Лоскутки (джен)

Она ждёт свой первый Хэллоуин с тех пор, как они вместе. Джек воодушевлён, как никогда, и она порой, прикрыв в сладкой мечтательности глаза, воображает, что это ради неё, из-за неё. Благодаря ей. Впрочем, вряд ли она ошибается.

К тебе стремился я душой,

Чтоб наконец-то

Остаться вместе…

— мурлычет иногда Джек ей на ушко.

И как-то раз, в сияющем свежестью начале октября, Джек спрашивает:

— Прости, Салли, я как-то раньше не обращал внимания… Какой у тебя образ на Хэллоуин, когда мы выходим в свет?

Её черёд застенчиво ответить:

— Я не бывала там… Прости.

— Как?! Да как же это я не усмотрел?! Вот я глупец!

Хочется смеяться и снова обнимать его за этот праведный гнев на самого себя. Да, ей всегда хотелось выйти в свет, но сейчас, с их Рождества, это не так уж и важно. Ей хорошо везде, если рядом с ним. И бабочки порхают в животе…

— Джек! — звонко восклицает она во внезапном прелестном озарении. — Я покажу им своих призрачных бабочек! Я научилась делать так, чтобы буквально из одной капельки зелья рождалась целая стая! Мы наполним этот город бабочками! Как думаешь, люди испугаются?

— Бесспорно! — одобрительно смеётся он.

Они оба прекрасно понимают, что никто уже не пугается по-настоящему. Это просто игра, маскарад. Это Хэллоуин! И в нём давно уже нет зла.

Горячие дни подготовки пролетают взмахом вороньего крыла. Портал-могила обнимает мгновенной темнотой и запахом сырости… И вот он, мир живых! Кажется, Джек говорил, что это окраина, но здесь больше света, чем на центральной площади Хэллоуин-тауна! И больше людей, и музыки, и гвалта… И даже монстров, кажется, больше. Салли, округлив глаза, глядит вокруг, а Джек с гордостью шепчет ей:

— Смотри, как они ждут нас! Как хотят быть похожими!

Видно, что его всего распирает от желания скорее показать ей новый мир. Хотя если бы Салли не знала в физиономию всех сограждан, она бы затруднилась сказать, кто здесь монстр. Гудят хищной музыкой местные питейные заведения, и оттуда вылетает иногда, как отрыжка, посетитель-другой. Торчат клыки подлиннее, чем у вампиров, кровавятся грубые швы, взлетают чёрные ведьминские мантии… Большой город гуляет Хэллоуин.

— Думаешь, мы здесь кого-то испугаем? — Салли озадаченно поворачивается к Джеку. А тот загадочно ухмыляется, показывая обворожительный оскал.

— Это лишь копии. Мы же покажем им настоящий Хэллоуин! Будь уверена, первый приз будет наш! Дай мне пять минут!

И он исчезает, растворившись в полутенях никогда не спящего города. А Салли ждёт. Салли страстно желает увидеть его во всей красе. Но она не хочет встретить его с пустыми руками. Пусть и он видит, какими крепкими нитками она шита! И, шагнув к ближайшей куче мусора у переполненной урны, Салли извлекает оттуда пустую, разящую крепким спиртным бутылку. Одна капелька зелья из сумки — и будет страшное чудо! Салли доработала своё снадобье: теперь все бутылки с таким же пойлом в пятидесяти шагах выпустят дымных бабочек, которые превратятся затем в черепа. Сама Салли предпочла бы цветы чертополоха, но что ни сделаешь ради праздника… Салли тихонько хихикает, представив вытянувшиеся от неожиданности лица, и затыкает бутылку пробкой, чтобы не испортить сюрприз. Из подворотни за ней неотрывно следят водянисто-серые глаза.

* * *

Лоскутки. Осталось лишь немного свежих лоскутков, и его костюм из человеческой кожи будет готов. Из кожи женщин, и он наконец сам станет женщиной!

Город-бордель, город-притон изобилует пьяными девицами — бери любую. Джейм Гамб с придирчивой брезгливостью оценивает материал. Худые, все в наколках и пирсинге, затасканные и пользованные. Лежалый товар! Пустой заход... И вдруг луч фонаря высвечивает небесную голубизну дорогой ткани — глаз профессионального портного не обмануть. Сбивается дыхание, когда он видит, что это не одежда — так голубеет сама кожа странной девушки. Атласная, шёлковая… Зовущая прикоснуться, погладить, царапнуть ногтем… А потом порвать с кружащим голову треском!

