Алхимик, ведьма и могильный мох (гет)

На деликатное покашливание, которое донеслось от дверей, Константино не отреагировал. Внимание алхимика полностью поглотил труд Бартоса Ларанского «Живительная сила трав, кореньев и яда шершней». Его он купил пару дней назад и с тех пор никак не мог оторваться. Так и пожирал глазами строчку за строчкой, увлечённо почёсывая остатки седых волос, которые росли у него только за ушами и на затылке.

— Почтенный... — робко донеслось от входа.

И лишь тогда Константино заметил посетителя.

— Чего тебе? И кто ты такой? — спросил алхимик, окинув взглядом простецкое лицо и потёртый крестьянский наряд незнакомца.

— Меня хозяин прислал. Я Тонак. Овцы у нас болеют... — забормотал незваный гость.

— Какой ещё хозяин? Какие овцы? — морщась от досады, был вынужден уточнить Константино.

— Хозяина зовут Акил. Я на его ферме работаю. Овцы хозяйские заболели. Акил, значит, велел сходить в город, позвать лучшего алхимика. Я на рынке поспрашивал — сказали, что лучше Константино тут и нет никого, — чуть более внятно объяснил Тонак цель своего визита. — А Константино, стало быть, ты и есть?

— Да, я — Константино. Но я сейчас занят. Послушай, любезный, сходи-ка ты к Зурису, который торгует зельями на рынке, и купи у него что-нибудь для повышения жизненной силы. Уверен, что этого будет достаточно для этих ваших... э-э... овец, — ответил алхимик, спеша отделаться от нежеланного посетителя.

— Так мы это... того... пробовали уже. Не помогает. Слабеют, чтоб их Белиар подрал! Если не вылечить, то ещё день-другой — и падёж начнётся... Ты уж не откажи, почтенный, осмотри овечек! Акил велел передать, что в долгу не останется, — продолжал канючить тот.

Константино понял, что вернуться к увлекательному чтению ему сегодня не судьба. Придётся тащиться с этим обормотом на ферму, лечить дурацких животных.

Алхимик тяжело вздохнул, закрыл книгу, спрятал её в сундук и принялся собираться. Он засунул в мешок небольшой ящик с крышкой, в который сложил тщательно обёрнутые кусками ткани склянки с зельями и необходимые инструменты. Снял кожаный фартук, украшенный многочисленными пятнами от алхимических реактивов, надел толстый суконный жилет, а на пояс пристроил верный, остро отточенный серп. Этим орудием можно было как срезать травы, так и оборониться от плохо вооружённого противника — когда-то алхимику уже доводилось испытывать серп в деле.

Тонак с нетерпением и острым любопытством следил за его сборами. Увидев, что Константино готов к путешествию, он первым выскочил за дверь. Алхимик вздохнул ещё раз, с тоской оглянулся на запертый сундук и направился следом.

Они покинули каменную арку, под которой находился вход в жилище Константино, обогнули таверну Корагона, миновали гостиницу Ханны и направились через рыночную площадь к Восточным воротам Хориниса. По пути Константино раскланивался с многочисленными знакомыми, а Тонак, разинув рот, глазел по сторонам.

Путники вышли за городские ворота, простучали подошвами по подъёмному мосту и, сопровождаемые взглядами скучающих на посту стражников, зашагали по дороге. Скоро мохнатые лапы елей скрыли от них городские стены, над верхушками деревьев проглядывали лишь островерхие кровли оборонительных башен и домов Верхнего квартала. По другую сторону от дороги поднимались уступами поросшие елями скалы.

— Зимой тут волки какого-то бродягу порвали... — оглядевшись по сторонам, припомнил Константино.

— Так то зимой. Сейчас волки смирные, на дорогу не выходят. Да и охотники недавно облаву устраивали. Так что не бойся, почтенный, нынче тут безопасно, — развеял его опасения Тонак.

Константино презрительно передёрнул плечами. Мол, он и не боится вовсе, а про бродягу просто к слову пришлось.

Какое-то время спустя дорога, огибая скалы, завернула налево. По правую сторону от обочины потянулась глубокая пропасть, на дне которой шелестели зелёными кронами дубы и клёны. Начался затяжной подъём в гору. И хоть был он совсем пологий, однако отвыкший за последнее время от дальних походов Константино слегка запыхался.

— Нам сюда, лестница тут, — указал Тонак на неровно вырубленные в камне ступеньки слева от дороги.

