Тупица (джен)

Говорят, что если у человека есть, за что бороться, то он свернет горы. У человека, ХА! Попробуйте почувствовать себя Человеком, сидя в мрачной сырой камере! Сколько лет я в ней провела? Год? Два? Четыре?! А может, целую вечность! Увы, окон здесь нет, и считать, сколько дней прошло после моего первого появления, очень тяжело. Для меня прошла вечность. Каждый раз, засыпая, я молила бога о смерти или беспамятстве.

Кто я? Как я здесь оказалась? Что ж.

Заснула я в своей кровати, лелея планы на будущее. Меня ждала перспективная карьера и чудесная, полная счастья жизнь. Проснулась я уже здесь. Моё тело было скручено так, что я завопила от боли и резко открыла глаза. Надо мной возвышался прекрасный экземпляр мужчины. Высокий, статный, в костюме семнадцатого века и с палочкой, направленной прямо на меня.

— Круцио, — хладнокровно произнес мужчина, и меня снова свернуло в бараний рог.

Я закричала от невыносимой боли, а аристократ все спрашивал:

— Кто ты?! Куда ты дела Нарциссу?

Он опустил палочку, давая мне ответить на такой заковыристый вопрос.

— Кого? — голос охрип от крика.

— Нарциссу Малфой! Мою невестку и жену Люциуса.

Я подвисла. Малфои? Нарцисса? Люциус? Неужели я в мире Роулинг?

Вроде и радоваться надо. Я в теле Нарциссы Малфой! Это мечта большинства поттероманок (и некоторых поттероманов). Но радоваться не получалось. А у вас получилось, если бы вами вытирали пол и скручивали в дугу?! Сомневаюсь… Затем последовал новый виток боли, после которого я наконец-то потеряла сознание…

Принесли похлебку. Да, каторжная еда не балует разнообразием, но есть все равно хочется. Тяжело сжимать ложку, (а другие столовые приборы мне не дают после моей попытки самоубийства) холеными, а теперь грязными, с вздувшимися суставами, руками. Горло саднит и нос хлюпает. Хоть это и нормально для такой сырой камеры, но Люциус мог бы и поуютнее найти для тела своей бывшей жены.

На чем я остановилась? Ах, да. Я потеряла сознание…

Потом я очнулась в вполне уютной и маленькой комнате с решетками на окнах. О боли в теле ничего не напоминало, и я, выдохнув, села на кровати. Сразу же в комнату зашел тот же самый мужчина. Папенька Люциуса. Он сверкнул ледяными глазами и усмехнулся.

— Кто ты? — тихо и вкрадчиво спросил он.

— Нарцисса Малфой, — тут же соориентировалась я.

Будучи в своем мире, я пересмотрела множество сериалов и фильмов про аристократию. Прочла книги, но этого оказалось мало. Я думала, что с легкостью изображу Леди Малфой. Ведь аристократия — это так близко мне! Одним словом: Тупица!

— Что ж, Нарцисса, с тобой хочет поговорить Люциус, — сказал мистер Малфой.

Не буду вас томить. Подлог раскрылся сразу! Люциусу достаточно было взгляда на меня, чтобы произнести:

— Ты не Нарцисса!

И меня вновь скрутила боль…

Помню, что я закричала:

— Остановитесь! Я из другого мира! Я знаю, что вас ждет дальше. Волдеморт вернется!..

Ну не тупица ли?

Естественно, эти двое из семейства павлиньих вывернули мою голову наизнанку и выяснили ВСЕ. Вплоть акций на виндовс в маггловском мире. Малфои никогда не гнушаются заработать денег. Деньги не пахнут!

До трех лет Драко я жила в той самой комнате. Кормила его, купала, воспитывала, читала книги. Нет, меня никогда не оставляли один на один с ребенком. Всегда был рядом мерзкий домовик Дипси. Он вечно ворчал и никогда не слушался моих приказов. Ведь, по его мнению, я украла тело его любимой госпожи. О чем рассказывал мне домовик три раза в день.

Ограничитель на шее не давал навредить этой лопоухой твари! Ничего не давал! Я пыталась его снять, но увы, это было невозможно.

Через пару месяцев, после третьего дня рождения Драко, я попыталась совершить побег. Так было удобно! Оба Малфоя уехали по делам, ребенок спал в комнате, и даже этот мерзкий домовик куда-то исчез.

Увы, я даже не успела отбежать от ограды Малфой-мэнора и на пол мили, как меня скрутили веревками и вновь доставили в комнату. Неделю меня не выпускали из комнатки. Спасибо хоть кормили!

Наконец, мужчины решили, что делать со мной. Так я оказалась в ритуальной зале. Огромный алтарный камень, куда меня положили, имел форму пня со стеблями. Мои руки и ноги опутали каменные стебли. Кричи — не кричи, вырывайся — не вырывайся. Бес-по-лез-но! С шеи сняли ограничитель магии и начали читать катрены.