Но спутник девицы вызывает смутную тревогу. Высокий худосочный хлюпик, такого переломить одним хуком… Но Джейм Гамб не спешит. Он опытен, умён и осторожен. Он умеет сдерживать свои порывы до времени. Уверенность и грация движений очередного ряженого хэллоуинского пугала выдаёт скрытую силу. Джейм Гамб умеет ждать. Эту он не упустит. Скоро-скоро он станет красивее, женственнее, чем она, чем все обрезки его костюма! От одной этой мысли поднимается волна жаркого возбуждения, и он дёргает себя за сосок. Обязательно сошьёт себе большую грудь! Ему ли не знать, сколько фальши в лифчиках красоток с четвёртым размером! Ещё немного подождать…

И он вознаграждён. Странный парень оставляет голубокожую, а она… Что? В её руках — рваная, как старое полотно, призрачная бабочка. Это знак! Джейм Гамб всегда оставлял во рту своих жертв кокон шелкопряда, свою тайную метку, насмешку над полицией. Она напрашивается. Она хочет этого. Она зовёт его!

Ах, этот голубой атлас кожи! Она УЖЕ в швах! Только вшить её лоскутки в почти готовый костюм… Как эта рыжая девка добилась такого правдоподобия? Над ней словно поработал мастер, не уступающий в навыках великому портному. Отличная работа, мастер, я бы взял у тебя пару уроков, прежде чем выколоть твои глазки, ведь мастер по человеческой коже должен быть только один. А теперь она, твоё творение, буквально сочится и умоляет: возьми меня, убей меня, сшей меня заново! Я удовлетворю тебя, дорогая. Я заново сошью лоскутки твоей атласной кожи твоими шёлково-рыжими волосами. Прости, придётся делить моё прекрасное тело с другими, не такими совершенными, как ты. Но тебе я отведу почётное место! Вырежу, выброшу пару дешёвок, которые взял от безысходности. Они все хотели этого. Они всегда хотят этого — быть пойманными, замученными, порезанными на лоскутки. А теперь ты… Ты сама подала мне знак своей бабочкой, своими ниточками, своим невинно-наглым взглядом, с которым ты ищешь своего спутника. Он не успеет прийти. Тише, моя куколка, тише…

Искусственный гипс для будто бы сломанной руки уже готов. И Джейм Гамб, надев на лицо маску робости, неспешно направляется к новой и такой желанной жертве. Женщина эта сводит его с ума ещё больше — она пахнет самой осенью, когда жизнь сдаётся под натиском смерти.

— Простите, — с застенчивой, вымученной улыбкой обращается он к ней. — Вы не могли бы мне помочь?

Голубокожая вздрагивает и оборачивается к нему.

— Дело в том, — продолжает он, — что мне нужно поднять один ящик в фургон, а вы сами видите… — Ещё одной обезоруживающей улыбки и жеста фальшиво загипсованной рукой обычно оказывается достаточно. Не исключение и эта бабочка, что с маниакальным упрямством готова лететь на огонь.

Она кивает, хоть и успевает бросить взгляд кругом. Нет, твой спутник не пришёл, куколка. И уже никогда не придёт за тобой. И ты не умнее остальных — в твою очаровательно-пустую головку не вкрадывается мысль, что кругом куча парней, более приспособленных для подъёма тяжестей. А твоя походка… М-м, есть что-то прелестное в твоей неуклюжести, будто ты легка, как опавшие листья, вопреки аппетитным ляжкам.

Они идут в переулок, где “припаркован фургон”... Вот и всё. Бабочка попала в сети. Остаётся лишь выдержать и настоять, чтобы её сок превратился в пьянящее вино. Пусть кричит, пусть плачет, пусть сходит с ума — это музыка для его ушей, только Принцесса ещё иногда беспокоится.

* * *

Салли бьёт мягким кулаком в стену — бесполезно. Кажется, она попала в плен к кому-то похуже, чем Уги-Бугимен. От сладострастного бормотания о том, что её ждёт, до сих пор леденела кровь, пусть у куклы её и нет. И оба они помешаны на насекомых — Уги в прямом смысле носил их в себе, а у этого человека они свили гнездо в голове и сердце.

