Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Любить ли слова Бобби Сингера так сильно, что добавлять их в уже не первый фанфик по Грому? Да!
«Семья — это вовсе не список, кто кого родил».
Бобби Сингер
«Мне бы хотелось сказать тебе, что вначале было слово, но вначале вообще нихуя не было, Кость. Только духи. Или, как вы их сейчас зовёте — демоны. Мир принадлежал им. Они властвовали в нём по праву сильного. А потом пришёл Он. Не самый ответственный товарищ, но, как и любому нарциссу, внимание ему нужно было всё. По праву сильного он приказал всем тварям склониться. Мол, тогда настанет Царство Божие, где не будет места раздорам и борьбе. Ну и, как любое зверьё, привыкшее жить по правилам сильнейшего, они склонились. Все. Кроме одной маленькой Птички.
Хватит ржать, Костя. Что-то мне подсказывает, что эта часть тебе ещё пригодится. В будущее почти зрею. Так что захлопнись.
Так вот! Она воспарила над Троном Его, и хотя писк её был еле слышен, но всё же достиг ушей Его. Мамы-ведьмы обычно в этом месте говорят своим маленьким ведьменятам: «И воскликнула Птичка: «Уж лучше я умру свободной, чем пойду на твой скотный двор!» — и узрели тогда другие её отвагу!»
Да, мне тоже смешно, потому что я всегда думал, что Птичка просто послала его на хуй. Без лишней лирики. Дело даже не в высоких чувствах было — Птичке просто не сдалась эта Земля Обетованная. Вот и вырвалось.
Он отреагировал ожидаемо — устроил истерику. Что ещё ожидать от нарцисса? И в гневе заявил, что никто из духов, прости, демонов, не то что не получит земли Его, а даже не увидит больше землю Эту. И отбросил их на иной план бытия.
Знаешь, нет ничего мучительнее быть, мыслить, но не быть способным ни на что. Блуждать туманом в таком же нескончаемом тумане. Это даже не существование, Костя, поверь мне, это пытка. Это хуже ада, хуже всего, что ты можешь себе представить.
Собственно, на этом моменте в христианских традициях я должен рассказать о Великом Раскаянии, о Великой Милости. Но мы не христиане, Костя, мы страшнее, хуже, и наш Нарцисс реален, просто у него реклама похуже.
Так вот, здесь должна быть вставка о Прощении, но его нет. По крайней мере, никто никогда не получал на моей памяти. Птичке оно тоже нахуй не сдалось, я думаю.
Шло время. Ему понадобились новые игрушки. Он придумал фейри, ведьм и, наконец, вампиров. Уж не знаю, почему нас он оставил напоследок, но, возможно, благодаря этому мы оказались приспособлены лучше всех.
Ведьмы… они были вторыми, может, поэтому магии им досталось больше, чем фейри, но вот о способности ею управлять гениальный конструктор как-то не задумывался. Такой свободный доступ к силе даже подготовленный разум может свести с ума. Ведьмы отчаянно искали выход, чуя, что конец их вида близок. А Он наблюдал.
Но история же о Птичке, правильно?
Я думаю, что Птичке очень хотелось послать его нахуй снова. Может, из-за наглости, может, оттого, что Птичка привыкла слышать всё, чтобы выживать, но первой на зов ведьм отозвалась она. А желания они, знаешь, иногда сбываются, особенно если совпадают с желаниями самой сильной ведьмы. Птичка прошла между мирами по праву Первой и разделила полупустую тушку с самой ведьмой. Стала её частью, смотрела на мир её глазами, слушала её ушами и так далее. Всё по списку.
За Птичкой последовали другие. План был прост. Подсобить ведьме с контролем и получить свободу. Взаимовыгодная сделка. Все в плюсе.
Естественно, Он разозлился. Я бы даже сказал, распсиховался. И сделал три вещи.
Отнял у ведьм магию. Нет демона — нет магии.
Проклял всех демонов вновь: чтобы те не находили покоя, пока пребывали вне тела ведьмы. Чтобы с ума сходили и обращались бедствием земным. Знаешь, назло всем остальным, как бы в отместку, чтобы каждая тварь земная ненавидела их и бежала в ужасе.
И наконец создал людей. Идеальных, пустых, к магии не то что не способных, а её даже не видящих, и оттого боящихся всего необычного ещё сильнее. Плодовитые, развивающиеся бешеными темпами, опасные и поглощающие всё на своём пути. Ну чем не паства для Него?
Возможно, он ждал, что они выжгут нас, как заразу, что со временем не останется никого, кроме них. Мы были умнее: ушли в тень, спрятались, но никуда не исчезли.
А что касается Птички? Говорят, после смерти первой ведьмы, она так по земле и ходила. Свободная и неприкаянная, ещё раз Его нахуй пославшая. Не брало её что ли безумие, которое многих прочих скосило. Так никто и не знает, где эта Птичка. Говорили, она в ведьмах ходит. Да вот только то её собрат большой был. Целые империи выкашивал. А её… Как будто и не было, но все про неё почему-то помнят. Странное это дело, Кость. Обычно я сказки детям не рассказываю, но ты запомни, тебе я, чую, они понадобятся».
Эта история — то немногое, что Костя получил от вампира, его обратившего. На кой чёрт он это рассказал, Костя не знал, но к экспрессивной речи отнёсся так, как и ко всему прочему в жизни нужному, но бесполезному: запомнил, проанализировал и отложил до лучших времён. Сейчас о собственном выживании думать было надо.
Вампиры, конечно, оказались далеки от романа Стокера. Прекрасно обходились кровью животных, неплохо владели жаждой. Иногда могли спать, наслаждаться человеческой едой. Быстро бегали, не задумывались о собственной физической силе, высоко прыгали и не летали, конечно, это скорее было похоже на контролируемое падение. А ещё не боялись солнца и, да, были вроде как бессмертны. Точнее, не старели, а быстро регенерировали, но тоже умирали. От серьёзных ран, от застрявших пуль, от слишком сильно разорванных артерий.
А все эти истории и легенды, ну, чем больше баек — тем меньше люди в них верят. Костя это уже на собственном опыте знал. Неудобно, конечно, было переезжать раз в несколько деятелей, но с этим подсобляли ведьмы. Можно было сторговаться на амулет с иллюзией и стареть вместе с окружающими, а потом умирать. И всё по кругу.
