Broken Angel (джен)

Среди множества желающих стать его секретарём он выбрал всего троих и именно их уже пригласили на собеседование, скрыв личность работодателя. И сразу же произошёл тот самый «отсев», на который он и возлагал всю надежду: едва войдя в кабинет, где он обосновался, двое разом показали, что работать с подобным боссом им явно не по нраву — нервы сдали у парней, хотя характеристики были впечатляющие. Увы.

Последней кандидатурой была хрупенькая, невысокая девчонка, наверное едва школу закончила.

Если честно, то ему было плевать: парень, девчонка, старушка ли или пожилой дедушка станет его секретарём — дела ждать не желали, а уже на сегодняшний день адъютанты, выделенные ему в помощь, с ног сбились, возясь с документацией.Так что остро встал вопрос: где взять то существо, со стальной волей, готовое терпеть его несносный характер и вспышки гнева?

И, понятное дело, эта глупышка, ёжащаяся сейчас под его тяжёлым взглядом, оказалась здесь точно по чьей-то ошибке.

— Свободны, — хрипло отозвался неоткалиброванный как надо вокодер, даже ему уши резануло это холодное слово. Девчушка явственно вздрогнула и сжала руки на тоненькой папке, которую стискивала такими хрупкими пальцами.

— Ваше превосходительство…

— Дверь за вашей спиной. Свободны, — одно движение пальца и за спиной претендентки бесшумно раскрылась дверь.

А та проигнорировала явный намёк выместись прочь, пока ей ещё позволяют.

— Мне нужна эта работа, милорд… Очень… Очень нужна! Дайте мне испытательный срок. Неделю!

Ярость на этот вызов своей воле взмыла волной и девчонка едва не поплатилась за свои слова, но каким трудом он удержал гнев в узде! Однако, что-то такое в ней, хрупкой замухрышке в скромненьком деловом костюмчике, было. Какое то загнанное выражение в испуганно расширившихся зрачках, страх, стискивающий горло… Но боялась она не его. Тогда кого? Или чего?

— Недели не будет. Три дня на разбор всех завалов по документации.

Как полыхнуло от неё воодушевлением. Он даже моргнул, сбрасывая это ощущение, переданное через Силу.

— Трёх дней мне хватит, господин! Вы не пожалеете!

— Постарайтесь, чтобы я не пожалел про данный вам шанс. В противном случае… — он дал повиснуть неозвученной угрозе, а после пренебрежительно махнул рукой на открытую дверь: — Приступайте к работе.

Она не стала рассыпаться в восторженных словах, просто крутанулась на каблучке и вихрем вылетела в приёмную.

Вейдер раздражённо, резким взмахом руки закрыл дверь в свой кабинет, стремительно встал и шагнул к затемнённому окну.

Там, внизу, Корусант жил тем же ритмом, что и несколькими месяцами раньше. Или лет…

Он заставлял себя жить. Отодвинув боль тела за задворки своего разума, задавив протест против такого насилия. Теперь он смотрел на всю эту суету внизу с равнодушной отстранённостью. Не грели его гордость и сердце ни трепет придворной братии, которая обосновалась возле Палпатина, ни благоговение пополам с трепетом и задавленным испугом от окружавших теперь его особу военных. И даже во снах, которые он изредка видел, жизни теперь не было. Иногда ему казалось, что не выдержит его нервная система такого издевательства, что сорвётся.

Но проходили дни за днями, а он привычно выполнял все обязанности, возложенные на него Императором.

Там, где-то внутри себя, за закрытыми дверями своего разума, он словно навечно поселился на ледяной вершине. Там нереально прозрачен воздух и холод. Холод, который заморозил, выстудил из его сердца все эмоции. Всё, кроме усталости.

Устать в неполные двадцать пять лет.

Поведай он Палпатину, ради чего он с такой готовностью бросался на поиск остатка джедаев и просто выговором точно не отделался. Было бы вполне себе прямое напоминание: кто, что и почём.

