Алмазы, изумруды и прочие драгоценности (гет)

Перси вслушивался в перестук колес поезда, увозящего его в столицу. Перси хмурился — на переезде настоял отец("У тебя большое будущее, бла-бла-бла!"), а мать не стала спорить, сказала только: "Так будет лучше, Перси".

А кому лучше? — хотел спросить Персей Джексон, первый солист Театра Глубин и, как он думал, уже состоявшаяся личность(трижды "ха"!), но не спросил. И вот теперь он безучастно смотрел в окно, видел проплывающие перед ним пейзажи и чувствовал почему-то такую тоску, словно бы он уезжал навсегда.

Но вот поезд остановился, и Перси вышел. На перроне стояла светловолосая девушка с серыми глазами и характерной осанкой. Она придирчиво осмотрела Перси с головы до ног и наконец выбросила, иного слова и не подобрать, вперед руку.

— Аннабет Чейз, — представилась она, а потом добавила после секундного промедления: — Первая солистка Театра Олимпа.

Перси усмехнулся и ответил ей в тон:

— Персей Джексон. Первый солист Театра Глубин. Рад знакомству.

— Взаимно, — спокойно, даже холодно кивнула мисс Чейз, но в ее глазах вспыхнули огоньки. — Идемте.

И потянулись дни, недели и месяцы бесчисленных классов, подколов со стороны Аннабет и Клариссы Ла Ру, прыжков и поддержек. Шел уже второй год пребывания Перси в Театре Олимпа, когда его карьера неожиданно пошла в гору: ему дали партию Зигфрида в "Лебедином озере", потом ввели в "Бриллианты". Аннабет была и там, и там — солировала в "Бриллиантах", танцевала венгерскую невесту в "Лебедином".

И Перси отдал работе всего себя, не обращая внимания на трудности и видя перед собой лишь невыразимо прекрасную Аннабет. Он мечтал танцевать с ней и упивался иллюзией легкости, которую она неизменно создавала вокруг себя.

Когда обнаружилось, что у премьера Луки Кастеллана, который должен был танцевать вместе с Аннабет, треснула кость, Перси был неприлично счастлив потому, что на замену поставили именно его.

Именно вместе с Перси Аннабет и танцевала премьерный спектакль. За кулисами Аннабет сказала ему:

— Знаешь, я ведь тоже южанка.

Перси, все это время смотревший, как танцует в "Рубинах" Пайпер Маклин, обернулся.

— Ты тоже из Театра Глубин? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Аннабет Чейз. — Я с самого начала училась здесь. Просто родилась на юге. Потом родители развелись, отец женился снова, и я уехала учиться.

— А я — наоброт. Родился здесь, а потом родители переехали.

— Знаешь, — сказала Аннабет, — я была очень зла, когда мне велели встретить тебя. Меня тогда сдернули с важной встречи.

Она усмехнулась, и Перси замер. Она сказала что-то еще, чего он не расслышал и выпалил:

— У тебя глаза как алмазы.

— Как просто, учитывая, что сегодня идут "Драгоценности"! — пошутила она.

— Ты мне нравишься, — тихо сказал Перси и отвернулся.

— Ты мне нравишься тоже, — ласково произнесла Аннабет и положила руку ему на плечо. — И... Знаешь, Перси, хоть это и ужасно банально, но я все-таки скажу: у тебя глаза как изумруды.

И в этот самый момент в зале раздались аплодисменты. Перси усмотрел в этом добрый знак и поднес к губам кончики ее пальцев. Аннабет лишь улыбнулась.