Салли уже перегрызала нитки, чтобы освобождённая рука попробовала найти хоть лазейку, но пальцы срывались с гладких стенок колодца, куда её посадили. И Салли пришила руку на место — хорошо, что негодяй не додумался обыскать её не как человека и не заметил иглу, воткнутую за ухо. Уги вот был сообразительнее — сшил её перед казнью, чтобы ни одна конечность не поползла за помощью. Но сейчас это не поможет — влипла в передрягу… А так хотела выйти в свет!

Салли садится на пол и не знает, что предпринять. Вряд ли Джек найдёт её в большом городе, вряд ли успеет… Оказывается, в этом мире ещё осталось зло, перед которым хэллоуинские твари — что пасхальные кролики. Не страшно умереть — если она живёт — и боли нет для неё. Больно лишь от разбитых мечтаний о будущем с Джеком.

Тяжкий вздох рвётся из груди вместе с шелестом листьев, из которых она состоит. На душе скребутся летучие мыши. Салли поёт.

* * *

Мои предчувствия мрачны…

Что?! Его жертва так прекрасно проводит время, что даже распевает песни?! Мало он морит её голодом и жаждой?! И голос чист и светел, совсем не как голос матери, пропитый и гнусавый. Который он всё равно так любил, когда она буквально один-два раза пела ему в промежутках между мужиками.

Мои мольбы обречены…

А этот мелодичный голос проникает прямо в мозг! Пусть она заткнётся! Да, ты обречена, детка!

Любовь моя, зову ночами я…

Зови, зови, детка! Он не придёт! Джейм Гамб не оставляет следов! Даже ФБР бессильно найти его! А уж тем более твой задохлик-хахаль!

Чем обернётся этот бред?

Скоро узнаешь! Джейм Гамб чувствует себя оскорблённым, будто для его жертвы всё это лишь маскарад. Порезать бы её на голубые лоскутки прямо сейчас! Жаль материал… Рядом тоскливо подвывает Принцесса.

Пусть я в лепёшку разобьюсь,

Всё так и будет, мой жребий труден…

И Гамб внезапно успокаивается. Пусть поёт. До времени. Он засыпает, как младенец — счастливо улыбаясь и мечтая о том, что скоро наконец станет женщиной. Принцесса, тихо цокая по полу, подходит к колодцу и заглядывает внутрь.

* * *

Салли радостно ахает, когда прямо сквозь стену просачивается призрачный Зиро. Но тут же зажимает себе рот руками, чтобы не привлечь случайно внимание маньяка. Она кидает взгляд вверх, а там смотрит на неё белая собачка, которая только что внимала её песне. Кажется, похититель звал её Принцессой. Салли приглашающе улыбается ей, но собачка тявкает в ответ и скалит зубы. Зиро с готовностью устремляется на помощь… И вот уже не за горами шумная собачья возня — Салли, спохватившись, быстро пропевает:

Чтоб наконец-то

Остаться вместе…

Не год не два

Ты ждал, и я ждала

Тебя, моя судьба…

Смолкло ворчание псов. Салли жестом подзывает Зиро.

— Скорее лети к Джеку! Скажи ему…

Призрачный пёсик понятливо трясёт мордашкой. А потом звёздочкой взвивается ввысь. Салли ждёт.

А Джейм Гамб теребит кокон бабочки-шелкопряда и думает о том, что его жертва и так достаточно мягкая и податливая для шитья. И Хэллоуин — отличный повод, чтобы завершить костюм.

* * *

— Любишь шить? — шипит в гневе король Хэллоуина, а в чёрных глазницах тлеют искры, не сулящие человеку ничего хорошего.

Вот и всё. Можно выдохнуть… И как Джек проникает в логовища негодяев так бесшумно и незаметно?

Он угрожающе нависает над похитителем — Зиро успел еле-еле, когда уже скованы были слабые руки, а над телом сверкнул в свете одинокой лампочки портняжный нож. Одним хлёстким ударом Джек выбивает его из рук. Пляшут по стенам ломаные тени… Человек потирает запястье — недооценил противника, принял внешнюю хрупкость Джека за слабость. И вдруг незаметно выхватывает пистолет и стреляет в лампу, одновременно опустив себе на глаза какие-то очки! Падает чёрным саваном тьма… Дыхание человека прерывисто и шумно. Несколько вспышек от выстрела — как падающие звёзды. Но Джек в своей стихии — невидимый, неслышимый. Кошмар в темноте. А она… ох! Переживёт пулю в своём тряпично-лиственном теле, зашьёт прореху.