Константино прекрасно знал путь и на ферму Акила, и к усадьбе Онара, и даже к затерянной среди лесистых гор Долине Пирамид. Он вообще когда-то исходил всю эту часть острова вдоль и поперёк в поисках трав для алхимических зелий. Но времени с тех пор минуло порядочно, да и рассказывать об этом Тонаку он не счёл нужным, молча направился за крестьянином к лестнице.

Ступени вывели их на небольшое плато, где располагалась ферма. Полей у Акила было два — оба не слишком обширные, но тщательно вычищенные от камней и любовно возделанные. На них он выращивал пшеницу и репу.

На краю пашни возвышался дом, позади которого был устроен загон для овец. Именно туда Тонак и повёл алхимика. Навстречу им вышел сам Акил. Вид он имел донельзя озабоченный.

— Почтенный Константино! Как хорошо, что ты согласился прийти! Идём скорее, моим овечкам совсем худо! — он схватил алхимика за рукав и потащил к загону.

Овцы, которым в это время полагалось бродить по пастбищу и с аппетитом уплетать траву, вместо этого сгрудились у ограды. Большинство из них улеглись на землю, некоторые ещё держались на ногах, но в целом все выглядели довольно жалко.

Константино, тщательно обходя самые большие россыпи овечьего навоза, приблизился к овцам. Осмотрел одно животное, приподнял веко у второго, затем велел Тонаку разжать челюсти третьей овцы и заглянул в рот. За этими манипуляциями с напряжением следили хозяин фермы, его жена Кати и несколько работников.

— Всё ясно, — заключил Константино. — Обычная овечья лихоманка.

— Они не помрут? — уточнил взволнованный Акил.

— Когда-нибудь мы все умрём. Такова воля богов. Однако сегодня твоим овцам я помогу, — ответил алхимик. — Без лечения они действительно могут погибнуть.

Он порылся в своём ящичке, извлёк оттуда склянку с оранжевой жидкостью и протянул хозяину фермы. — Вот, держи. Будешь давать каждой овце по пять капель четыре раза в день. Если начнёшь прямо сейчас, уже завтра утром им станет лучше, а через пару дней они полностью поправятся.

Акил вцепился в склянку, как утопающий хватается за сброшенный с борта судна канат, и рассыпался в благодарностях. Он бережно передал лекарства Тонаку и велел немедленно приступить к лечению. А сам протянул Константино увесистый кошель с монетами. Тот принял его, взвесил на ладони, удовлетворённо хмыкнул и спрятал в мешок.

— Что бы мы делали без твоей помощи! — вздохнул успокоенный Акил, глядя как Тонак, сосредоточенно шевеля губами, отсчитывает по пять капель целебной жидкости, разбавляет их водой и вливает в овечьи рты. — Я уж на всякий случай Рэндольфа к Сагитте послал. Боялся, что тебе недосуг. Так, может, хоть травяная ведьма помогла бы...

— Сагитта? Эта шарлатанка! — едва услышав имя обитавшей в лесной пещере целительницы, скривился Константино. — Даже не думай связываться с этим отродьем Белиара!

— Ну, по правде сказать, охотники говорили, что она при лечении к Аданосу обращается. А прямо возле её пещеры алтарь Инноса стоит, и она ему дары приносит... — попытался заступиться за Сагитту хозяин фермы.

— Какая разница, кому она там молится?! Важнее, что эта невежественная женщина ничего не понимает ни в целительстве, ни в благородном искусстве алхимии! Обращаться к ней могут лишь суеверные неучи. От её так называемого лечения вреда куда больше, чем пользы! — взвился алхимик.

Акил, слегка испуганный такой бурной реакцией, согласно закивал головой.

* * *

— Эй, есть кто дома? — робко подал голос Рэндольф, заглянув в тёмное нутро пещеры, где обитала травяная ведьма.

Посланцу Акила никто не ответил. Он, нерешительно потоптавшись возле входа, вошёл внутрь. Когда глаза привыкли к полумраку, Рэндольф выяснил, что находится в той части подземелья, которая служит Сагитте чем-то вроде прихожей, а заодно и склада. Вдоль стен были сложены тюки сена, вязанки дров, какие-то ящики и бочонки.

Из этого помещения куда-то внутрь горы вёл ещё один узкий проход, за которым зияла совсем уж беспросветная тьма. Пробивавшиеся сквозь древесные кроны лучи вечернего солнца сюда не доставали вовсе.

