Стакан воды (джен)

С утра небо затянули тучи, серые, точно кровоподтеки на теле покойника. Резкие порывы ветра трепали плащи, срывали шляпы, точно призывая всех поклониться правосудию, которое вот-вот свершится. Люди, сбившиеся в бесконечную толпу, спешно протирали глаза от пыли, не желая упустить ничего из зрелища, которое должно было им открыться.

Они ждали. Ждали жадно и остро, не замечая красоты штормового июльского дня — ни темной листвы, ни пестроты цветов в палисадниках, ни птичьих перекличек, доносившихся из парков.

Они помнили о тех, кто не встретил нового лета. И о тех, кто виновен в этом.

Сегодня должны были привести в исполнение приговор по делу о крушении «Титаника».

Количество жертв было столь велико, сколь и потрясение от чудовищного обмана, раскрывшегося при расследовании. Молодой инженер Марк Мюир выступил в суде с разоблачениями всех махинаций, допущенных при строительстве. Даже при том, что слушания сделали закрытыми, каким-то образом сведения попали в газеты и вызвали сильные беспорядки. Семьи погибших настаивали на том, чтобы все, кто был ответственен за строительство «плавучего гроба», как теперь называли «Титаник», понесли наказание, равное их преступлению. Их поддерживало чуть не все население Штатов и Британии, так что в итоге власть имущим пришлось пойти на уступки.

«Уайт Стар Лайн» закрыли, Исмея приговорили к конфискации имущества и ссылке на Аляску, запрету занимать руководящие должности и когда-либо посещать крупные города. Также его на три года лишили права видеться с ближайшими родственниками и даже переписываться с ними.

Лорда Пирри пощадили ввиду преклонного возраста и лишь обязали подать в отставку. Его племянника, Томаса Эндрюса, против которого в основном и свидетельствовали материалы, представленные Марком, также приговорили к конфискации имущества, ссылке в Австралию, запрету видеться с семьей и переписываться с ними в течение шести лет и лишению права не только занимать руководящие должности, но и в принципе заниматься конструкторским делом. Однако семьям погибших и всем, кто их поддерживал, оказалось мало и этого. За кровь должна была пролиться кровь.

Сперва вершители правосудия не знали, как им поступить: назначать по делу «Титаника» смертную казнь они все же не хотели. Тогда они обратились к наказаниям прошлых лет и иных стран и наконец вынесли приговор, удовлетворивший всех. Томаса Эндрюса приговорили, помимо уже назначенных мер, к гражданской казни, заключавшейся в процессии по городу и стоянии у позорного столба, а также к тридцати ударам кнутом. Местом исполнения приговора выбрали Нью-Йорк, который Эндрюс пока не мог покинуть, находясь на лечении: он оказался одним из счастливцев, которых спасли из воды, и едва поборол воспаление легких. И вот сегодня правосудие должно было свершиться.

…- Едут, едут! — воскликнула рослая рыжая девица, усевшаяся с братьями-подростками прямо на карниз какого-то магазина. Ни владелец, ни продавцы и не подумали сделать ей замечание: они сами, стоя на крыльце, только вытягивали шеи.

Послышался мрачный, точно похоронный, бой барабанов. Толпа отхлынула в обе стороны, расступаясь. Посередине улицы тащилась телега, в которой между двумя полицейскими сидел — спиной к лошади — человек в черной одежде. Воротник у него был срезан, волосы очень коротко острижены, чтобы ничто не закрывало его лица. Человек держался прямо, но глаз не поднимал.

В толпе послышался гул и свист. Полицейские держали оружие наготове. Судя по тому, что на бортах телеги уже были не только пятна о тухлых помидоров и яиц, но и следы от ударов камней, предосторожности были не лишними.

Первые мгновения прохожие молчали, лишь окидывая телегу взглядами, полными ненависти и отвращения. Потом какой-то детина крикнул зычным голосом:

— Эй ты! Убийца! Посмотри на них!

Он поднял над головой фотографию женщины с двумя детьми и потряс:

— Они плыли на твоем корабле! Я их не дождался! Это всё из-за твоей долбаной стали!