Вейдер качнул головой в ответ своим мыслям: он искал возможность оборвать свою жизнь, но словно в отместку не находилось того, кто мог бы безоговорочно эту жизнь оборвать. И Сила в такие моменты будто уберегала его от опрометчивого шага, реакция становилась даже для него, искалеченного, феноменальной, жажда жизни просыпалась от спячки и вновь под его ноги валилась очередная жертва его мастерства.

А после вновь наваливалась усталость.

Это была не жизнь. Это было существование. Именно то, чего он терпеть не мог.

Он прекрасно понимал, что его тащит по тому руслу, которое для него приготовил Император Палпатин и он не находил в себе сил бороться с данным направлением.

Он потерял тот маяк, что горел внутри него.

А ведь всего-то хотел создать дом, семью.

Вейдер застыл, зажмурив глаза и стиснув зубы до боли.

Внутри, там, за бронёй, в районе сердца кто-то плеснул кислоты, которая ширилась, ширилась и ширилась, вновь выжигая память о том, что было.

Только горечь утрат, только тоскливое ощущение одиночества.

Прошлое. Такое близкое и бесконечно далёкое.

Миг канул в Лету. Миг жалости к себе, своему ли выбору. Вот был он — и сгинул.

Спустя полчаса из своего кабинета вышел тот, кого стали бояться и опасаться. Кто по праву смел называться Первым Лордом Империи.

Девушка-секретарь проводила своего временного босса незаинтересованным взглядом, вся сосредоточившись на том, чтобы удовлетворить запрос лорда Вейдера, с которым пересеклись пути одной молодой девчонки, которой требовалась срочно работа.

Работа должна быть на первом месте, а остальное вообще интересовать не должно!

На следующее утро адъютант, один из троих, отчитался, что вся документация приведена в надлежащий порядок и секретарь ждёт дальнейшие распоряжения. Если они будут у лорда Вейдера.

— За сутки?

— Так точно, сэр. Девушка даже не покинула здания, спала на диване в вашей приёмной, охрана проверяла.

— Пригласите, — равнодушно обронил Вейдер, одновременно выводя на экран своего датапада документацию с верфей.

Осунувшаяся девчонка изобразила готовность свернуть горы, если потребуется. Если бы Вейдер не знал, что адъютанты с трудом успевали обрабатывать тот массив документации, который поступал на стол их босса, быть может тогда он и подумал, что она притворяется. Однако он знал. Как знал, что солгать ему мало кто отважится, чтобы прикрыть никому не знакомую девушку.

— Я дал вам три дня.

— Ваша документация была не в столь плачевном состоянии, ваше превосходительство. Мне хватило одного дня.

— Три дня, — словно не слушая её оправданий, он нажал на эти слова, почти реально вколачивая их в эту пустую голову. — Три полноценных рабочих дня, мисс. Что в моих словах осталось непонятного?

И без того бледная в прозелень, словно твиллека, девчонка покачнулась.

— Я не оправдала ваших надежд? — с бескрайним отчаянием прошептала она, подняв на безобразную маску взор.

— Трёх дней хватило бы, чтобы не загонять себя до смерти.

То, что случилось в следующий момент, он никак не мог предполагать.

Девушка просто рухнула на колени, тихо плача и пряча лицо в ладони.

— Ми… Мой лорд! Мне нужна эта работа! Очень-очень нужна… Умоляю!

Он смотрел на содрогающиеся худые плечи, а внутри даже сожаления не шевельнулось.

Вейдер отвернулся к окну, заложив руки на поясницу. И ждал. Чего именно ждал, он даже сам не знал. Игра ли это прекрасной актрисы или настоящее — это ничуть его не касалось. Он просто ждал реакции.

Всхлип, задавленный стон, превращающийся в сдавленный вопль. И отчаяние, крайнее отчаяние, ударившееся в его щиты.

— Спасибо за надежду, — бесцветным голосом прошелестела благодарность. И впервые за эту встречу он вздрогнул, поймав отображение опущенных в поражении плеч этой девчонки. За такое его никогда не благодарили. Осыпали угрозами, пустыми, как ветер, исходили злобой, полыхали ненавистью.