Когда Костя в Ленинград приехал и в милицию подался, вспоминать историю всё ещё не было причин. В отделе он столкнулся с ещё двумя вампирами такими же молодыми, как он. Советский Союз шёл к своему распаду, а их дружба вроде как крепла. Там не до сказок было. Жизнь бурлила. Он даже женился. Казалось бы, по большой любви, пока жена не забеременела. То, что вампиры были стерильны, он узнал ещё от своего создателя.
Костя посмотрел на Игоря в роддоме и решил: «Ну и чёрт с ней!». Будет он ещё изо всякой бляди расстраиваться. У него вон — сын растёт. Ему не до этого. От идеи обращения и раскрытия секрета благоверной он тогда же правда и отказался. А потом она сбежала, и стало вообще не до неё.
Игорь о секрете отца узнал лет в шесть, когда нашёл амулет для состаривания. Нацепил на себя и тут же внешне постарел. Так перепугался, что у Кости язык не повернулся наплести ерунды какой-то. Выспросил у него всё, что хотел, и странным образом успокоился. Костя этого не ожидал, но решил: чем чёрт не шутит. Хотя бы дома скрываться больше не надо.
А чёрт шутил. Оказалось, ещё как. У него вообще чувство юмора было странное, человеческое, блять. Не успел Костя обрадоваться, как Игорь пошёл в школу и притащил оттуда Эме. По сути, никому нахрен не нужную сироту с французским именем, которая, ко всему прочему, оказалась их соседкой, а ещё абсолютно немой. Как Игорь собрал такой карт-бланш, Костя не знал. Уж лучше бы кошек таскал.
Он просто пробил девчонку.
Родители исчезли, когда Шариковой Эме Владимировне исполнилось шесть. Интересно, они сборник анекдотов читали, когда имя под фамилию выбирали? С тех пор она жила с тёткой (их соседкой), которая бывала в квартире когда-нибудь в лучшем случае. Иногда даже привозила продукты и оставляла деньги. В общем, росла как трын-трава. Социальная служба благородно закрывала на это глаза, потому что детские дома были переполнены, страну шатало, а тут хоть какой-то родственник. Да и можно было представить, что немую малявку ждало бы в детдоме. «Какое благородство», — ядовито думал Гром. Костя подозревал, что с исчезновением четы Шариков не всё было чисто, но, скорей всего, единственный свидетель сказать ничего не мог.
Игорь продолжал приводить её. Делал с ней уроки, что-то активно рассказывая и жестикулируя, пока Эме могла только кивать или качать головой. Писать она ещё не умела. Чего Игорь так к ней прицепился, Костя не знал, но в конце концов решил, что чёрт с ней, и стал покупать на одну шаверму больше. Игорь научился плести косы. Эме в основном только улыбалась и обыгрывала Игоря в шашки.
У тёти Эме в квартире зато была стиральная машинка, а у Грома — свободные отношения с совестью. Удобно. Эме всегда держала тазик с мокрыми вещами, пока Костя развешивал их в ванне.
В какой-то момент Косте пришлось признать, что у него стало на одного ребёнка больше. А именно, когда Эме положила перед ним деньги и указала на свою обувь.
— Тебе нужны новые ботинки? — Костя пытался, понятно?
Эме кивнула и обхватила себя руками, изображая холод.
— Зимние? — снова уточнил он.
Эме снова кивнула.
Костя не так давно отдал кусок зарплаты на говнодавы Игоря. Он представлял цены. Эме не хватало, но, скорей всего, она принесла всё, что смогла найти. Чудом было, что в таком возрасте у неё вообще получалось откладывать деньги.
Костя не собирался этого делать. На зарплату мента было сложно тянуть одного ребёнка, не то что двух. Эме продолжала вопросительно на него смотреть, и Костя сдался. Решил, чёрт с ней, с дублёнкой. Он же вампир, как-нибудь потерпит. Втихую добавил сверху и повёл Эме на рынок.
Она была маленькой. Такой чертовски маленькой. Игорь уже умудрился вымахать шпалой и продолжал куда-то тянуться, грозясь перерасти однажды отца. А ладошка Эме была крошечной в руке Кости. Она держалась с одной стороны за него, с другой — за Игоря и только вертела головой, разглядывая разноцветные ряды.
Помните про юмор вселенной? Он у неё был очень своеобразный, Костя бы сказал насколько, но не при детях. Потому что дальше было хуже. Хотя, казалось бы, куда? Когда отключили отопление в декабре, Костя сам притащил Эме к ним, посадив рядом с Игорем под лампу(1).
Погода била нещадно, и если Костя легко переносил её выкрутасы в силу своего вампирства, то у детей такой роскоши не было. Они были похожи на воробьёв из «Попугая Кеши». Такие же нахохленные, жались друг к другу, кутаясь в старый плед. Спасибо, что хоть не заболели.
Первый свой синяк из школы Игорь принёс из-за Эме. Точнее, из-за детей, которые её дразнили. Костю пытались вызывать к директору, но ему хватало ковра начальства. Заняться ему было нечем, по их мнению, что ли?
Когда дети научились читать и активно пытались писать, Костя притащил откуда-то раздобытую книжку по языку жестов. Эме всё ещё нужен был какой-то более универсальный способ общения, чем пантомимы.
А потом стало не до шуток, потому что страну уже не просто шатало, её снесло товарным составом нахер, и Косте нужно было как-то выкручиваться.
Он был даже благодарен наличию Эме. Она была с Игорем каждый раз, когда Кости не было. Когда он забывал что-то, а потом бежал со всех ног, придумывая на ходу оправдания, — у Игоря была хотя бы подруга. Больше она правда была похожа на запечатлевшегося утёнка. Иногда Косте казалось, что Эме и деваться было особо некуда. В конце концов, только они выучили язык жестов ради неё. Иные собеседники не особо жаловали её писульки.
Когда они с Игорем играли в шахматы, Эме сидела рядом с блокнотиком, конспектируя каждый ход. У Кости было подозрение, что дети либо объединялись ради мозгового штурма, либо атаковали вопросами Федю.
А потом в Эме проснулся художественный талант, и Игорь открыл в себе героя, готового на всё ради дамы. От кого только набрался?
Костя не знал, за что ему было хвататься, когда они разрисовали одну из стен. Краска была наляпана у самого пола, словно они так и не решились подняться выше. Где только взяли такую ядрёную? Хотя, стоп, Костя не хотел знать ответ на этот вопрос (потому что знал — Игнат). Драили они стену тоже вдвоём. Краске было хоть бы хны — стена выглядела ещё более печально. Ну и чёрт с ней, решил тогда Костя и отдал всю стену под их творчество. Чем бы дети ни тешились, блять!
