзниками навсегда..."

* * *

Его работа в Паллацо Капоне, её путешествия по Флоренции, они видели друг друга только вечером, и за обеденным столом, когда очередной учёный приходил их проведать.

Беделия постоянно задавалась вопросом: Когда придёт конец их союзу? Она видно являлась наперсницей Удачи, коль всё ещё оставалась жива. Он вёл себя смиренно, если исключить нескольких человек покинувших этот мир раньше положенного срока. Опасность проявила себя достаточно быстро, Грэм и Кроуфорд прибыли во Флоренцию за головой Лектера. Тогда началась главная битва.

Инспектор Пацци, которому вскружили голову огромные деньги, выдал Ганнибала Мэйсону. С ним расплатились, причём самым жестким способом — он был выброшен из окна, повешен, как знамя, сообщающее врагу дурную весть.

* * *

Джек давно охотился за Ганнибалом, он не преминул сам расправиться с убийцей, оберегая, а кто знает зачем, ограждая от этой участи Вершителя судеб Уилла Грэма. Их схватка походила на танец: дикий, варварский, полный кровавой ярости. Наслаждение — бравада с которой начал Кроуфорд. Он измывался над Ганнибалом, тот даже не думал сопротивляться. Вопрос повис в воздухе: Чем Джек лучше Ганнибала? По сути, тот же самый убийца: своевольный, мстительный, коварный, несущий смерть.

Мало что могло остановить Джека в поиске истины. И он понял её — месть распыляет всё живое, включая остатки человечности. Бессмыслица, становиться подобием человека, но это как наркотик, стоит его принять и тебе уже ничего терять. К "радости" Кроуфорда, Ганнибал не подвергал себя такой самокритике, как Джек, он отступил.

* * *

Излечение. Раны кровоточили, Лектер сохранял терпение, пробираясь по улочкам Флоренции. Ганнибал сделал свой выбор, осталось узнать выбор Дю Морье. Она ждала его прихода, он мельком заметил сумку с вещами. Беделия умело разобралась с его порезами и царапинами. Позже они стояли на балконе, любуясь прекрасной Флоренцией.

"Хочу научиться рисовать эти улицы по памяти... Рисовать Палаццо Веккьо..." — он смотрел на город и гадал, сколько им ещё отпущено временем.

"Ты совсем не скоро сюда вернёшься..." — она взяла альбом для рисования из его рук.

"У меня будут лишь воспоминания о Флоренции... Во Флоренции я стал мужчиной... Свой конец я вижу в своём начале..." — он следил за её плавной походкой, всем сердцем желая остановить время.

"Все наши окончания могут быть найдены в наших началах... История повторяет сама себя и выхода нет..."

"Ты налегке?"

"Нет... ты... Это момент, когда я тебя оставляю... Или точнее — когда ты, оставляешь меня..."

"Не так я намеревался попрощаться... я представлял себе это иначе..."

"А я — нет".

Во истину, этот день являлся откровением для них двоих. Беделия выложила карты на стол, поведав ему о том, что догадывалась о последствиях их тесной дружбы. Что помогло понять ей его мотивы, его душу? Ведь раньше, Дю Морье говорила: "Вы мой пациент, мой коллега, не мой друг..."

Ганнибал усмехнулся, женщина — чьи принципы не сулили ему ничего хорошего, оказалась на его стороне. Беделия приблизилась к нему и заглянула в глаза. Тьма расступилась перед светом. Ангел и Демон, враги вечности, в их случае — единая стихия.

Прикосновение губ взбудоражило их обоих, если и продолжать эту игру, то не здесь и не сейчас. Он должен уйти, покинуть её, но его держала невидимая нить. Он сглотнул, Беделия имеет власть над ним? Если да, то зачем он подарил ей это мгновение слабости? Порыв, и их губы в очередной раз встречаются в борьбе за обладание другим. Пора. Он растягивал удовольствие дотрагиваясь до неё, причиняя им обоим сладкую муку, поцелуй за поцелуем, кровь забурлила, стоило ожидать извержения, взрыва эмоций.

В тот день он не смог уйти. Не важным казалось всё: преследователи, смерть, страх, голод, сама жизнь. Существовал только шелест простыней, обнажённые, сплетённые воедино тела, шёпот срывающийся с губ, признания, день и ночь, мелодию которых разорвал алый рассвет.

* * *

Ганнибал разложил фотографии на столе, с них ему улыбалась маленькая белокурая девочка ангельской красоты. Малышка не знала отца, зато ласки матери ей были прекрасно знакомы. Она радовалась, она парила, она была как маленькое солнышко.

"У тебя глаза и улыбка матери..." — прошептал Ганнибал.

Его пальцы не могли чувствовать того тепла, что излучает малышка, но он чувствовал его в своём сердце. Одинокая слеза скатилась по щеке, загрубевшая кожа давно позабыла касание солёной влаги. Сам Лектер позабыл своё настоящее. Цветные фото казалось ожили в его воображении. На одной из них: маленькая девочка задувала свечи на праздничном торте, на другой: играла на белоснежном песке пустынного пляжа, на третьем: весело смеясь каталась на велосипеде. Каждое фото приносило Ганнибалу новые ощущения. Его широкая ладонь заскользила по матовой поверхности фото.

"Будьте счастливы... вы всегда будете жить в моём сердце..." — он прижал к себе последнее фото, на нём двое: белокурая женщина и маленькая девочка открыто улыбались фотографу. Он перевернул фото, прочитав: "Мишу — пять лет". — Рядом с конвертом и фото, Ганнибал поставил на стол три бумажных журавлика. — "Семья это то, что у меня никто не отнимет..."

_______________________

Примечания: Палаццо Веккьо (итал. Palazzo Vecchio, Старый дворец) — одно из наиболее известных строений Флоренции, находящееся на площади Синьории. Сейчас оно служит ратушей.