— Почтенная Сагитта! Ты дома? — вновь позвал молодой крестьянин.

В ответ опять не раздалось ни звука. Лишь показалось, будто из пещеры дохнуло могильным холодом. Рэндольф попятился, невольно схватившись за воткнутую за пояс дубинку. Впрочем, нападать на него никто не спешил, и отступление прошло вполне благополучно.

Оказавшись снаружи, крестьянин присел на камень и сосредоточенно наморщил смуглый лоб, размышляя, что ему делать дальше. Так и не придя к определённому решению, он порылся в поясной сумке и достал бутылку шнапса, которую прикупил по дороге к жилищу ведьмы в таверне «У мёртвой гарпии».

После нескольких глотков Рэндольф расслабился. Оказалось даже, что стоявшая возле пещеры напряжённая тишина вовсе не полная — её разбавляли птичьи голоса, тихий шелест древесных крон, шуршание мясных жуков в палой листве и отдалённое похрюкивание кабаньего стада.

Рэндольф ещё несколько раз приложился к горлышку и вскоре понял, что ничего страшного в окрестностях жилища ведьмы нет вовсе. Да и внутри, наверно, тоже. Он поднялся и, слегка пошатываясь, уверенно направился в пещеру.

Внутри действительно оказалось вполне безопасно, а ещё пусто, тихо и темно. Лишь едва заметно рдели угли в камине, труба которого уходила куда-то вверх сквозь толщу камня. Рядом с очагом Рэндольф нащупал несколько поленьев, бросил на угли и принялся раздувать огонь.

Дрова занялись синеватым пламенем, которое, впрочем, вскоре сменило цвет на обычный рыже-красный. В пещере стало светлее. Рэндольф рассмотрел алхимический стол, пузатые сосуды на котором таинственно мерцали в отблесках очага, уставленный книгами шкаф, развешанные повсюду пучки каких-то растений.

Рядом с камином обнаружилось большое кресло, которое оказалось неожиданно удобным и мягким.

— Подожду немного. Наверно, Сагитта скоро придёт, — решил крестьянин.

Вскоре он почувствовал, что его окутывает дремота. Сопротивляться ей сил не было, и вскоре Рэндольф погрузился в глубокий сон.

Снились ему родные Южные острова, озаряемые горячим солнцем и омываемые ласковыми морскими волнами. На ветру шелестели жёсткие листья пальм, в опутанных лианами зарослях на разные голоса перекликались птицы, пахло водорослями, переспелыми фруктами и цветами.

В отдалении виднелись лёгкие хижины на сваях, от одной из которых отделилась гибкая смуглая фигурка и направилась к Рэндольфу. Он всё никак не мог разобрать, кто это — яркое солнце слепило глаза.

— Эй! — прозвучал над самым ухом мелодичный женский голос. — Ты ещё кто такой?! А ну, просыпайся, наглое животное!

Рэндольф почувствовал, что его немилосердно трясут за плечи, но всё никак не мог вырваться из приятного видения. Лишь пара звонких пощёчин заставила крестьянина разлепить глаза.

Увидев, что Рэндольф проснулся, разбудившая его женщина перестала лупить незваного гостя по щекам и отступила на два шага. Теперь пещеру ярко освещали несколько масляных ламп, и крестьянин смог хорошо рассмотреть хозяйку подземного жилища.

Не юная, но и далеко не старуха. Стройная, движется легко — явно привыкла к труду и долгим переходам по лесу. Взгляд больших глаз не слишком-то приветливый. Рэндольфу их выражение показалось странноватым и чуть пугающим. Ещё удивляли волосы, отдельные пряди которых имели красноватый, местами чуть ли не лиловый оттенок. Окончательно проснувшись, он пробкой вылетел из кресла.

— П-почтенная Сагитта, я Рэндольф. Меня Акил прислал, а тебя не было, и я... вот... — залепетал обычно бойкий на язык южанин.

— Акил? Что у него стряслось? — нахмурилась ведьма.

— Овцы заболели.

— Ну что ж, придётся сходить. Только возьму с собой травы и всё, что нужно для лечения, — устало вздохнула Сагитта. — А ты вот, глотни-ка для бодрости.