А потом случился Анубис. Хотя, если быть честным с самим собой, всё началось с перестрелки возле школы Игоря и Эме. Костя кипел. Он глотку был готов перегрызть за своих детей. Ему хотелось найти ублюдка и если не упрятать куда подальше, то свернуть шею уж точно. Костя — не хороший, у него жестокость и неуёмная жажда справедливости в крови гудела ещё с тех пор, как целину поднимали.
Костя даже грешным делом думал, что это ведьмы опять хуйню какую-то заварили. Знаем, плавали, проходили.
Пришлось метнуться в Питерский шабаш. Нынешняя глава заверила его, что в городе не осталось достаточно сильных для такого ведьм. Мол, уже почти десятилетие магия шалит, сбоит, и ведьмы с ведьмаками предпочитают колдовать за пределами Ленобласти. Костя из этих вуду-штучек понял только то, что в городе слишком высокий магический фон, и если это дело рук ведьмы, то она должна быть очень сильной, чтобы совладать с магией при таком раскладе. Это не сняло все его подозрения, но Дагбаева — сильная, сволочь! — наглядно продемонстрировала, что не даст вампиру влезать в дела её шабаша. Пришлось временно отложить эту версию и более радикальные действия.
Он знал, что в каком-то роде слишком сильно уповал на свои вампирские способности, но кто бы на его месте не стал? Может, эта пресловутая сдержанность и осторожность пришли бы с возрастом. Когда-нибудь. Однажды. Он тяжело вздохнул, прогоняя эти мысли от себя. Сейчас было не до этого.
На Игоря перестали работать старые отговорки, Эме, как обычно, не помогала, а только болтала ногами, забравшись на стул.
Костя каждый раз себе обещал, что этот будет последним, что он не будет сбегать на вызов, срываться в выходной за новой уликой, пропускать соревнования Игоря и олимпиады и даже возьмёт отпуск… Каждый раз. Костя проёбывался, он знал.
А потом Костя вроде как умер. Или должен был.
Ну или ещё точнее, Юра бросился на Игоря, поэтому Костя даже не обратил внимания на собственную рану, из которой нужно было немедленно достать пулю, чтобы началась регенерация, и бросился на напарника. Его в тот момент даже не заботило, что Игорь делал на месте преступления. У него перед глазами только кровавая пелена стояла, а в висках пульсировала жажда убийства. Только через его труп, блять!
Это должно было закончиться трагедией, о которой бы написала столичная хроника, если убийства ещё кого-то интересовали в их время. Костя уже говорил, что у вселенной было очень странное чувство юмора?
Он перехватил руку с пистолетом Юры, собираясь другой рукой вырвать ублюдку хребет, когда тень в углу комнаты двинулась и резко увеличилась в размере. Они оба отскочили друг от друга от неожиданности. Что-то вроде защитного вампирского инстинкта или чутья на магию.
Из тени вышла Эме. Всё такая же мелкая, в домашних тапочках, с кружкой чая в руках и стащенном у Игоря свитере. Единственной отличительной деталью была маленькая чёрная птичка на её плече. Размером с воробья, наверное.
Демон. Фамильяр. Дух. Как ведьмы их только ни называли. Проводники их силы. Костя на секунду удивился, как не учуял её раньше, но в следующую секунду Эме открыла рот и сказала только одно слово:
— Ис-чез-ни.
Вышло хрипло, почти по слогам, она словно проталкивала слова через силу, царапая ими глотку. Костя не успел даже понять, что случилось — раздался птичий писк, и Юра на секунду дёрнулся, а потом просто растворился в воздухе. Как будто его здесь и не было. Пуф! И нет человека.
— Ис-це-ли, — прозвучало далее.
Стало вдруг легко. Исчезла тяжесть, отступила слабость, и боль в груди ушла.
Костя пораженно посмотрел на птичку, и та повернула голову. Черный глаз вперился в него, и ему показалось, что пучины ада разверзлись прямо под его ногами, а всё вокруг заволокла тьма. Только пламя лизало кончики его пальцев, опаляя нестерпимым жаром. Не было ничего, кроме этого пронзительного взгляда. В крошечном помещении не было Игоря, Эме, денег и двух трупов. Всё пространства занимала маленькая птичка.
Тогда Костя и вспомнил про Птичку. Блять. Чудовище, способное сжигать Империи и города. Тварь, пославшая Бога на хуй, на плече Эме, которая и комара не обидела в этой жизни.
Страх не мог остановить вращение шестерёнок в его голове. Дети часто говорили не то, что думали. Бросались словами в порыве истерик, выражали свои эмоции ярко и честно, желая задеть ещё сильнее и не думая о последствиях. А Птичка просто следовала словам Эме.
Костя мог представить сценарий этой трагедии слишком отчётливо, как и его неизбежное последствие. Чета Шариковых тоже исчезла. Растворилась в воздухе, как Юра пару секунд назад. А после них остался только травмированный ребёнок, который больше не смел открыть рта.
— Хва-тит, — почти прорычала Эме.
Костя не знал, что она так умела. Всё тут же прекратилось, и он схватился за сердце, хотя то уже десятилетия стучало пару раз в минуту.
Эме повернула голову на звуки ОМОНа и бросилась к Игорю, хватая его за руку и растворяясь в тенях. Костя не слышал, что ему говорил Федя. Его руки всё ещё лизало фантомное пламя, а в венах остывала ярость.
Юра хотел убить Игоря. Юра действительно наставил пистолет на его двенадцатилетнего сына? Косте всегда казалось, что их с Юрой роднила эта наркоманская любовь к адреналину и поискам. Ищейки, каких поискать нужно было. Жажда справедливости и готовность влезть в любое дерьмо. Вампирские способности только подстёгивали их. Может, в этом и было всё дело. Может, дружить стоило с людьми, а не ищейками, у которых мир был давно кривой, и они выше земли ничего не видели?
Косте хотелось верить, что дело было в наркоте и вампирском метаболизме, а больше хотелось просто напиться. Вусмерть.
