Ведьма (джен)

Эту историю рассказал мне один знакомый доктор когда мы разговорились с ним о паранормальных явлениях.

Это случилось лет пять назад, когда я работал врачом на скорой в небольшом подмосковном городе.

Народу тогда на станции было мало, ездил один с водителем, седым пятидесятилетним мужиком, около тридцати лет проработавшим на скорой. Все, в том числе я, звали его — Иваныч.

День выдался спокойным, запомнилось лишь то, как мы с водителем обсуждали, разные необъяснимые наукой явления; призраков, оборотней, полтергейстов и тому подобное. Тогда мы с ним оба считали, что ничего подобного нет и быть не может, есть только проблемы с психикой у некоторых, но все же такие разговоры приятно щекотали нервы.

Ближе к вечеру вызова, как всегда, просто посыпались. Пять обслужили без заезда. К счастью ни на что серьёзное не попали. Хочется на станцию, попить чаю и спать. Отзваниваемся, говорим, что свободны.

"Возвращайтесь"— шепчу я, надеясь услышать это по рации, но слышу в ответ: "Минуту." Как всегда, облом.

— Поезжайте к чёрту на кулички, — говорит водитель, мастерски пародируя голос диспетчера, — у его бабушки плохо с сердцем.

Спустя пять секунд по рации знакомый голос передаёт повод к вызову "Женщина. Семьдесят восемь лет. Плохо с сердцем." "Надо же, почти угадал", — подумал я, но, когда нам назвали адрес, мы с водителем озабоченно переглянулись.

Если следовать указаниям диспетчера: от глухой деревни на самой границе области нам нужно было ехать в лес по насыпной дороге. Через пятьсот метров нас обещали встретить, но мы с Иванычем оба знали, что это не факт. Особенно "обрадовало" нас то, что нужный дом находился в лесу, но проехать к нему якобы можно.

Едем. Фары выхватывают из темноты небольшой участок дороги, да заросшую борщевиком опушку леса. На небе чуть мерцает тонкий серп месяца. Смотрю в окно. Лес по краям дороги сменяется болотом, потом снова начинается лес, но здесь он уже глуше, темнее.

Подъезжаем к деревне, светит один фонарь, да слабо мерцают окна в двух домах. Кое как отыскали насыпную дорогу, она узкая, страшно подумать, как придётся отсюда выезжать, если не найдём где развернуться. Только ехать всё равно надо.

Темнота. По краям дороги крапива в человеческий рост. Место какое-то жуткое. Чем дальше едем, тем больше меня терзают смутные сомнения относительно того, что нас здесь кто-то встретит.

Внезапно впереди свет. Кто-то машет фонарём. Подъезжаем.

Свет фонаря уже слева от дороги, движется к опушке леса. Трава там невысокая, земля ровная, проехать можно без проблем. Деревья растут редко. Движемся по лесу следом за фонарём, он мелькает перед нами метрах в двадцати, почти у самой земли, то и дело замирая. Я обратил внимание, что фонарь при движении словно подпрыгивает.

Вдруг водитель выругался.

— Что такое? — спрашиваю я

— На собаку фонарь повесили. Совсем… Не поеду я дальше.

Тут фонарь остановился, и стал совершать в воздухе круговые движения, так что у нас не осталось сомнений, что его держит человек.

Едем в том направлении. В свете фар из ночной мглы нарисовался небольшой бревенчатый дом с резными наличниками на окнах. Тусклый свет за окнами не оставляет сомнений, что освещение тут не электрическое. Не люблю работать при свечах, но что делать…

Нас встречает девушка в чёрной толстовке с фонарём в руках. Рядом с ней мотоцикл. Никакой собаки поблизости нет, собачьей будки тоже не видно. "Видимо, когда она нас встречала, фонарь был привязан к мотоциклу, а собака Иванычу просто померещилась", -подумал я

— Здравствуйте, — услышал я тихий, мелодичный, и одновременно очень отчётливый голос, — что-то бабушке плохо стало. Посмотрите пожалуйста.