Но за надежду не благодарили никогда. Ибо он не дарил надежд. Забыл, как это делается.

Он знал, что совершает полную глупость, но простое «спасибо за надежду» дёрнуло что-то внутри за живое. А ведь казалось, что там ничего живого не осталось.

— Сегодня у вас выходной, завтра приступите к основной работе в качестве моего секретаря. Всё ясно?

У неё были блекло-серые глаза, полные благоговения и неверия напополам. Глаза, блестящие от слёз, быстро сохнувших на вспыхнувших щеках.

— Милорд?

— Вон, — без особой силы произнёс он, усаживаясь в своё кресло и даже не отследил за тем, как она, пятясь, покинула его кабинет, весь сосредоточившись на документах с верфей.

Он настолько свыкся с тем, что каждое утро она уже была на своём месте, что начал воспринимать её деталью своей приёмной.

И только однажды резануло взгляд пустующее место за столом, где она работала.

Вейдер не знал её имени, только фамилию, хотя своих адъютантов знал по имени и фамилии. Кажется, её это нисколько не задевало, она полностью отдавалась работе, быстро реагировала на все запросы по документам, которые он запрашивал.

Её пытались сманить его противники, он знал это: служба безопасности лорда работала на отлично, пытались и подкупить, но натыкались на незыблемую стену её откровенного непонимания. Такая тактика иногда забавляла лорда.

И когда впервые бессменный его секретарь не появилась на работе это стало неприятным откровением.

— Где? — лорд остановился в приёмной, требовательно уставившись на побледневшего помощника. Удар на себя тут же принял адъютант Кассел, шагнув вперёд.

— Милорд, у Ануш мама умерла. Рак лёгких, сэр.

Он молчал дольше, чем надо. Вейдер вспоминал, что он знал из досье на эту секретаршу. И мог доподлинно сказать, что про её мать сказано не было.

— Почему не было доложено?

И помощник, и адъютант, оба, опустили глаза. Повисло неловкое молчание.

— Всё ясно.

— Прикажете уволить её? — с неприятной готовностью высказался помощник и тут же отшатнулся, когда гротескная маска резко повернулась в его сторону. — Милорд?!

— Отставить, — повёл рукой лорд, скрываясь за дверями своего кабинета.

Она появилась на следующий день, всё в том же непритязательном деловом костюме, сдержанная, с тёмными полукружьями под впавшими глазами.

Он знал, как хоронят на Корусанте: кремация. Здесь нет места для упокоения в земле, как на том же Набу.

Впервые он застал её стоящей возле широкого окна, как порой застывал у такого же он. Она, Ануш, с задержкой отреагировала на появление Вейдера, заторможенно повернув голову в его направлении. Выгоревшие от скорби серые глаза, почти ставшие бесцветными, усталыми и бесконечно тоскливыми. Он мог понять её усталость, она была сродни его усталости. А вот тоски понять не смог.

— Вас здесь быть не должно.

Это было сказано сухо и даже безжалостно. Но было правдой. Ей были даны его волей выходные: столько, сколько она пожелает. Он привык ждать.

И эта сухость заставила её вздрогнуть, оживила потухшие серые глаза.

— Работа поможет мне справится, милорд. Дома… тихо. И пусто, сэр. Позвольте мне вернуться на работу, если можно.

Он молчал долго. Внутри кололось непонимание.

— Почему вы не сказали мне? Я никогда не отказываю в помощи, тем более, если реально могу помочь.

Ануш сжалась и едва слышно прошептала, сдерживая слёзы, они звучали в её словах:

— Работа мне нужна была из-за её болезни. Уход с больнице был дорогостоящим, а болезнь запущена. Врачи сказали, что даже трансплантация искусственных лёгких здесь уже не поможет… Лишь отсрочит её гибель. Спасибо, что не отказали в месте, я буду рада и дальше быть вам полезной, лорд Вейдер, сэр.