Когда он всё-таки добрался до дома, то застал привычную картину, как Игорь и Эме заснули на диване перед телевизором. Единственным отличием было то, что его сын свернулся в какой-то болезненный клубок, силясь спрятаться в объятиях своей вечной подруги. Он был уже слишком большим для такого, но всё равно пытался.
Костя бесшумно прошёл в гостиную, но Эме всё равно открыла глаза. У сильных ведьм в крови было чувствовать приближение прочей нечисти. Теперь ему казалось очевидным, почему он раньше не учуял её магический флёр. По той же причине, по которой он не мог обозреть весь Питер из своего окна.
Эме посмотрела на него с грустью, почти с жалостью и кивнула на кухонный стол. Там лежала пачка денег и пуля. Пуля, которая так и не выстрелила и пропажу которой он в спешке не заметил. Не проверил магазин, а ещё опер называется.
Его сейчас даже не так волновала природа этих денег, сколько осознание того, чего этот патрон ему чуть не стоил, чего он чуть не стоил Игорю. Чудесный был бы подарочек от отца сыну: вина в его собственной смерти.
Игорь дёрнулся, и Костя с болью посмотрел на него. Он попытался сжаться, сильнее вцепиться в маленькие ручки Эме. Она печально улыбнулась и заводила ладонями над ними. Маленькие искорки посыпались из них, как первый снег декабрьской ночью, и Игорь тут же расслабился и затих.
Эме подняла на Костю взгляд. У неё дрожала нижняя губа, и глаза были красными и слегка опухшими. Она открыла рот и снова закрыла. И так ещё несколько раз, пока раздражённо не поморщилась, видимо, злясь на саму себя, что слов не было.
— Ты, — Эме сглотнула. — Не бес-смер-тен.
Костя знал. Теперь слишком остро. Одной пулей в брюшину, другой в грудь, чтобы наверняка. После Хмуровой он, казалось бы, почти не заметил их. Так… комариный укус на общем фоне. А оно продолжала жечь, кровить и бередить нутро.
Эме замолкла, опуская взгляд на руки. Они всё ещё слегка сверкали от её магии. Она снова плакала. Чудовище, способное уничтожать города, тихонько плакало на его диване. У судьбы действительно было хреновое чувство юмора, откуда только его создатель знал?
— Ду-рак.
— Да, — кивнул Костя, даже не пытаясь отрицать.
Эме продолжала всхлипывать, прижимая к себе мирно спящего Игоря. Могла ли она использовать ту же магию на себя? Костя опустился на диван, позволил ей устроиться у него под боком и положил одну руку на макушку Игоря.
Так и спали.
Утром Игорь не смотрел ему в глаза и почти не разговаривал. Ему словно бы было стыдно. Эме долго смотрела на них, ковыряясь в своей яичнице (без скорлупы), а потом тихо встала и ушла в свою квартиру. Иногда Костя забывал, что она жила там, а не кочевала по всем поверхностям их собственной.
Он пытался начать диалог. Костя разбирался в тонкой материи чувств так же, как медведь — в высокой кухне. Игорь, казалось, только больше закрывался от его слов. Прятался в свою раковину.
Костя устало вздохнул и выдохнул. Ловить преступников было проще, чем найти контакт с собственным сыном.
— Ну хоть Диснейленд теперь не проблема, — пробормотал он, вспоминая пачку денег, происхождение которых сейчас не хотелось знать.
Костя понимал, что должен, что, в конце концов, это была его святая обязанность как отца. Игорь ведь не просто так оказался в той заварушке. Проблема была в том, что если его сын не хотел говорить, то его и под дулом пистолета было не заставить.
Костя вздрогнул, чувствуя кислый привкус страха на языке от одной только этой мысли.
Возможно, этого и не хватало Игорю, чтобы взорваться. Казалось, ярость, вина и страх смешались в нём в равных пропорциях, пока он кричал на него. Костя не мешал, только принимал все слова, улавливая очень простой контекст между ними.
«Ты умер. Из-за меня. Какой нахрен Диснейленд?!»
Правда была в том, что Костя заигрался. В вампира, в отца, в опера. Эме лишь предотвратила неизбежный исход.
Игорь пытался не плакать. Отчаянно глотал слёзы, поднимая глаза в потолок, надеясь, что это не позволило бы им пролиться. Костя учил Игоря играть в те же дрянные игры. Та же пьеса, те же слова и тот же печальный исход.
Пришлось просто обнять его. Его собственный сын не ожидал объятий и теперь стоял в ступоре. Казалось, было естественно всегда держать расстояние. Он же отец всё-таки. Не мать и всё такое. А может, и неестественно, может, и вообще неправильно, если Игорь его слышать совсем не хотел. Если не знал, что Костя ради него на всё пойдёт и всё ему простит.
Ему всё-таки пришлось узнать, где Игорь взял деньги, и подавить желание посадить журналюгу. Он оставил злость при себе, в этот раз даже не спрашивая про Игната (где Игорь только находил таких друзей с изюминкой?). Но только потому, что это всё было слишком остро для Игоря.
Странным образом Костя почти не задумывался о способностях Эме и Птички. Он знал обо всём, но его это всё равно не слишком заботило. Это была Эме. Ребёнок, которого Игорь притащил в их квартиру вместо помойной кошки. Знаете, у всех детей есть такой период, Игорь просто оказался оригинальнее других.
Единственное, что его заботило, — так это то, что ведьмы обычно проходили обучение своим способностям в кругу семьи или при поддержке шабаша. Эме была слишком особенной, чтобы Костя мог позволить себе так рисковать. К сожалению, это была проблема, решение для которой у него не нашлось. Среди его знакомых просто не водилось ведьм (карга Дагбаева не считалась).
В любом случае Костя больше не мог делать вид, что всё по-старому; что Анубис не оставил на его семье уродливый шрам. Костя просто чуть не умер, просто сыграл с судьбой в бабки. Повезло, что судья подсуживал. Нет, он, конечно, мог и дальше притворяться, но трусостью Костя никогда не страдал.
Вампирам было свойственно постоянство. Куда проще было остаться в одном веке, в одной шкуре, изменяя себя лишь изредка, когда внешние культурные течения не просто огибали тебя, а начинали сносить. В каком-то роде это был вампирский постулат. Адаптационный механизм. Всё по Дарвину.
Костю снесло. Его потопило, накрыло с головой, и только чужая рука вытащила его на поверхность. Жизнь просто поставила перед фактом, что как раньше уже не будет.