Она шагнула к столу, налила из кувшина в кружку какой-то жидкости и подала гостю. А затем извлекла из сумки кусок холодного мяса и ломоть успевшего слегка зачерстветь хлеба. Сама же принялась собирать в сумку пучки трав и склянки с зельями.

Рэндольф с недоверием понюхал напиток — ноздри защекотал аромат лесных трав и мёда. Вкус тоже оказался неплох. Когда крестьянин принялся за мясо и хлеб, то желудок благодарно заурчал, а всё недоверие его обладателя к ведьминому угощению и вовсе развеялось.

* * *

Когда крестьянин и ведьма покинули пещеру, Рэндольф с удивлением увидел, что вечер давно закончился, как и ночь. Корни деревьев и кусты окутывал утренний туман.

— Вот это я вздремнул... — пробормотал он.

— Вечером пришёл? — спросила ведьма.

— Ага. Но тебя всё не было и не было, вот я и заснул.

— Ходила на дальнюю стоянку к охотникам, — пояснила шагавшая рядом с Рэндольфом Сагитта, привычными движениями раздвигая мокрые от росы кусты. — Гримбальда покусала какая-то тварь. Раны рваные, очень неприятные, никак не хотели зарастать, даже после самых сильных зелий. Только под утро стали затягиваться, и бедняга уснул. Теперь с ним всё будет хорошо.

— Кто же его так? — спросил Рэндольф, припомнив жилистого крючконосого охотника, с которым не раз виделся на ферме и в таверне «У мёртвой гарпии».

— Не знаю. Гримбальд не мог ничего рассказать — то впадал в беспамятство, то метался в бреду. Его нашли в таком состоянии неподалёку от лагеря. Гаан осмотрел следы и сказал, что последние сотни шагов бедняга полз, цепляясь за землю, — искоса взглянув на Рэндольфа, пояснила ведьма. — Зубы у этих тварей, судя по краям ран, довольно мелкие. Вероятно, это какие-нибудь ящеры... Эй, ты куда это пялишься? — вдруг возмутилась она, перехватив взгляд своего спутника.

Тот в самом деле то и дело бросал заинтересованные взгляды на бёдра ведьмы, которые на каждом шагу чётко обрисовывало облепившее их мокрое от росы платье.

— Н-никуда, — поспешил он напустить на себя равнодушный вид.

Сагитта усмехнулась, но комментировать неуклюжую ложь Рэндольфа не сочла нужным.

— Здесь надо быть осторожнее. Слева от тропы постоянно бродят полевые хищники, да и волки с кабанами в этих местах не редкость, — предупредила Сагитта.

Она взяла немного правее, к скалам, стараясь не углубляться в лесную чащу. Рэндольфу ничего не оставалось, как идти вслед за ведьмой. Он к её жилищу пробирался прямо сквозь заросли, которые начинаются за фермой Секоба, а этих мест не знал вовсе.

Теперь, когда Сагитта шла впереди, ничто не мешало Рэндольфу любоваться её формами. Это занятие изрядно скрашивало ему путь и помогало не думать об опасностях.

Тропа между тем пошла на подъём, и вскоре путники выбрались на разбитую дорогу. Слева от неё уходил вниз лесистый склон, по которому они только что поднялись. Впереди он превращался в обрыв. Справа тянулась пологая возвышенность, заросшая папоротниками, которая упиралась в скалы.

Сагитта вдруг стремительно обернулась и перехватила взгляд Рэндольфа, который он в очередной раз бросил на её облепленные мокрым платьем бёдра. Вопросительно изогнула бровь, уставившись крестьянину прямо в глаза. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам. Будь кожа Рэндольфа менее смуглой, он бы покраснел.

— Бывал тут когда-нибудь? — как ни в чём не бывало, спросила ведьма.

— Не приходилось.

— Эта дорога ведёт мимо хижины охотников на краю леса прямёхонько к «Мёртвой гарпии». А вот там, — указала она в сторону папоротниковой возвышенности, — река. Она течёт из озера возле монастыря магов Огня, а потом пропадает в какой-то подземной расщелине... Кстати, не хочешь искупаться?

— Искупаться?

— Да. В реке. Это поможет тебе проснуться, а то ты какой-то вялый, — засмеялась ведьма. — Идём! Только осторожнее — у воды полно шныгов.

Они перебрались сквозь заросли папоротников, а затем и в самом деле оказались на берегу реки. Сагитта бережно опустила сумку на землю и пошла к воде, на ходу расшнуровывая лиф платья...