Бражелон. Новая жизнь (джен)

Стояла осень. Октябрь в этом году выдался промозглый и холодный. Вот и сейчас моросил противный мелкий дождь. Легкий ветерок сорвал несколько листьев с клена и погнал по двору замка Бражелон. Стоя у окна своего кабинета, Атос наблюдал за их кружением. Настроение было под стать погоде, да и, честно говоря, оно редко бывало хорошим. Каждый день последних полутора лет, проведенных им в этом небольшом именьице близ Блуа, был похож один на другой как брат-близнец. И все они были наполнены грустью, бессмысленностью и одиночеством. Признаться, тогда, получив известие о наследстве, он несколько воспрянул духом. После осады Ла Рошели как-то особенно остро стала ощущаться абсолютная пустота почему-то бесконечно длинных дней, стали появляться мысли о никчемности жизни, рутина военной службы затягивала все больше. Все обрыдло. А воспоминания… воспоминания, не исчезнувшие вопреки ожиданиям, иногда просто пугали своей пронзительностью. Единственное, что поддерживало, помогало хоть ненадолго вынырнуть из этого омута — это дружба. Но и она вскоре дала трещину: Портос женился, Арамис принял постриг, рядом остался лишь д’Артаньян. И вот, когда приказ об отставке был подписан, у него блеснула смутная надежда, что что-то может измениться… Вот только что и как? Это ожидание даже почти затмило некоторое волнение и беспокойство — он возвращался к прежней жизни… или начинал новую. Он обманулся, ошибся.

Первые месяцы, действительно, заставили забыть о всех страхах и сомнениях — он с головой ушел в дела. Роль сеньора, владельца поместья, вспомнилась на удивление быстро, хотя иногда странно и непривычно было ощущать себя в этом новом старом качестве. Хозяйственные заботы отнимали уйму времени, к тому же после кончины Бражелона старый управляющий покинул именье, и теперь необходимо было разобраться в целом ворохе ведомостей, счетов, изучить книги расходов. Подходящей кандидатуры на должность управляющего у Атоса не было, и после недолгих раздумий это почетное место занял Гримо, у которого хотя и не было опыта службы в большом доме, но который обладал другими важными достоинствами: был не глуп и сообразителен, бережлив, не болтлив, а главное, честен и предан своему хозяину. «А научиться всему можно», -справедливо рассудил Атос. Гримо воспринял назначение как обычно с невозмутимым видом, никак не выразив своего отношения к решению хозяина, однако, в душе приготовился получать нагоняи, причем в самое ближайшее время, от господина графа, как теперь именовался бывший мушкетер — к вопросам, касающимся хозяйства, Атос относился крайне серьезно.

Постепенно все вошло в свою в колею. Гримо, с рвением приступивший к выполнению своих новых обязанностей, быстро освоил все тонкости и премудрости нового ремесла и лихо управлялся с вверенными ему делами. Атос лишь одобрительно улыбался. Жизнь текла спокойно и размеренно. Графа де Ла Фер любили и уважали крестьяне за доброжелательность, честность и справедливость, к тому же у нового господина были весьма скромные потребности, что было необременительно и очень выгодно для их хозяйств. Немногочисленная домашняя прислуга души не чаяла в новом молодом господине, вот только нередко его поведение было непонятным и странным: граф мог часами просиживать в своей комнате или в библиотеке в полном одиночестве, никого не принимая к себе. Когда же он появлялся вновь, на него просто страшно было смотреть. Вроде бы ничего не менялось в его облике, но в глазах, становившихся цвета предгрозового неба, была такая печаль и безысходность, что становилось жутко. В такие моменты слуги старались не попадаться ему на глаза. Один Гримо никак не реагировал на происходящее и не принимал участия в разговорах на кухне, целью которых было выяснить причину подобных метаморфоз, а когда ему задавали вопросы, он молча пожимал плечами. Для него не было ничего необычного в уединениях г-на Атоса, как он по привычке называл про себя графа, и он не удивлялся тому, что запас вина в погребах замка стремительно уменьшался.

Одиночество, холодное и колючее одиночество, от которого временами хотелось выть, буквально отравляло жизнь и душу графа де Ла Фер. Порой он бесцельно бродил по комнатам замка, равнодушно разглядывая окружающие его предметы. А поначалу он никак не мог привыкнуть к этому дому. Перебравшись сюда, первое время он испытывал странное чувство: на душе было тягостно и светло одновременно. Все, что окружало его теперь, так разительно отличалось от грубой действительности военной службы и той обстановки, в которой он прожил семь лет, и так невыносимо напоминало о годах юности, о родном доме в Берри. Сюда, в Бражелон, из Ла Фера в свое время были перевезены семейные реликвии и кое-какие вещи, некогда принадлежащие его предкам. К ним хотелось прикасаться вновь и вновь, и на них почти невозможно было смотреть — благоговенье и радость сменялись стыдом и болью и превращались в сущую пытку. Сейчас же душа будто окаменела. Привык.

С соседом по поместью маркизом де Лавальер дружеских отношений не сложилось. Хотя со стороны последнего такие попытки были. Лавальер пожаловал с визитом уже через неделю после приезда Атоса в Бражелон. Из беседы, продолжавшейся не более получаса, Атос успел узнать, что маркиз «положительно помирает со скуки в деревне» и «из-за этого и только из-за этого вынужден играть», но «госпожа фортуна, будучи весьма капризной дамой, крайне редко к нему благоволит», а «хозяйственные заботы навевают на него хандру». Лавальер также успел сообщить, что не женат, но серьезно подумывает об этом, главное — не прогадать с приданым. В итоге маркиз заключил, что он «был бы рад завязать дружбу с таким, без сомнения, благородным и достойным человеком, как граф де Ла Фер» и что он не видит к этому никаких препятствий. На Атоса сосед произвел прямо противоположное впечатление: они были почти ровесники, но Лавальер казался ему совершенно пустым, легкомысленным, не очень умным и каким-то неприспособленным человеком. Этого вполне хватило, чтобы вежливо откланявшись в этот раз, принять решение, что, скорее всего, ноги маркиза в его доме не будет, исключение могут составить лишь деловые визиты.

Итак, граф де Ла Фер жил почти отшельником. Пытаясь хоть как развеяться, он иногда отправлялся на прогулку верхом, но чаще коротал время в обществе книги или нескольких бутылок вина с ощущением того, что жизнь кипит где-то там, за пределами Бражелона, но туда ему уже нет дороги.

Атос тряхнул головой и с тоской посмотрел на письменный стол, на котором уже третий день валялись не разобранные бумаги. Желания заниматься делами не было абсолютно никакого. Чуть поразмыслив, он вышел из кабинета и поднялся к себе.

Все повторялось. Замкнутый круг. И так будет… долгих два года. А осенью 1634 года случится чудо — вопреки всем законам природы в Бражелон придет весна.