Ему всё-так всучили отпуск. Скорее, вынужденный, на фоне смерти напарника, раскрытия громкого дела, которое теперь грозилось обернуться скандалом для первых полос. Не то чтобы Костя этого хотел, но даже он признавал, что нужно остановиться и выдохнуть.
Давай же, выпускай этот дым из лёгких, счищай нагар с альвеол. Дыши, чёрт тебя дери! Дыши, потому что твоя семья только что была на волоске от трагедии.
Федя уговорил его поехать на дачу. Да, погода не располагала к купаниям на речке, но солнце иногда даже светило, мангал стоял, и баня ждала.
Естественно, Эме поехала с ними, хотя и пыталась отпираться. Может, она думала, что им с Игорем нужно ещё раз обсудить всё случившееся, и не хотела влезать. Всегда была сообразительной, но в этой ситуации всё обстояло наоборот. По крайне мере, Косте так казалось. Они с Игорем сказали друг другу слишком много. Оставалось только позволить времени сделать свою работу.
По приезде Костя отправился рубить дрова, пока дети заносили вещи в дом. Нужно было растопить камин, чтобы прогнать сырость.
Он мог разрывать поленья руками, топор порхал в его руках, когда рядом остановилась Эме. Костя легко отличал её невесомый шаг от потяжелевшей походки Игоря. Он остановился и повернулся.
— Что? — он выгнул бровь.
«Я тоже хочу попробовать, — прожестикулировала Эме. — Можно?»
В отношении него она старался не использовать сложных жестов, потому что Костя скорее бегло понимал её, чем полноценно знал, как Игорь, значение каждого жеста и все их комбинации. Вот уж действительно не ребёнок, а полиглот. Она не винила его и не требовала полного понимания.
Костя скептически посмотрел на неё.
— Ты вообще сможешь поднять топор?
Возмущённый взгляд стал ему ответом, и ему пришлось сдержать смех.
— Ладно, ладно, — он покачал головой. — Иди сюда, покажу.
Пришлось показывать и топор придерживать, потому что ручки всё равно были слабые. Мазала Эме беспощадно даже с его помощью. Не зря он страховал, потом что по ногам прилетело бы влёгкую.
— Для первого раза неплохо, — попытался приободрить Костя.
Рядом с пнём лежало несколько всё-таки нарубленных дров, а Эме аж вспотела от усердия.
— Игорь, покажешь класс?
Его тоже пришлось страховать, и Костя с горечью признал, что, казалось, пропустил момент, когда сын вытянулся и превратился из ребёнка в разваренную макаронину.
Потом были шашлыки, пока Игорь и Эме пропадали где-то за огородом. Наверняка к речке свинтили, засранцы. Костя хотел поволноваться, но потом вспомнил, что у Эме было вполне достаточно сил, чтобы, если что, вытащить их обоих из воды, и продолжил заниматься мясом. Оно само себя не пожарило бы.
Когда аромат шашлыка стал раздаваться на всю округу, Игорь и Эме явились сами. Поразительная чувствительность к еде, которую собрались есть без них.
— Ты используешь своего демона для того, чтобы разведывать обстановку? — это был первый раз, когда Костя прямо спросил о Птичке.
Эме поморщилась и, положив мясо, ответила: «Её зовут А-м-а».
Костя как-то не задумывался о поле Птички из детских сказок. Теперь будет знать.
«Она всегда предупреждает меня о том, что происходит вокруг», — продолжила Эме. — «О готовности мяса тоже».
Она «замолкла», спеша урвать мясистый кусок, блестящий от маринада и жира, прямо у Игоря из-под носа. Костя тихо усмехнулся, когда заметил, что сын сделал вид, что расстроен проигрышем, пряча улыбку за кружкой с колой. Эме довольно улыбалась, добавляя аджику к своей добыче. Такая мелочь.
Он предполагал, что однажды всё кончится свадьбой, да и Эме Гром звучало куда лучше, чем Эме Шарикова. Хотя имечко всё ещё было как из сборника анекдотов столетней давности. «Заходят, значит, как-то Пушкин, Толстой и Есенин в бар…»
— Твои родители рассказали тебе об Аме и том, как управлять своими силами? — прямо спросил Костя, потому что рано или поздно эта тема должна была всплыть.
Эме становилась старше. Ей неизбежно потребовалось бы научиться контролировать свои силы в один прекрасный момент. И… раз уж они всё равно оказались в нескольких часах езды от города… Некоторые вещи необходимо было наконец прояснить и обговорить. Костя больше не собирался позволять вопросам копиться и копиться в шкафу, пока дверцу не снесло бы с петель под их тяжестью.
Эме вздрогнула, но осталась всё такой же невозмутимой. Казалось, ей уже дышалось легче при упоминании родителей, чем раньше.
«Я почти не помню их», — пожала плечами Эме.
При учёте возраста и вызванной случившейся трагедией травмы было бы неудивительно, если бы её сознание постаралось бы упрятать эти воспоминания подальше.
«Я знаю о них со слов Аме. Мой отец был человеком. Он не знал о том, что мама — ведьма. Она надеялась, что я не унаследую дар. Папа был… — Эме поморщилась, как от зубной боли, то ли подбирая жест, то ли не желая об этом думать, — в Бога верил. Сильно».
— Но ты оказалась ещё поразительнее, чем твоя мама ожидала, — заключил Костя.
Возможно, Эме изначально не повезло с семьёй, и дело было не только в гулящей тётке, сдавшей ребёнка на поруки соседа. В конце концов, одно яблочко от другого могло и не далеко укатиться.
Эме грустно кивнула, сжимая стол, будто пытаясь сбежать от этого разговора.
— Тебе не обязательно… — начал Игорь, как всегда, желая защитить её, но Эме только покачала головой.
Точно свадьба. Лишь бы не дитя в подоле. Костя к такому не был готов. Вообще. Эта мысль почему-то пугала больше всего. Тот самый Первый демон? Говно собачье. Эме прекрасно держала тварь на привязи, но стать дедушкой? Так рано? Как к этому вообще можно быть готовым? Он с собственным-то ребёнком не знал, что делать. Если бы не жена-гулёна, неизвестно, чем вообще бы кончилась эта история. Хоть какая-то польза…
«Она испугалась», — продолжила Эме и остановилась.
Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями. Костя уже знал основные события, но что он упустил?
«Она поняла, кто Ама такая. Хотела пойти к ш-а-б-а-ш-у, но я остановила её. Запретила говорить. Аме сказала, что зависть и жадность у ведьм в крови, и никто не должен знать о том, что у неё новый носитель».