Здороваюсь, понимающе киваю, прошу провести меня к пациентке. При свете стоящей в сенях свечи удаётся лучше рассмотреть свою провожатую. Среднего роста, с густыми пепельно-серыми волосами, спускающимися до талии, часть из которых заплетена в косу на затылке. На губах лёгкая полуулыбка, тёмные внимательные неподвижные глаза. Под мешковатой толстовкой и джинсами угадывается гибкая точёная фигурка, какая бывает у девушек с раннего детства занимающихся художественной гимнастикой.

Вскоре я оказался в небольшой, но уютной комнатке, где вместо одной стены была огромная печь.

На постели полулежала худощавая пожилая женщина, около семидесяти лет на вид. Услышав её учащённое дыхание, я сразу понял, что мы не напрасно ехали в такую даль.

Задаю ставшие привычными вопросы: "что случилось", "когда началось", "было ли что-то подобное прежде" и т.д.

— Настасья по лесу бегала, — донёсся до меня низкий, чуть хрипловатый мужской голос. Я обернулся и увидел сидящего в углу деда с белыми как снег волосами и бородой. Ровными, привычными движениями он что-то выстругивал из куска дерева. — В лесу охотники стреляли, — продолжал мой собеседник, — а она, такая эдакая, вернулась затемно, — дед сурово взглянул на внучку, — вот у Кузьминичны- то сердечко и прихватило.

"Какие же пожилые люди фантазёры", — подумал я, измеряя бабушке давление.

Подключая кардиограф, расспрашиваю пациентку и родственников, чем она болела, какие лекарства постоянно принимает, есть ли на что-нибудь аллергия.

Выясняется, что бабушка ничем серьёзным не болела, и лечилась травками, потому есть ли у неё на что-нибудь аллергия не известно.

Снимаю кардиограмму, частота сердечных сокращений 150 в мин. Ещё бы при таком ритме, в таком возрасте не было одышки. Решил про себя, что, если человек лечится травками, склонности к аллергии у него быть не должно. Набираю лекарство. На моё счастье вены у бабушки хорошие. Начинаю вводить.

Только ввёл половину, как она говорит: "Спасибо сынок, отпустило".

Проверил пульс, — так и есть. Снимаю кардиограмму повторно, синусовый ритм, аккуратные, узкие комплексы, как у молодой.

Перед отъездом всё же говорю, что бабушке неплохо бы показаться кардиологу, или хотя бы участковому терапевту. Она возражает, говорит, что предпочитает и дальше лечиться травками. Я не спорю, всем бы в таком возрасте её здоровье.

Уезжаю, меня все благодарят.

Настасья вызывается проводить до дороги. Говорит, что у мотоцикла мало бензина, и потому садится к нам в кабину. По дороге расспрашиваю, кто она и откуда. Девушка охотно рассказывает о себе.

Вскоре я узнаю, что моя попутчица живёт в Москве, где у неё есть небольшая однушка, доставшаяся от покойных родителей. Учится девушка на психфаке МГУ, по вечерам подрабатывает в кафе официанткой, лето же предпочитает проводить здесь, у дедушки с бабушкой.

Спрашиваю, что случилось с родителями. Настя уклончиво отвечает: "несчастный случай", чувствуется, что эта тема ей неприятна.

За разговором мы не заметили, как выехали на дорогу. Я прощаюсь с Настей, интересуюсь, — не страшно ли ей будет возвращаться домой по тёмному лесу? Она улыбается, говорит, что привыкла.

Мы трогаемся. В боковое зеркало я вижу, что Настя смотрит нам вслед.

Внезапно, она подпрыгнула и, перекувырнувшись в воздухе через голову, коснулась земли уже ни-то собакой, ни-то волчицей. Несколько секунд животное продолжало смотреть вслед нашей машине, а затем скрылось в придорожной траве.