Он стоял ещё некоторое время возле неё, молчал, а после ушёл так же молча. Он ещё помнил тяжесть тоски от потери своей матери, так что знал, что словами тут мало чем поможешь. Быть может она в чём-то и права: работа в самом деле не позволит ощущать себя одинокой. Одиночество «съедает».

Значит ли это, что ему тогда повезло и рядом была Падме? Было кому выговорится, а после признать, что был неправ в своих полных боли и обвинения словах? И, да, её он тоже обвинял, причинив и ей боль, но она же нашла в себе силы его понять и простить. Во всяком случае на словах.

Как это было давно!

Она осталась его бессменным секретарём, почти не брала отпусков, даже не порываясь уйти на более спокойную работу.

— Мне все условия нравятся, милорд. Ни за какие посулы не обменяю работу у вас на другое, пусть и вакантное место. Спасибо за заботу.

Именно после того памятного разговора с юной секретаршей Вейдер задался целью знать о проблемах своих людей. И даже если кто-то думал, что ему и дел нет до неприятностей служащих, которых он ценил, это было далеко от действительности.

Вейдер отдавал чёткие распоряжения — и они просто воплощались в жизнь. Был ли то больной ребёнок и требовалась дорогостоящая операция или у кого-то из них была серьёзная проблема в семье… Ситуаций за столько лет было множество.

Он научился жить заново.

И пусть большинство в Империи считало его монстром, он понял, что умеет с этим жить. Он жил в своих людях точно так же, как если бы это была его семья.

И вскоре те, которым он ненавязчиво помогал, не делая это напоказ, сплачивались вокруг него. А он… Он не ждал благодарности.

И радость отца или матери вылеченного и спасённого ребёнка стала и его радостью.

Маска же на его лице скрывала всё.

То, что произошло на Беспине, встреча с сыном, его категоричный отказ принять его, Вейдера, как отца, разбило устоявшуюся жизнь вдребезги.

А окружающие будто ощущали зарождавшийся внутри него вихрь боли и гнева на несправедливость, старательно не искали лишних встреч с боссом, прося частенько передать просьбы, вести, новости и бумаги секретаршу Ануш. И она без оговорок, с тихим достоинством входила в его кабинет, полностью игнорируя его тяжёлое молчание, его неприятие, что его одиночество нарушают.

— Не боитесь, что однажды я сорву свой гнев на вас? — прорычал он однажды, когда она положила перед ним стопку датападов.

Улыбка коснулась усталых серых глаз, но не тронула губ.

— У вас была не одна возможность претворить угрозу в жизнь, лорд Вейдер, сэр. Но я всё ещё остаюсь вашим секретарём и вхожу каждый день в этот кабинет.

Он замер, осмысливая эти слова.

— У вас есть дети, Ануш?

— Вы же знаете, милорд, что нет, — спокойно, без надрыва, произнесла она, деловито сортируя для него стопку датападов, зная его предпочтения в очерёдности.

Вейдер встал и подошёл к окну, оставив её за своей спиной. Рука в перчатке легла на стекло, а потом сжалась в кулак, словно он сдавливал что-то в порыве ярости.

— Мой единственный сын считает меня чудовищем, Ануш. Я в самом деле чудовище?

Он обратил на неё всё своё внимание.

Уже не молодая девчонка, а женщина в расцвете лет, расправила плечи и надменно вскинула подбородок.

— Вам нужен честный ответ, милорд?

— Предельно, — обронил весомо он, обернувшись.

Чёрная высокая фигура нависла над невысокой сероглазой женщиной.