— Почему я вас не вижу?! — истерично восклицает безумец. — Вы что, дохлые?! Что вы за твари?! — Ещё две вспышки вспарывают темноту, а дальше — щелчки и щелчки отчаяния.

— Это ты уже почти падаль, — цедит ему Джек-наполовину пустота. — Я заберу тебя с собой в могилу.

В темноте звуки резче, сильнее. Салли словно видит наяву, как дёргается новая жертва. Даже ей жутковато от этого голоса, от этих слов…

— А раз ты так любишь шить, я познакомлю тебя с тем, кто преподаст тебе пару уроков! — гремит, заполняя подвал, Джеков приговор. Чиркает спичка, и свеча в костяных пальцах Джека освещает помертвевшее лицо преступника. — Безумный доктор, что сшил её, — палец самой смерти устремляется на Салли, — нуждается в запчастях для своих бесчеловечных экспериментов! — Расширяются в испуге глаза её несостоявшегося убийцы. И губы, до этого сжатые в упрямой досаде, дрожат. — И когда твой глаз из колбы будет смотреть на твой мозг, терзаемый разрядами, ты точно пожалеешь, что поднял на неё руку!

Джек умеет быть безжалостным. “Это мои друзья, я привык, чтобы с ними считались!” — до сих пор звучат в памяти его слова за миг до того, как он распустил Уги-Буги по швам и сжёг всех его жуков в лаве. И сладко, и страшно от такого Джека. Салли далека от того, чтобы простить и отпустить маньяка с миром — он ведь может причинить вред девушке, у которой не найдётся сильного защитника! Запереть бы его куда-то, пока не выйдет его век…

Как во сне, она чувствует, что руки снова свободны, как во сне обратный путь через портал-могилу. Подвывает Принцесса, и Салли хотела бы взять её с собой — Зиро бы её перевоспитал! — но Джек очень логично объясняет, что живой собаке не место в мире Хэллоуина. Жаль её… Но сил спорить уже нет.

Домой… Джек ведёт с собой гостя. А Салли думает о том, что зло проистекает не из потустороннего мира. Бугимен, разглагольствуя, пока сшивал её части, словоохотливо поведал, что каждый его жучок, каждая гусеничка — один ма-ленький грешок, один подленький поступок, одна тёмная мыслишка двуногих, что ещё ходят по ту сторону могилы. Заносит ветром порой, хе-хе! Вот и собрался он, Уги-Буги, такой большой и красивый!

Второй раз за год Салли едва не уничтожили помешанные на насекомых гады. Лишь бы не притащить с собой это зло домой…

Улучив минутку, она спрашивает:

— Ты и правда сделаешь это? Отдашь его Доку на эксперименты?

Джек отвечает суровым взглядом. Но потом смягчается.

— Конечно, нет. Просто нужно было его припугнуть. Я настращаю его как следует и отпущу.

Салли кивает, не зная, чего больше — облегчения или разочарования… Ей просто хочется домой, к родным и безобидным монстрам.

— Я скоро вернусь, моя хорошая, — обещает Джек. — Никто не устоит перед королём кошмаров!

Салли хочет верить его победно-белозубому оскалу. И она отворачивается от своего похитителя, сверкающего безумными глазами.

* * *

Скелет провожает её взглядом. А потом вынимает изо рта Джейма Гамба кляп. Наконец-то!

— На пытки, значит, — выплёвывает он вместе со слюной и кровью. И с насмешкой.

Первый страх прошёл — он слышал разговор этих двоих, хотя они думали, что нет. Игра, маскарад! На большее этот импотент неспособен. Перед ним очередной мужлан, яйценосец, только без них. Он от этого ущербнее вдвойне или одно отменило другое, ха-ха? Смешно от такого каламбура!

— Любая попытка покуситься на неё закончилась бы пыткой. Но я не могу так рисковать, она мне слишком дорога, — уже без всякой театральности ответствует так называемый король кошмаров. — А ты продырявил её пулей, — совершенно нестрашно скалится он. Что, мягенькое местечко у этого твердолобого? Кисть от удара ещё болит…

— Ладненькая девочка, — со знанием дела соглашается Джейм Гамб. — Я бы сам вдул, если б был по этой части. Жаль, что ты не можешь с ней чпокаться. — Опасная игра приятно щекочет нервы. — Могу сшить тебе костюм из мужской кожи, чтобы ты мог с ней… — Пальцы складываются в простые и недвусмысленные фигуры. Скелетик вообще в курсе, что это такое?