Я почувствовала, как из меня сначала по крупицам, а затем потоком утекает магия. Я закричала еще громче и сорвала голос. Но Магия все убывала и убывала, пока не исчезла вовсе. А я вновь потеряла сознание.

Очнулась я уже здесь. Сначала я просила и умоляла отпустить меня, не веря, что такое происходит со мной. Что это меня, красу и гордость МГУ, сначала выпивают досуха. (Я даже и поколдовать не успела…) А потом и вовсе оставляют в сырой и темной камере, куда не попадают солнечные лучи! Тупица? Тупица! Будто бы я чего-то добилась своей истерикой…

С хлопком появился домовик, выбил из рук похлебку. Щелчком пальцев он окатил мою несчастную тушку ледяной водой. Бурча при этом, что презренная маггла украла тело любимой госпожи. Все удобства, так сказать: моют раз в месяц; кормят раз в день; раз в полгода выводят на светские рауты. На день рождения Драко и на Рождество. Правда, посадив в кресло и наложив Империо. Чтоб не рыпалась. Да-с. 

Малфои мастера отравлять и так сломанную жизнь. Вот опять поток ледяной воды. Меня переносят в комнату, в бывшие покои Нарциссы.

Свалявшиеся и криво обрезанные волосы вычесывают и удлиняют заклинанием. Укладывают сложную прическу. Надевают красивое платье. Правда красивое, фиалковое с золотистым рисунком. Пара домовичек накладывают на моё рано постаревшее и бледное без солнца лицо косметику и добавляют румян. Одевают на потрескавшиеся руки перчатки и кольца. Застегивают брильянтовое колье и серьги. Мне все равно. Какая-то апатия. Последний штрих наносит сам Люциус:

— Империо!

Я не ошиблась. В Малфой-мэноре раут. Официальная часть рождественского балла.

Все дутые, преисполненные собственной важности и в брильянтах. Глаза слезятся от этого блеска.

Для всех я очень больна. И даже если кто-то догадывается, что я не по своей воле сижу в кресле и ни с кем не разговариваю, то благоразумно держит мнение при себе. Подумаешь! Какая-то несчастная аристократка! Сидит и, понимаете ли, молчит! На балу и так интересного много: шампанское, фуагра, бридж, вальс и сплетни! Особенно сплетни!

Я прислушиваюсь к разговорам. Две миленькие прелестницы остановились поблизости от меня и начали чирикать. Слышу, как они говорят, что Малфои теперь на гигантской высоте. Они теперь самые завидные женихи Англии. И если тупица Нарцисса умрет — то и его можно быстро окрутить. «Тупица» сама мечтает сдохнуть поскорее! Может, мне кто яду сцедит из своего прелестного ротика?

Драко уже исполнилось семь лет. Мальчик как мальчик. Не мерзкий хорек из книги и не истеричка из фильма. В меру озорной, но копирует отца. Ко мне не подходит. Не знаю, что сказал ему Люциус. Может, что я не его мама, а может, что мама сильно болеет, а может, «аристократы не бегут с разбегу в маменькины объятия, оставь это для плебеев и магглов», и вся эта фраза с мерзким придыханием в нос. Аристократ же! А раньше Драко бежал и обнимал меня. Жаль, я к нему привязалась…

Я сижу в этом чертовом кресле уже час и понимаю, что империо почти не действует. Мне бы дождаться неофициальной части. Все расслабятся и уйдут на балконы смотреть салют.

Я попробую сбежать. Снова. Если смыть весь этот чертов грим и перекрасить волосы, то никто не узнает в обычной маггле Нарциссу Малфой. А если еще колье разорвать и загнать в ломбарде камушек там, камушек тут. То и на безбедную жизнь хватит.

Об одном жалею, что не досталось мне, как Мэри Сью, знание всей жизни Нарциссы, или ее дневники, или какая-нибудь сила, или хотя бы галлон удачи. Удача бы мне пригодилась!

Наконец-то официальная часть закончилась. Все повалили на улицу, как стадо. Хи —хи. Стадо аристократов. Я незаметно беру бутылку шампанского со столика и прячу в складках платья. Если я правильно изучила Малфоев, то они никогда не отступаются от намеченного плана. Сейчас должен появится этот чертов домовик, чтоб снова сопроводить меня в камеру.

Хлопок. Домовик появляется и собирается взять меня за руку. Я незаметно вытаскиваю полную бутылку из складок платья и, удобно держа за горлышко, наношу один-единственный удар в цель. Голова домовика неприятно хрустит, а его тщедушное тельце падает навзничь. Давно хотела это сделать! По мраморным плитам растекается багровая лужа крови. Мне нужно торопиться!

