Сезон туманов (гет)

Он появляется из ниоткуда, дождь как сопровождающий аккомпанемент его одиночества — временно утихает. Ванда знает, ничего в Вестьвью не случается просто так, даже ненастье и несчастье. Второе давно разлито в воздухе удушливой жарой июньского лета.

Она не спрашивает — кто он, откуда. Бледный, продрогший от холода, он не просит ничего, только шепчет оправдываясь: "Я заблудился...". Ведьма не ищет в его словах правды, молча отстраняясь, отвечает:

— Оставайся...

От него пахнет тоской, неопределённостью, страхом, в его глазах бездонная пропасть, в душе глубокий колодец сомнений — тёмный и бесконечный. Он остаётся стоять посреди комнаты, невольник, чьи чувства не принадлежат ему, набросок — выполненный в спешке: незаконченный и мрачный. Они не зажигают свет, словно боятся увидеть истину. Полумрак им обоим милее, блеск молний за окном во сто крат ярче дневного света.

Она не предлагает ему своего расположения, взаимности, одно единственное, что живо сейчас под оболочкой, вспыхнувшее желание — помочь. Пальцы чувствуют холод, в голове смутное воспоминание, где трое были когда-то единым, после — стали никем и ничем.

— Скажи мне, кто я? — пришедший из небытия незнакомец поражает в самое сердце: уставшее биться, уставшее чувствовать.

— Ты — видение... — её губы слабо трогает улыбка, какая-то ненастоящая. Конвульсивно дёргается уголок рта, пытаясь сгенерировать хоть что-то удобоваримое, подходящее их странной встрече. — Заново рождённый... — она прикасается к его телу, душе, мыслям.

— Я не понимаю... — руки против его воли тянутся к ней: ласкают, обнимают, жаждут ответа.

— Со временем, всё придёт... — она зарывается в его волосы, чувствуя стойкий запах масляной краски, гари, тяжёлый запах сырой земли. — Ты мой...

Ей не важно, что скажут в городе, нет смысла внимать марионеткам. Она щедра, даже слишком, не отбирая их разум, оставляя за ними право решать и чувствовать. Они не переступят грань, чётко понимая, кто истинный хозяин в городе.

Она не жалеет, она жадно впитывая его поцелуи, пытается забыться. Образы жившие внутри размываются, превращаясь в отретушированный рисунок. Её личная Вселенная сужается, затем расширяется снова.

Ванда берёт его за руку, ведёт за собой. Ей хочется прочитать его, она борется с желанием понять: его, себя. Он больше ничего не говорит, только смотрит: недоверчиво и с опаской. Ей стоит применить магию, все дурные чувства уйдут, мрак рассеется. Но разве так поступают? Один раз она уже оступилась, свалившись в чёрную дыру мучительной трагедии. Результат неутешителен.

— Дэвид... — имя из потайных глубин сознания, линий вероятности. — Ты многое пережил... — искушение велико, заглянуть за край пустоты.

— Кто мы друг другу? — вопрос мучает его с тех пор, как он увидел её. — Расскажи... — перед затуманенным взором лишь чистый лист.

— Напишем нашу судьбу вместе... Ты станешь кем захочешь... — Максимофф одёргивает себя, она опять ломает те же самые копья, натыкаясь на ошибки прошлого. — Смотри... — Ванда молит об одном: лишь бы опять не впасть в уныние, не оставить шлейф безумия в его памяти тоже.

Кецилий. Его имя останется неразглашённым, не упомянутым пережитком прошлого. Он станет новой личностью, для неё, для всех остальных в городе.

* * *

Пустынный пляж, линия прибоя тянется вдаль почти до бесконечности. Он один. Дэвид оглядывается назад, его следы тянутся к волнам, туда, где буруны припорошены морской пеной. Он рождён морем? Вышел из воды? Миг, очередной прилив топит его вопросы вместе с еле-ле видными следами на песке. Это другая сторона, здесь он сам волен строить заново жизнь, расставляя сцены и декорации.

Дэвид запрокидывает голову, рассматривая слепящее глаза солнце. Автор где-то там, за облаками: недоступен и невидим. Мужчина снова переводит взгляд на линию горизонта. Тот похож на его память, ничего лишнего. Ему вдруг хочется бежать, не важно куда, лишь бы подальше отсюда.

Он мчится стрелой, испытывая если не удовольствие, то мнимую свободу. Нет клеток и запретов, есть только он один. Воздух в лёгких быстро сгорает, тело наливается тяжестью. Он почти убежал, скрылся от невидимого наблюдателя. Внезапно всё стихает, он слышит только звук бьющегося сердца и голос. Голос зовёт его по имени. И кажется, Дэвид знает кого увидит, если обернётся.

Женщина с девочкой идущие ему навстречу, словно вышли из его снов. Он окунулся в забвение, если они здесь. Если... Фигуры всё ближе, различимее. Рыжеволосая женщина не принадлежит этому месту, он знал её раньше...

— Ванда... — сейчас он может говорить, в силах свершить задуманное: — Где ты была? — её ладонь горячая в противовес его ледяной.

— Папочка... — девочка бросается в его объятия, он долго кружит её, не в силах остановиться.

— Ты вспомнил, Дэвид... — они обе в его объятиях, он утопает в чувствах, плачет и смеётся, не веря своему счастью. — Ты жива... — в его снах, она была иной: холодной и безжизненной, безвозвратно потерянной. — Вы со мной... со мной... — он их нашёл и больше не отпустит.

* * *

Древняя как мир магия не редкость в этих местах. Агнесс смотрит на дом напротив, удивляясь, почему это соседи не говорили, что у них есть дети. Детский смех раздаётся по утрам, разбавляя давно ставшие нормой дожди. В местной картинной галерее полный аншлаг, выставка картин всеобщего любимца Дэвида Блэйка. Неиссякаемый поток почитателей и просто зрителей спешит увидеть произведения искусств, поражаясь, насколько точно в них он отражает реальность.

Запах кофе из местной кофейни бодрит больше, чем новости в газетах. Горожане изредка перешёптываются, зная, через час они забудут о теме обсуждения. Наперебой спорят, какой будет эта Осеняя Ярмарка, стоит ли поставить карусели в парке, какой цвет будет нынче в моде, как скоро ждать урожая.

Когда на Землю опускается темнота, когда гаснет последнее окно, зажигаются фонари на улицах, жители временами рассеяно смотря за горизонт, туда, где находится граница их славного городка Вествью. Ими овладевает уныние, червячок сомнения начинает точить их разум, появляются вопросы, в душу закрадывается страх.

Алый туман низко стелется по земле, проникая в дома, мысли. Успокаивая, бережно баюкая. Туман на утро растает, горожане забудутся неведением, стрелки часов отомрут, жизнь заново начнёт свой бег.