Джек смотрит на него долго, оценивающе. Джейм Гамб чувствует раздражение: не считать ничего по взгляду, если вместо глаз пустоты! Но наконец скелет отмирает (ха-ха!).

— Я отведу тебя на твоё рабочее место, — буднично сообщает он.

И это всё? Джейм Гамб разочарован — игра оказалась короткой и пресной.

Они спускаются в какую-то пещеру. Джек долго обходит её, словно выискивая что-то по углам. Но здесь же никого — только летучие мыши разлетаются, вспугнутые шумом.

— Подойди к рабочему столу, — глухо велит Джек.

И когда Джейм Гамб с интересом приближается, молниеносно припечатывает его к тому, что оказалось металлической платформой. Оживают в пещере какие-то механизмы, и в центре расходятся лепестки мембраны. И плещет внизу раскалённая лава! А платформа неумолимо начинает наклоняться — ещё минута, и он, Джейм Гамб, соскользнёт прямо в лаву!

— Ах ты паскуда!!!

— Я не могу рисковать, — недобро, но без прежней наигранности произносит скелет. — От доктора можно сбежать, Салли же сбежала. От лавы не убежишь. Молись, чтобы стать бабочкой-шелкопрядом. Может, Салли спрядёт твои нити.

Он нажимает какой-то рычаг, платформа резко встаёт вертикально… И то, что было живым телом Джейма Гамба, вскипает, успев взорваться животным криком.

А из закоулка пещеры выползает и шевелит усиками маленькая мерзкая личинка. В мире людей скулит от одиночества грязная и голодная Принцесса.

* * *

К тебе стремился я душой…

Джек внезапно давится воздухом, словно в горле что-то застряло. Салли смотрит с беспокойством. Это всего лишь ветер холодит шею… Но Джек больше не может петь их песню, будто поселился в черепе большой и мерзкий жук. С тех самых пор… Надо проверить пещеру Бугимена. Столько раз уж там был — ничего. Но где-то же прячется эта тварь!.. С тех пор всё пошло наперекосяк. Кружат во снах кроваво-красные бабочки с лоскутками голубой ткани на крыльях. Маячит впереди Рождество, на которое он хотел сделать предложение Салли вместо испорченного Хэллоуина.. Но от самого себя жутко и тошно. Кажется, что ползает кто-то внутри черепа, щекочет лапками, а ночью выползает из глазниц и смотрит на Салли плотоядным взглядом. Лучше ей держаться подальше от монстра, которым он стал. Сдал бы гада обычной людской полиции…

Но в самый тёмный час отчаяния ложится её маленькая ладонь на острое плечо.

— Я понимаю, чем ты терзаешься.

— Правда?.. — Он хотел бы скрыть от неё то, что на руках теперь кровь человека. Чтобы хоть Салли осталась чистой…

— Я догадалась почти сразу, как ты вернулся. Поняла по опустошённому взгляду.

Джек молчит, не зная, куда деть длинные руки.

— Я знаю, как помочь тебе! Пойдём! — Салли тянет его к порталу-могиле, и в её глазах радостная решимость. — И возьми с собой Зиро!

…Вот и всё. Они нашли совсем уже не белую, исхудавшую Принцессу у того самого колодца. Какая преданность! Она рычала и огрызалась поначалу, но Салли присела, протянула ей руки и пропела:

Прости меня, друг милый мой,

Могу ли рядом сесть с тобой?..

И собака умолкла, склонив задумчиво головку.

Рождество. Ярко светит луна. Миллионы искристых снежинок превратили тёмный Хэллоуин-таун в детскую сказку. Меж крестов на кладбище резвятся, возятся в снегу призрачный пёсик и живая, повеселевшая и чистенькая собачка.

— Зиро! Принцесса! Ну, кто первый? — Джек хлопает себя по коленкам и кидает им ребро. Салли радостно смеётся. А он залихватски свистит и полнозвучно, наслаждаясь свободным, ничем не скованным голосом, поёт:

Смотри! Смотри!

Кругом белым-бело!

Смотри! Как ясно и светло!..

Подросший шелкопряд брезгливо шевелит усиками и уползает обратно в свою пещеру. Придётся ему пока побыть одному.