↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Айгюль влюблена в серые глаза актера, чья молодость пришлась на черно-белое кино, хотя знает, что настоящая жизнь не на экране. Но она влюблена и ничего не может с собой поделать.
Мира выдает:
— У Миши Колокольчикова тоже серые глаза.
— Другой оттенок, другой характер, — пожимает плечами алма-атинка. — Миша Колокольчиков другой, он совсем не как Мишка.
Мира фыркает и закатывает глаза. Она всегда была неромантична. Айгюль, несмотря на это, очень свою подругу любила и ей одной решилась доверить тайну своей влюбленности. Мира, к ее чести, не закатила глаза, не рассмеялась и не разболтала — лишь серьезно кивнула. Может, она подумала, что влюбленность в актера — лишь из-за того, что Айгюль тринадцать. А может, совсем не так:
Милая, наивная девочка из Алма-Аты!
А вообще кино и увлечение историей сильно повлияли на Айгюль — вплоть до того, чтобы воспринимать и умерших — живыми. Кого-то она называла слившимися в одно слово именем и фамилией(как, например, Делона), кого-то — просто по фамилии(вот тут был разброс — от Высоцкого до, ну, скажем, Ярузельского), кого-то — с уважением и по имени-отчеству(как Кирилла Юрьевича Лаврова), кого-то — с дерзкой насмешкой и сокращением фамилии, которое, наверное, позволяли только друзья(как Эйзенштейна)...
А еще был Мишка, ее Мишка — именуемый то так, то эдак: и по фамилии, и по имени, и даже, очень и очень редко, по имени-отчеству. Его имя произносилось по разному: с фальшивой легкостью, насмешкой, сожалением, напускными спокойствием или официозностью. С бесконечной любовью и нежностью до слез, от которой словно пенилось и шипело газировкой внутри.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|