Эме стыдливо опустила глаза, избегая смотреть на них с Игорем.
«Я использовала магию на собственной матери, чтобы связать её волю. Я поверила Аме больше, чем ей».
Костя не пытался судить о том, кто был прав, но ему не сложно было дать некоторый кредит на ошибки ребёнку, находящемуся меж двух огней. Ведьмы всегда говорили о своих демонах, как о самих себе. Это была связь за пределами понимания Кости, но достаточно сильная, чтобы разум слабый перед магией не сходил с ума.
— Если её прошлым носителям тоже приходилось скрываться, возможно, в этом был смысл, — попытался встать на её сторону Игорь.
Костя не знал, сколь много Эме уже рассказала Игорю. У этих двоих всегда были свои секретики. Возраст был такой, когда сверстники становились важнее родителей. Только если с Игнатом Игорь просто бедокурил и занимался всякой хернёй, то с Эме это всегда было чем-то более личным.
Эме молчала. Её руки лежали на столе и мелко подрагивали. Казалось, что несколько секунд она была не здесь. Её взгляд утратил всякий фокус, и исчезло напряжение из плеч. Могла ли она говорить с Аме? Признаться, Костя знал о ведьмах недостаточно, чтобы что-то утверждать.
«Не было других, — наконец ответила Аме. — Это всегда была только Первая, и сразу после — я».
Костя подавился пивом, бутылку которого позволил себе в честь вынужденного отпуска, и уставился на Эме. Ведьмы и ведьмаки жили дольше среднестатистического человека, но их век был так же недолог, как людской. Им было не тягаться с вампирским долголетием. Создателю Кости давно пошёл счёт на тысячелетия, но даже для него Первая ведьма была скорее сказкой, чем историческим фактом.
Костя хотел спросить, но часть его опасалась озвучить подобное. Казалось, что сами слова могли подвергнуть их опасности:
— Ты хочешь сказать, что Первая ведьма знала заклятье бессмертия?
Эме пожала плечами, будто не понимала его вопроса.
«Материя — всего лишь форма существования энергии, — да, Костя уже забыл, что, пока Игорь выигрывал олимпиады по инглишу, Эме прекрасно справлялась с физикой. — Энергии не нужно знать, как быть собой».
— И что с ней случилось? С ведьмой, — спросил Игорь.
Эме ещё никому не рассказывала этого. Костя чувствовал важность момента и хрупкость этого доверия. Его мысли всё сильнее пытались вернуться к недавним событиям, но он упорно гнал их от себя. Не сейчас. Часть его и не хотела их осмысливать.
«Аме говорит, что она просто устала и ушла на покой», — легко ответила Эме.
— И Аме выбрала тебя? — уточнил Костя просто, чтобы сказать хоть что-то.
Ситуация всё больше воняла керосином.
Эме просто кивнула. Костя тяжело вздохнул, отставляя пиво в сторону и потирая лицо руками. Как будто это могло просто смыть все его проблемы.
— Послушайте, — серьёзно начал он, — я думаю, что вы уже сами это понимаете, но! Никто и никогда не должен об этом знать, ясно?
Костя внимательно посмотрел вначале на Игоря, потом на Эме.
— Если вскроется, кто Аме такая, всегда говори, что носителей была уйма, и они просто не хотели показываться.
Это было слишком опасно даже в понимании Кости. Его не пугала смерть или жестокость, но — блять! — у него было достаточно живое воображение, чтобы понимать, на что пойдут ведьмы да и фейри, чтобы открыть секрет бессмертия или сил Первой ведьмы. Это был слишком заманчивый куш. А ещё: на что пойдут вампиры, чтобы другим видам не досталось такого преимущества.
— Естественно! — Игорь возмущённо на него посмотрел.
Конечно, он считал, что ему не нужно напоминание о том, что секреты Эме должны были остаться в тайне.
«Я понимаю, — кивнула Эме. — Думаю, что мама не понимала. Полностью. Я думаю, что она так сильно пыталась быть обычной, что сама в это поверила».
— Это не имеет значения, — фыркнул Костя. — Даже будь у неё самые светлые мотивы и имей она сестру в шабаше, Эме… Я вампир и предложу то же самое однажды Игорю, но ты должна знать, что другие виды веками ищут способ приблизиться к нашему долголетию. Это не вопрос доверия для тебя или твоей мамы. Молчание — это залог выживания. Нельзя случайно рассказать о том, чего не знаешь.
Часть Кости всё ещё не могла отойти от этого разговора, даже когда дети улеглись спать и наступила ночь. К обеду должны были приехать Федя с Ленкой. Баня, вишнёвая наливочка и попытки не сойти с ума от преследующих его мыслей…
Костя остервенело закурил. Обычно никотин и вампирский метаболизм работали в его пользу. Пусть хоть и кратковременно, но доза успокоительного ударяла по мозгам достаточно сильно, чтобы не думать. Со временем это помогало всё хуже.
Он услышал шаги Игоря многим раньше, чем тот вышел на веранду, но всё равно отчего-то вздрогнул. Костя отлично видел в темноте, а вот Игорь сонно жмурился и выставлял перед собой руки, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Он, в общем-то, ни о чём не спрашивал, просто упал рядом с ним на диван и пристроился под боком, почти сразу закимаривая. Косте хотелось бы сделать вид, что он не понимал, что Игорь боялся теперь упустить его из виду. Как будто Костя мог снова исчезнуть, только теперь насовсем. Без шансов.
Эме явилась в ответ на угрозу Игорю. Она подсознательно была сосредоточена на нём и в поле действия своей магии отслеживала его состояние. Даже если не понимала, как именно делала это. Даже если не осознавала, что раскинула сети на весь город и Ленобласть.
2
Костя был рад, что такой защитник был у Игоря, но для себя такого не желал. Слишком хорошо понимал, что рисковал утратить последние крохи благоразумия. Заиграться вновь? Это было так легко. Он слишком хорошо себя знал. Да и втягивать во что-то опасное Эме… Какой бы сильной она не была — ей нельзя было оставлять свидетелей. Это не тот выбор, перед которым Костя хотел её ставить. Пусть разрисовывает стену с Игорем, тащит книжки из библиотеки и вместе с ним смотрит «НТВ», а не лезет в бандитские разборки.