Я подбираю юбки и ходу! Ходу отсюда!

Выскальзываю незамеченной из мэнора и спешу по узенькой тропинке в лес. Что бы со мной в лесу ни произошло, но обратно сюда я не вернусь! Сами тут сидите!

Резвость иссякает через час. Отвыкшие от нагрузок ноги начинают дрожать и подгибаться. Идти больше нет сил. Я останавливаюсь и выдыхаю. «Выдыхаю воздух нагретый, но я слабый источник тепла» — вспоминается мне строчка из песни. Как бы не окоченеть…

Я вновь выдыхаю и тихонечко бреду по сугробам. Я хочу жить, правда, хочу жить и не хочу умирать. Надежда на шанс выжить тает с каждой минутой. Длинный подол пропитался влагой и замедляет ход. Да и сама я уже не ходок.

Добираюсь до дерева и прижимаюсь к стволу. Ноги гудят и подгибаются. Я не могу больше идти… Ощупываю юбку и нахожу в складках бутылку шампанского, которой я прибила домовика. Надеюсь, что прибила…

Открываю бутылку, чувствуя, как индивеют пальцы. Замершими неловкими руками сложно что-то открывать. Но я студент! А студенту закрытая бутылка, как вызов мастерству… Открыла!

Делаю судорожный глоток и проливаю немного шампанского на лиф платья. Плевать! Я все равно не жилец. Стараюсь пить не торопясь, надеясь растянуть до последнего вздоха…

Вздыхаю и чувствую за спиной неторопливые шаги. Малфой или кто-то еще?

— Авада Кедавра!

Падаю в снег, уходя от зеленого луча проклятия, но при этом не проливаю не капли. Все-таки Малфой! Переворачиваюсь и смотрю на подходящего Люциуса.

— Будь человеком, — хрипло говорю я ему. — Дай Рождество отпразновать без ваших постных рож.

Малфой багровеет и поднимает палочку, но вдруг пожимает плечами и трансфигурирует из веток два бокала.

— Вот это сервис, — произношу я и разливаю остатки по бокалам.

Где-то вдалеке хлопает салют. Я все еще сижу на снегу и цежу шампанское. Малфой стоит рядом, как конвой, но при этом улыбается. Похоже, ему тоже опротивели аристократичные рожи. Сверху валит пушистый снег, добавляя сказочности в атмосферу. Идиллия.

Я допиваю залпом шампанское, неловко поднимаюсь и разбиваю бокал об соседний ствол дерева со словами:

— На удачу!

Люциус недоуменно смотрит на меня и повторяет жест.

— Все, — говорю, отступая от дерева, — можешь авадить. — И падаю, взметывая вокруг снег.

Люциус Малфой стоит в нерешительности и смотрит на меня. Пожалел, что ли?

— Ты можешь уйти, — говорит он.

— Куда я пойду? Без денег, без знаний об этом мире, без сил, без здоровья, которое сожрала камера? Авадь давай! Я все равно умру. Годом раньше, годом позже — какая к бесу разница! Исполни моё рождественское желание, дай умереть на свободе!

Мужчина кивает и поднимает палочку снова. Я, чувствуя, как ломит кости и начинается озноб, ведомая какой-то мыслью или кем-то, вдруг произношу:

— Скажи Драко, что ты пытался спасти меня от оборотня. Пусть хоть в этой жизни он тебя уважает, а не боится.

Мужчина бормочет что-то похожее на «Всяких тупиц не спрашивали», но поднимает палочку вновь:

— Авада Кедавра.

Зеленая вспышка — и я больше не чувствую боли. Только блаженный покой. Меня тянет вверх, но я задерживаюсь. Мужчина закрывает глаза ладонью и его плечи содрогаются. Не поняла… Он что, плачет? Радоваться должен. От меня избавился. Вот и разбери этих людей…

Люциус последний раз вытирает ладонью глаза и сердито кусает губы. Трансфигурирует руку в лапу оборотня и наносит несколько глубоких порезов на тело женщины, лежащей на снегу. Последний раз проводит по шее, окрашивая снег в алый, и, немного подождав, поднимает женщину на руки.

Я поднимаюсь выше и облетаю лес. Надо же, как далеко я ушла от мэнора. И это будучи больной! Возникает лёгкое сожаление, что я умерла. Ну и ладно!

Я вновь подлетаю к мужчине, идущему по сугробам. По его лицу бегут слёзы. Люциус смаргивает их и вновь кусает губы.

Рядом со мной появляется хозяйка тела. Она грустно улыбается и проводит рукой по щеке Люциуса.

— Тебе пора, — говорит она, касаясь моей руки.

Я киваю и поднимаюсь все выше и выше. Выше леса, выше облаков, выше неба…