— А где мой сын?! — воскликнула какая-то женщина. — Ему было всего четырнадцать, и его не пустили в шлюпку! Кто мне его вернет?

Стиснув зубы, Эндрюс низко склонил голову.

Гул толпы нарастал. Люди выкрикивали имена близких. Слышался свист, проклятия, угрозы. Пара тухлых овощей шмякнулись о борта телеги, а потом стукнул и камень.

— Назад! — полицейский выстрелил в воздух. Рокоча, толпа отступила. Но едва телега проехала, все собравшиеся шагнули прямо на тротуар, ряды слепились, и одной гигантской змеей толпа последовала за преступником. Путь им предстоял недолгий: на перекрестке уже виднелся эшафот с черным столбом посередине.

Телега остановилась. В сопровождении полицейских Эндрюс взошел на эшафот и встал к столбу. Его руки завели назад и сковали наручниками. Вслед за этим представитель мэрии Нью-Йорка, ждавший процессию тут же, зачитал приговор и взглянул на часы. Полчаса — столько должен был провести преступник у позорного столба, прежде чем для него наступит заключительный этап сегодняшнего наказания.

Молчание толпы длилось недолго. Засвистели уличные мальчишки, кто-то снова выкрикнул: «Убийца! Будь ты проклят!», а потом уже не замолкало:

— Их было шестеро! Шестеро! Я их ждал!

— Ты говорил, он непотопляем!

— Пусть твои родные умрут, как умерли мои!

Эндрюс, все так же стискивая зубы, прикрыв глаза, не шевелился, только пальцы его тщетно цеплялись за гладкую древесину.

…Роза Доусон не хотела идти смотреть на наказание, но не рассчитала, что ее путь на очередное собеседование пройдет ровно по тем улицам, где все будет происходить. И вот теперь она пробиралась сквозь толпу, окружавшую эшафот, и старалась не оборачиваться.

В исхудалом, стриженом, изможденном человеке, прикованном к позорному столбу, она не узнавала прежнего мистера Эндрюса — не только того, каким увидела его впервые в «Пальмовом дворике», но и несчастного, раздавленного, но все же джентльмена, который в курительном салоне тонущего «Титаника» отдал ей спасательный жилет. Ей было колюще-больно вспоминать ту минуту, потому что теперь она знала: пусть мистер Эндрюс помог ей спастись, но он же и погубил Джека. Это по его вине «Титаник» затонул в первом же плавании.

Наверное, и к лучшему, что в шлюпке, когда их обоих подобрал мистер Лоу, Роза была не в состоянии говорить, а мистер Эндрюс, крупно дрожа, не смотрел по сторонам. Она понимала теперь, что позови она его тогда — и ей не удалось бы потом скрыться от жениха и матери, он бы выдал ее. Он был ничем не лучше Исмея или Кэла. На суде, правда, вину признал, как и то, что "Титаник" разломился, но кто знает, может, хотел заставить судей смягчиться. Розы там не было, она ничего не видела — и не хотела бы видеть.

Продравшись наконец на улицу, где уже никого не осталось, Роза отыскала глазами вывеску. Кафе «Похлебка» — незамысловато. На карнизе ящик с петуниями, стеклянная дверь чисто вымыта, в окнах виднеются белые занавески — вид уютный. Но занавески почему-то опущены,так что из окон вряд ли что видно.

Внутри оказалось так же приятно, чисто и почти пусто. Тоненькая черноглазая официантка одних с Розой лет попросила ее присесть и немного подождать.

— Мистер Роджерс приболел, так что попросил меня саму поговорить с вами. Но мне как раз сделали заказ клиенты. Если не торопитесь, подождите, пожалуйста, пока я их обслужу.

Согласно кивнув, Роза уселась за один из столиков. Посетителей было всего двое — молодая пара. Статная девушка с тяжелым узлом волос напоминала итальянку. У ее спутника были мушкетерские усики и пронзительные голубые глаза… Так похожие на глаза Джека, что Роза отвернулась и стала смотреть в окно. Однако улица все еще пустовала, и волей-неволей Роза прислушалась к разговору посетителей.