И всё же… Костя постарался отвлечься на вес головы Игоря на плече. Не думать о многочисленных вариантах, о прошлом, туманном будущем и проблемах, которые никуда не делись.
Спустя одну сигарету в проёме появилась Эме. Она вообще не смотрела, куда шла, полагаясь, видимо, на сидящую на её макушке Аме. Куталась в плед и шаркала тапочками. Пришлось поднять вторую руку и позволить ей забраться с другой стороны. Ещё одной липучки ему только не хватало.
Обложили со всех сторон, называется. Даже до спичек было не дотянуться. Костя проводил их печальным взглядом. На самом конце клюва Аме вспыхнуло маленькое пламя. Костя прикурил сигарету от пламени, что ещё недавно кусало кончики его пальцев. Как он докатился до этого? А, точно. Игорь вместо помойной кошки или собаки притащил домой Эме. Как он мог забыть, какой уникальный у него ребёнок? Костя подавил немного истеричный смешок.
На следующий день Ленка привезла пирожки, которые были немедленно всучены детям. На кухне развернулась работа, а Костю и Федю погнали готовить баню. Поразительная женщина — только дай ей возможность, и она всем найдёт работу.
Уже вечером, после того, как женщины попарились и Игорь посидел с ними, они с Федей пошли по второму кругу, наваливая температуры. Обычная баня вампиру — всё равно что слону дробина, но если наподдать сильнее… К таким температурам обычно приводили дурные споры, после которых приезжала скорая или труповозка, а им только такое и нужно было.
— Хорошо, хорошо пошла, — приговаривал Федя, вытянувшись на верхней полке.
Костя расслабленно фыркнул. Хорошо.
На веранду они тихо пробирались в потёмках. Удобно было быть вампиром. Неслышная поступь, быстрые движения на грани человеческого восприятия и такая же едва слышная беседа во тьме, где для них был легко различим каждый угол.
Наливочка хорошо пошла. Куда лучше вчерашнего пива. Леночка, святая женщина, оставила для них огурчики и сальцо с чёрным хлебом. Всё-таки Федя оказался самым везучим из них троих…
— Слушай, Гром, я не стал перед начальством больше спрашивать, но где Юра? Правда, сбежал с наличкой?
Этот вопрос должен был рано или поздно прозвучать. Костя опрокинул в себя ещё одну рюмку, как будто это могло отстрочить неизбежное. Казалось, что он заранее уже всё обдумал, отсеял лишнее, что Феде лучше было пока не знать. Однажды бы всё равно пришлось объясняться по поводу Эме и её бессмертия, но не сейчас. Да и не его это была тайна, чтобы решать такое.
— Нет, конечно, — зло ответил Костя: слишком остро всё ещё было вспоминать ту картину. — Он просто собирался пристрелить Игоря.
Федя аж подавился. Возможно, не стоило выбирать столь удачный момент, чтобы сказать это.
— После того, как пристрелил меня.
Федя молча налил им ещё.
— А что Игорёк-то твой там делал?
— Деньги зарабатывал, — едва сдержал рык Костя. — Журналюга им с Игнатом предложил бабки за скрытую съёмку, а эти идиоты малолетние согласились. А когда перестрелка началась…
Костя тяжело вздохнул, проводя рукой по волосам.
— Мы ж под наркотой были. Блять, как их только не зацепило? Там столько свинца летало…
Костю почему-то никогда не пугала мысль сдохнуть от пули. Он, собственно говоря, так и стал вампиром. Это был всего лишь он, но воображение продолжало рисовать такую глупую и бессмысленную смерть Игоря от шальной пули. Просто рикошетом задело бы и всё. Костя в том состоянии и не понял бы, что это его кровь пролилась в сводах дворца. Не услышал бы даже крика о помощи.
Федя сжал его плечо в знак молчаливой поддержки. Костю всегда почему-то успокаивала мысль, что если с ним что-то случится, то у Игоря точно останется хотя бы Федя. Почему он никогда не думал так про Юру?
— Может, у него от наркоты просто крыша поехала? — негромко предложил Федя.
Костя думал об этом. Снова и снова с того момента, как от Юры не осталось даже тела. Эме сказала, что сама не знала, что с ним случилось. Аме просто выполнила её просьбу. Боги, ведьма без заклятий и проклятий, а с чистыми порывы души. Ещё хуже же быть не могло!
Костя не знал, пытался ли он сейчас оправдать Юру или простить. Его просто жгло изнутри вопросами, которые было уже некому задать. Они оба никогда не были святыми, но теперь у него даже не было шанса узнать насколько.
У них обоих голова набекрень была после подарочка Хмуровой. Костя перестрелку помнил урывками, а лицо Юры забыть не мог. Тот будто до последнего не верил, что Костя выстрелит. Удача его берегла что ли?
Юру спас тот самый украденный патрон. Такая глупость. Насмешка вселенной. Оттого Косте всё это казалось сном, декорацией, как в играх Игоря. Ненастоящая кровь, фальшивая смерть… Только боль была настоящей, страх и ужас... Осознание того, что Игорь будет следующим.
Часть Кости проклинала Эме за это, другая была благодарна за то, что она избавила его от ответов. Было бы проще, если их жизнь, бурлящая, мерзкая и полная дерьма, была просто расчерчена моральной сеткой, как на советских агитационных плакатах. От этого было ещё более гадко на душе, потому что Эме этого не заслуживала, не после того, через что ей пришлось пройти. Костя задавался вопросом, как у неё получалось бороться с ненавистью к Аме, и с горечью признавал, что Эме и не пыталась. Дагбаева была права: демон был частью ведьмы — а себе самой Эме так ничего и простила.
— Может, — кивнул Костя, прекрасно зная, что не в наркоте было дело. — Последняя капля и всё такое. Заумное.
Он горько усмехнулся, чувствуя, как в нём снова вскипала злость.
— Для вампира это же так сложно, знаешь, выбрать другую профессию и жизнь. Просто невозможно! — Костя едва сдерживал себя от откровенных криков. — Неограниченный запас времени и ограниченные потребности организма же не дают никаких преимуществ.
Федя поморщился и попытался успокоить его, но Костя и так был спокоен, понятно? У него всё было прекрасно! Ему было не больно. Его дети были живы и здоровы, и всё у него было нормально. Идеально, блять! Что тут непонятного?
— Ты же знаешь его: всегда хотел всё и сразу, — пробормотал Федя.