— Свой мрачный образ вы не выбирали, мой лорд, — с силой, которой мало ожидаешь от всегда предупредительной и скромной секретарши, произнесла собеседница, стиснув пальцы в кулачки. — Уж это за столько лет я могла выяснить! А что до ваших внутренних качеств, то я не психолог, не просите чуда. Я оцениваю людей не по их внешности, а по поступкам. Вы требовательны к себе так же, как к окружающим, о какой снисходительности можно вести речь, взвалив на себя такой объём работы?! Ваш сын назвал вас чудовищем? А что знает он о том образе жизни, который вас заставили вести? Что вы работаете в сутки по 20 часов по стандарту, знает? Или он просто боится заглянуть внутрь себя и признать, что непорочным ангелом и ему не стать? И дело не в том, что Люк Скайуокер ваш сын, он тоже совершал страшные поступки и они живут в его кошмарах. Он не вас чудовищем называл, он боится признать, что вас роднит отнюдь не общая кровь…

Пальцы в перчатке сомкнулись на тонкой шее прежде, чем Вейдер осознал, что делает. Слова секретарши оборвались, она всхлипнула, втягивая воздух…

Пугающая, нечеловеческая маска нависла столь близко к ней, что Ануш видела своё отражение в красноватых линзах.

Он ощущал, что внутри неё истекает время, когда она сможет вновь вздохнуть.

Когда-то он держал в своей хватке другое горло, нежное, знакомое.

Это было давно. В прошлой жизни.

Она рухнула ему под ноги, кашляя и сипя.

— Это было крайне неосмотрительно с вашей стороны, Ануш.

Вейдер широкими шагами направился к выходу, когда хрипло было ему в спину брошено:

— Когда ангел… ш-шшш… ломает крылья… прекрасный образ уже… кха… не восстановить. Крылья он выправит… И научится вновь летать… Если захочет. Но он останется сломанным ангелом… или сломленным… Выбирать ему…

И он замер, на миг ощутив себя парящим над пропастью. Резко обернулся к ней, готовый вновь нанести невидимый удар, уже стянул Силу — и остановился.

В серых глазах, устремлённый на него, был молчаливый призыв: понять намёк, осознать его, осмыслить.

Женщина, рухнувшая на холод пола в кабинете, вяло наблюдала, как дверь с шипением закрылась, скрыв за собой высокую стремительную фигуру. Она слишком много дала себе воли минуту назад, задев за живое то, что лучше было проигнорировать, избежать прямого ответа.

Но фраза про «чудовище» внезапно выбесила её. Какой-то юный негодяй, возомнивший себя высокопарным джедаем и надеждой повстанцев, бросает в маску её лорда такие претензии? Тот ли чудовище, который бросается в свой первый бой, ничего не узнав про суть подоплёки боя, поверив на слово первым встречным, не поставив под вопрос закономерные сомнения? Или тот, кто в силу своих возможностей дарит защиту, поддержку тем, кого считает своими?

У неё все документы были перед глазами, а уж умение сопоставлять факты при такой личности, как лорд Вейдер, невольно приобретёшь. Как и умение молчать и рот на замке держать, да не трезвонить по пустякам.

А здесь не сдержалась…

Ануш собралась с силами и, держась за стенку, побрела на выход.

Она ничуть не удивится, если там, в приёмной, её будет ждать отряд, который сопроводит её в ИСБ. Вот ничуть не удивится. Ей оставили жизнь, но временно. Она не обманывалась.

И когда двери открылись, она вновь расправила плечи, готовая принять свою судьбу как подобает.

Да так и застыла на шаге.

Фигура в чёрном застыла по ту сторону приёмной. Пустой приёмной.

Женщина не сводила глаз с неподвижного силуэта, а в голове мелькнула усталая мысль: «Вот значит, как я умру… Странно»

Но секунды складывались в минуты, не происходило ничего.

— Вы всё же неприятно упрямы, леди Ануш, — пророкотал Вейдер.

— Было у кого учиться… милорд.

Её посетило слабое ощущение, что этот человек напротив полон иронии. Было и прошло это ощущение.

— У хорошего учителя и ученик хорош, — кивнул он и шагнул ближе, явно проверяя её нервы. Чего стоило ей не отшатнуться, никто не узнает. Кроме того, кто стоял напротив. — У меня к вам есть предложение.

«Интересно даже, а после него я жить-то смогу?»