— Меня все мучает, что не успела на похороны отца, — итальянка говорила тихим грудным голосом. — Если бы я вообще не захотела сюда отправиться…

— София, мы оба знаем, кто виноват в смерти твоего отца. И это точно не ты.

— Марк, пойми: отец не простил себе, что сам купил мне этот билет. Так и не дождался списков…

Официантка между тем принесла им заказ. Знаком попросив Розу еще чуть подождать, подошла к двери, приоткрыла, высунулась. Роза предпочла не осознавать, что за звуки доносились издали.

На несколько мгновений официантка застыла, точно раздумывая. Потом налила в стакан воды, капнула что-то — джин, наверное — и подошла к Розе.

— У меня к вам еще одна просьба… Если вам нетрудно… Мне самой нельзя отлучаться. Вы не могли бы пойти туда… Ну, словом…

Официантка нахмурилась и покосилась на дверь.

— И… Когда это закончится… Передать… Я слышала, это можно…

Она посмотрела на клиентов, сильно покраснела и опустила голову.

Роза на мгновение оцепенела. Пойти к мистеру Эндрюсу? Но она не хочет! А если он ее узнает?

Она попыталась вспоминать, как обнимала его, прощаясь в курительном салоне. В душе осталась только злость из-за гибели Джека. Почему бы этой официантке не подойти с той же просьбой к клиентке-итальянке, разве у Розы горе меньше?

Официантка, немного подождав, поставила стакан в сторону и присела рядом с Розой — кажется, напряженно прислушиваясь к звукам с улицы.

— А зачем вам это? — спросила Роза шепотом.

Официантка посмотрела на нее с непониманием. Роза еще раз припомнила человека на эшафоте и попыталась сказать себе, что это — тот же мистер Эндрюс, который объяснял ей, как найти арестованного Джека. Что уже тогда он был не меньше виновен, чем теперь. Ненавидела ли она его тогда? Нет, глядя ему в глаза — потухшие, мертвые — она отчаянно его жалела.

Розе совсем не хотелось делать то, о чем ее сейчас попросили. И все же она взяла стакан и вышла на улицу.

Удары кнута и крики отдавались все звонче, чем ближе был перекресток. Роза шла быстро, прикрывая стакан ладонью, чтобы не расплескать. Протискиваясь сквозь толпу, поймала себя на мысли, что вспоминает, как вот так же прорывалась с Джеком к леерам на «Титанике».

Все люди там погибли по вине Эндрюса. Роза остановилась и невольно взглянула выше. Полицейский замахивался умело; кнут, взлетая, с размаху врезался в окровавленную, изорванную спину.

Кровь брызгала на доски эшафота. Толпа уже не шумела. К подножию Роза протиснулась совсем легко. У ступенек спросила полицейского:

— Можно, когда это закончится, я передам осужденному воды?

Она показала стакан, полицейский принюхался и кивнул.

Звуки ударов и крики смолкли, полицейский пропустил Розу вперед. Эндрюса уже освободили от наручников, он осел на колени, судорожно хватаясь за столб и тяжело дыша.

Роза подошла и опустилась на колени рядом с ним. Посмотрела в красное от крика, совершенно мокрое лицо. Глаза были бессмысленные, он как будто ничего не видел.

— Мистер Эндрюс!

Он смотрел на нее, вряд ли что-то понимая. Роза поднесла стакан у его губам. Он потянулся, все же взял стакан одной рукой. Зубы у него клацнули о стекло. Он принялся судорожно глотать, и между глотками едва смог прохрипеть:

— Спасибо… Роза.

Он смотрел с неверием, но Роза не собиралась ему ничего объяснять. Пусть потом думает, что хочет — если для него вообще имеет значение, жива она или мертва. Дождавшись, пока он допьет, она взяла стакан у него из ослабевшей руки, быстро спустилась с эшафота и, не оглядываясь, пошла назад — к кафе.