Костя знал, только ему от этого было не легче.
— Лучше бы он пошёл грабить банки.
Федя не стал спорить. Он просто кивнул и достал водку.
Благодаря вампирской регенерации на утро у него не болела голова, но ощущение всё ещё оставалось премерзким, а надо было жить дальше.
В Диснейленд они так и не поехали. Игорь вообще не мог на билеты эти смотреть. А Костя решил, что летом они точно съездят куда-нибудь на море. Иначе это обещало доконать и его самого.
А потом было лето, Чечня, повышенная готовность в связи с угрозой террористических атак — море пришлось снова отложить. Дети хотели в Москву, а Костя после прошлогоднего Белого дома — нет. По крайней мере, не в текущей ситуации.
В Москву они выбрались только два года спустя, потому что ещё немного, и двое дармоедов заклевали бы его точно. А затем... Костя, конечно, отчасти ожидал этого момента, но не думал, что он случится. Такой, оказывается, чисто родительский случай наивной слепоты.
Он курил у форточки, когда заметил у подъезда свою сладкую парочку. Первый поцелуй? Они были такими неловкими и забавными, что Костя закатил глаза и оставил детей в покое.
В квартиру зашёл только красный, как варёный рак, Игорь и сразу упал лицом в свою кровать.
— Где Эме? — спросил Костя как ни в чём не бывало.
Игорь что-то пробубнил.
— То есть на цветы тебе деньги не нужны, Ромео?
Игорь резко подорвался, смотря на него глазами суриката. Костя не знал, кто такие сурикаты, но был уверен, что смотрели они именно так. Так же потерянно, с широко раскрытыми глазами, смущённо и с каплей надежды. Костя с трудом удерживал себя от желания рассмеяться.
Смеялся он правда недолго. Ровно до того момента, как пришлось подсовывать Игорю презервативы. Вот что-то вообще стало не до смеха.
Они так и таскались неразлучной парочкой всю школу. Признаться, отчасти Костя не думал, что это надолго. В конце концов, времена изменились, и у Эме не было необходимости искать человека, рядом с которым выживание стало бы проще, да и взросление меняло всё слишком круто. Костя старался в это не лезть, волнуясь лишь о том, что в случае их расставания он снова столкнется с отцовскими разговорами, которых не хотел и к которым никогда не был готов. Да и вычеркнуть Эме из их жизней не представлялось возможным.
Школа кончилась, и Игорь ушёл в армию. Иногда Косте казалось, что анекдот про военкома и линейку был чистой правдой(2), потому что отправили его в Элисту. Эме совершенно неожиданно поступила на криминалиста в Академию МВД или как она там теперь называлась(3). Косте и Феде правда пришлось покумекать с парочкой человек о том, что немота совершенно не мешала Эме быть дочерта умной и вообще зачем было лишать девочку образования из-за таких мелочей.
Дети росли слишком быстро, но Эме всё равно приходила, чтобы приготовить завтрак и поужинать с ним, если он был дома. Новый ритм жизни, где один ребёнок отдавал долг Родине (занимал только у другой), а вторая — могла пропадать на занятиях почти до ночи, сильно уменьшил его желание возвращаться по вечерам домой. Куда проще было гоняться за преступникам, косить от повышения в звании и иногда завтракать-ужинать с Эме.
В конце первого курса тётка Эме наконец-то померла. Не поймите Костю неправильно, но сука никогда ему не нравилась. В какой-то момент она попала в сводку отдела по борьбе с наркотиками, и Костя ласково и очень вежливо разъяснил ей, что он с ней сделает и куда упечёт, если она попытается втянуть в это Эме.
Повезло, что она передознулась раньше, чем успела выставить всю хату. Банальщина. Эме даже не пошла смотреть тело. Пришлось ужаться, чтобы провести похороны, а Косте — разобраться с бумажной волокитой, с которой он никогда не хотел иметь дела, но теперь у Эме была своя жилплощадь, и оказалось, что это было именно то, чего не хватало юной ведьме.
Вернувшись в один из дней домой, Костя просто понял, что что-то изменилось. От всего этажа разило мощной магией, такой концентрированной и сильной, что было удивительно, как никто ещё не учуял.
А потом появилась дверь. Просто Костя пожарил вчерашние макароны, подумал, что нужно зайти к Эме, и в стене появилась дверь. Проступила как живой барельеф.
Костя вздохнул и решил, чёрт с ней. Не придётся ходить через подъезд. Да, Костя оказался очень непредвзятым к ведьмам вампиром. Ну или дело было в конкретной ведьме, потому что Дагбаеву он всё ещё терпеть не мог, и единственное, что его радовало, так это то, что она, в отличие от него, была не вечна. Костя будет смеяться последним. На её похоронах. (Костя ещё не знал, что она растила свою маленькую копию, которая будет делать ему мозг десяток лет спустя).
Всё было ровно так, как он и представлял. Эме перестала сдерживать собственные магические порывы и наполнила квартиру магией, практически оживив. Он лишь надеялся, что до избушки на курьих ножках не дойдёт. Легкая дрожь пробегалась по стенам, мебель сама перемещалась, посуда двигалась. Всё вокруг было пронизано тончайшими нитями магии, которыми Эме оперировала с ловкостью опытного кукловода.
«Паук просто знает, как плести паутину», — объясняла она и смеялась, явно наслаждаясь своей стихией.
— Ремонт будет проще, — просто пожал плечами Костя. — Но ты всё равно скрой такую красоту.
Эме фыркнула, но кивнула, и на следующий день этаж снова был абсолютно стерилен и очищен от любых магических следов. Ну просто чудо. За что ему такое на голову свалилось?
А впереди, как потом оказалось, была ещё целая жизнь: дембель, свадьба (куда ж без неё), Академия милиции для Игоря, громкие дела, повышения, поездки на дачу к Прокопенко, первая машина Эме, море, отпуска, обращение… А всё потому, что Игорь однажды вместо помойной кошки притащил домой Эме, а Костя решил «ну и чёрт с ней». И никогда не жалел.
1) Инфракрасный обогреватель в виде натуральной напольной лампы. Были очень распространены в СССР.
2) Старый анекдот, что в военкомате есть длинная линейка, и, когда к ним попадает призывник, они прикладывают один конец линейки к городу его проживания и решают, что служить он будет там, куда укажет второй конец.
3) С начала 1990-х и по 2000-ые Университет МВД несколько раз меня название.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу